В субботу к нам в Реховот приехал Бенцион Халфон и рассказал, что в деревне полнейший переполох. «Они почти все готовы покинуть мошав и поселиться в городе. Мы посоветовались с работниками отдела устройства и попросили, чтобы кто-нибудь из них присоединился к нам на следующий день, но чтобы у него был список городов, которые мы могли бы предложить на выбор желающим переехать. Мы попросили также, чтобы этого работника снабдили полномочиями для решения тут же на месте всех вопросов, связанных с переездом людей на новое место.
В воскресенье утром мы выехали в Хацав. Мы расположились в конторе и начали вызывать по списку глав всех семейств. Тридцать с лишним семей согласились оставить мошав тотчас же, без всяких жалоб и претензий и получить квартиру в городе. Большинство выразило желание переехать в Реховот.
В ходе бесед с этими людьми нам стало ясно, что мерить всех одной меркой нельзя. Часть из них просто следовала за главарями и теперь, искренне раскаиваясь, выразила готовность остаться в мошаве и вести себя «как положено». Более того, даже некоторые из главарей, и прежде всего семейство Якова Реувена, предстали перед нами за спокойной беседой в совершенно ином свете: это были предприимчивые люди, тертые, правда, но мужественные. Старик, например, так и не явился на вызов. Он послал своих сыновей. Гордость не позволяла прийти на беседу с теми, кто только третьего дня напал на него.
Я подумал: чего мы хотим от этих евреев? Разве они виноваты в том, что в Израиле нельзя достать того и этого, что существует карточная система? Разве они виноваты в следствиях закона спроса и предложения в израильской экономике 1952 года? Разве не соблазняли их спекулянты «черного рынка», используя в корыстных целях их положение? И, наконец, обвинять во всем стрелочника, это проще простого. Мы-то сами где были? Где была наша голова? Почему мы не взяли с них расписок за инвентарь? Сами же создали условия для разбазаривания, а теперь виним во всем их!
Короче говоря, мы дали свое согласие на то, что не все семейства «большинства» обязаны покинуть село.
Мы посоветовались также с Бенционом, и он с товарищами, пожалуй, тоже поняли и согласились.
Из шестидесяти семейств уехало тридцать: те, кто либо не хотел, либо не мог остаться и заниматься сельским хозяйством. Половина семейств решила остаться, среди них и семейство Якова Реувена.
Однако покончить на том дело нельзя было. Мы предложили всем, решившим остаться, расписаться на документе, который тут же набросали и отпечатали во многих экземплярах на машинке. Для этого мы воспользовались фирменными бланками Сохнута, так сказать, для пущей важности. Никакой законной силы документ, не имел.
А вот и сам документ:
В поселенческий отдел Реховот.
Обязательство.
В соответствии с данными вам мною заверениями и на основе договоренности, достигнутой между нами сегодня, я заявляю следующее:
1. Я обязуюсь остаться в Хацаве и честно заниматься сельским хозяйством.
2. Я обязуюсь возделывать свой участок добросовестно и в соответствии с указанием инструкторов поселенческого отдела Сохнута.
3. Я обязуюсь выполнять все указания избранного совета и прочих органов села во всем, что касается их деятельности в селе.
4. Я обязуюсь платить налоги в срок и участвовать в охране села по указаниям комитета.
5. Я обязуюсь сбывать свою продукцию в соответствии с указаниями уполномоченных Сохнута и правительства.
6. Я обязуюсь беречь скот и сельскохозяйственный инвентарь, обеспечить им надлежащий уход в соответствии с указанием инструкторов поселенческого отдела Сохнута.
7. Если я нарушу вышеуказанные обязательства, обязуюсь покинуть мошав.
Число….Роспись жителя мошава Хацав….
Мы разъяснили на элементарном иврите содержание документа всем жителям, затем попросили их расписаться, обставив эту церемонию со всей возможной торжественностью.
Несколько дней спустя я вернулся в Иерусалим. Рука у меня все еще была перевязана.
Вскоре после этой истории в Сохнуте был создан специальный отдел «договоров и гарантий», который вплотную занялся делами поселенцев, взяв с них ретроактивно расписки за каждую полученную от Сохнута мелочь. Мало-помалу «балаган» приводили в порядок.
А Хацав? Неужели в Хацаве все сразу устроилось наилучшим образом? Увы, нет! Как и все новые мошавы, Хацав пережил еще не один кризис. Его тоже не обошли стороной болезни роста и трудности приспособления. Но несмотря на эти неизбежные муки, молодой Хацав пустил крепкие корни, и вот он здравствует и процветает.
Сегодня Бенцион Халфон — один из руководителей мошавного движения в стране и заместитель министра сельского хозяйства. То ли ему еще предстоит! Яков Реувен принялся за дело, его хозяйство расцвело, и умер он в глубокой старости и в полном достатке. И его сын Израиль, тот самый, который так ловко всадил тогда вилы в мою руку, теперь один из лучших футболистов районной команды «Гапоэл».
Глава 8. ПОТОМКИ МОРЕХОДОВ ЦАРЯ СОЛОМОНА
Кочинские евреи верят, что они потомки мореходов, посланных царем Соломоном на поиски сокровищ Офира, тождественного по их преданиям с Индией. Здесь в Кочине те древние мореходы пристали к берегу и построили торговый центр. Потом они стали жениться на красивых местных женщинах и создали, таким образом, эту своеобразную еврейскую общину.
Так ли это или не так, но факт остается фактом, и вот уже сотни лет на южной оконечности Индийского полуострова существует еврейская община, насчитывающая несколько тысяч человек. Кочинские евреи находятся, видимо, в близком родстве с йеменскими евреями на арабском полуострове. Когда в Индию лет четыреста назад впервые прибыли португальцы, основавшие там колонии и фактории, они уже застали в Кочине евреев.
Кочинские евреи не отличаются от местных жителей ни цветом кожи, ни языком. Они такие же смуглые и говорят на том же звучном языке малаяли. Подобно всем евреям в странах рассеяния, они тоже занимались торговлей, посредничеством, ремеслами, разного рода службой. Каким образом эти несколько тысяч евреев, веками оторванных от религиозных и культурных еврейских центров, сумели остаться евреями среди моря племен и народов, населяющих эту часть Индии, действительно загадка. Вернее, еще одно чудо неистребимости еврейского народа.
Кочинские евреи молились на древнееврейском языке единому богу, создавшему небеса и землю. Только очень немногие понимали слова молитв, но все соблюдали основные обряды: обрезание, бар-мицву, обряд вступления в брак и обряд похорон. Индийское окружение повлияло, конечно, на церемониал, но праздники остались еврейскими. Кочинские евреи не дали миру великих мудрецов и учителей, но в их молитвенниках имеется множество чрезвычайно задушевных и поэтических стихов, полных тоски по Сиону.
Двадцать пять лет назад до кочинских евреев дошли первые вести о сионизме. Они слышали, что евреи со всех концов земли возвращаются в Иерусалим, восстанавливают его крепостные стены и руины. В Кочин прибыли сионистские деятели и посеяли новые зерна в истосковавшуюся по ним мессианскую почву кочинских евреев. Дети кочинских евреев стали носить новые имена: Герцль, Вейцман, Вольфсон. Девушек стали называть: Циона, Тиква, Геула.
После провозглашения независимости Израиля, усилилось беспокойство среди кочинских евреев: слышны уже колокольчики Мешиаха, до каких же пор будут медлить они сами? Потом прибыли представители Сохнута и начали звать в Израиль. Многие продали свое имущество и сидели уже на чемоданах.
В начале пятидесятых годов в страну прибыли первые евреи из Кочина. Среди них были и юноши, которые тут же устроились в кибуцах в рамках «Алият ноар». Большинство кочинских евреев хотели последовать за пионерами. Они только ждали знака. Но вот на них обрушилась беда, о которой в Священном писании, увы, ничего не написано.
В медицинских учреждениях Израиля распространилось вдруг мнение, что у кочинских евреев существуют серьезные болезни, неизвестные в Израиле: филариазис и элефантиазис, которыми часто болеет население южной части Индии. Как пояснили мне врачи, филариазис — это болезнь, в ходе которой в кровеносные сосуды попадают микроскопические черви, гнездящиеся в красных тельцах крови, и вызывают сильное ослабление всего организма. Элефантиазис же, так называемая «слоновая болезнь», поражает лимфатические железы, а в результате пораженные части тела — нога, рука, грудь — увеличиваются до гигантских размеров.
Эти две болезни — следствие антисанитарных условий и недостаточного питания, которыми страдают народы Дальнего Востока. Не миновали они и евреев Кочина.
Органы здравоохранения задержали иммиграцию кочинских евреев. Дело приняло скандальный характер. На место были посланы медицинские делегации, высказавшие разные мнения. Однако, в 1954 году, все единогласно решили, что нельзя помешать приезду целой еврейской общины только потому, что кто-то из них болен.
— Что же это такое? — спрашивали многие. — Да если пойти таким путем, то конца краю не будет!
Решили, что в интересах самих кочинцев, а также в интересах израильского населения, будет лучше, если первые группы кочинских евреев поселятся в селах, где будет легче следить за больными и лечить их.
Именно в тот год я вернулся с учебы из Англии и прямо жаждал деятельности. Я стоял в нерешительности: продолжать ли мне работать в штабе, то есть в руководстве поселенческого отдела, где я уже проработал четыре года, или отправиться в деревню и возделывать землю. Мне очень не хватало непосредственного соприкосновения с новыми иммигрантами, с их буднями и трудностями. Правда, я и до этого разъезжал по новым селам и проводил с иммигрантами дни и ночи, но все равно меня не покидало чувство, что я все еще недостаточно знаю свой народ и что я должен пожить с ними и их инструкторами на селе.
Тогда же со всей остротой встал вопрос о сельскохозяйственных инструкторах. Инструкторов старшего поколения становилось все меньше и меньше. Этим людям было уже за шестьдесят, они до конца исчерпали свои силы и энергию в тяжелом труде за плугом в кибуцах и мошавах. Те дополнительные три-четыре года, которые они проработали инструкторами в новых селах — с