Субботним вечером они с Люком пошли в кино. Перед фильмом показывали выпуск кинохроники: немецкие кадры с самоуверенным Гитлером и наглым Герингом. Французский голос за кадром убеждал зрителей, что хвастливые заявления немцев – блеф. Их продвижение застопорилось. Немцам никогда не взять Париж и не завоевать Францию.
В воскресенье Адель пошла в церковь, оставив детей на попечение Люка. Он выразил недовольство, но она не дрогнула.
– Я редко тебя прошу побыть с ними. Думаю, за час с тобой ничего не случится.
– А я думал, ты всерьез намерена принять иудаизм, – сказал Люк, удивленный ее желанием.
– Сейчас я хочу сходить в Нотр-Дам.
– В Нотр-Дам? Зачем?
– Потому что там очень красиво, – лаконично ответила Адель.
Она поставила свечку за себя и детей, потом опустилась на колени и долго молилась. Вряд ли это было настоящей молитвой. Скорее, молчаливым и решительным укреплением воли к самостоятельным поступкам.
Наступил понедельник, 10 июня. Солнце жарило с раннего утра. Париж совсем затих. Впервые за все время Адели стало страшно. Впервые она допустила мысль, что реальное положение вещей отличается от бодрых заявлений газет, радио и самих парижан. Хотя более половины магазинов и контор открылись, как обычно, повсюду ощущалась апатия, к которой примешивалось чувство невыразимой тоски и близких слез. Люди продолжали покидать город. Они спешно грузили в машины самое необходимое, торопливо обнимались и целовались с теми, кто оставался, потом уезжали. Однако выпуски радионовостей по-прежнему звучали уверенно и оптимистично. Французская линия обороны крепка. Парижу ничего не угрожает. Такие же заверения она слышала вчера. И на прошлой неделе.
Но у Адели не было времени ни на страх, ни на раздумья. Ей нужно было успеть сделать очень многое.
Усадив детей в коляску, она с утра поспешила в банк и сняла со своего личного счета почти все имевшиеся там деньги. Очередь была длинная, и Адель провела в ней около часа. Лукас раскапризничался. Он громко плакал, но Адель не пыталась его утихомирить, надеясь, что с двумя детьми ее пропустят вперед. Никто и не подумал уступить ей свое место в очереди. Чтобы не вызывать подозрений, она оставила на счету какую-то ничтожную сумму. Выданных ей денег было не слишком много – несколько сот франков. Ее случайные заработки за последние два с лишним года. Но этого ей вполне хватит. Должно хватить.
Старенький «ситроен» Люка, въехав боковыми колесами на тротуар, стоял почти у самой двери. Машиной он пользовался лишь по воскресеньям, и то не всегда. Вчера, после ланча, она предложила Люку прокатиться.
Он пытался ее отговорить, ссылаясь на жару, но Адель, как и в случае с Нотр-Дам, проявила упорство.
– Устроим детям небольшой праздник. Они ведь сегодня не гуляли. Ехать сейчас – одно удовольствие. Дороги свободные. Покатаемся, заедем в какой-нибудь парк. Всего на пару часов. Ну пожалуйста, Люк.
На самом деле ей нужно было убедиться, что машина в порядке и заводится без капризов. На обратном пути Адель сказала, что хотела бы сама повести машину.
– Я уже и не помню, когда в последний раз сидела за рулем. Так и разучиться недолго.
Люк улыбнулся и отдал ей ключи:
– А ведь ты когда-то так лихо водила машину.
– Было дело.
Когда они подъехали к дому, Адель, словно по рассеянности, положила ключи в свою сумочку. Люк думал о чем-то своем и этого не заметил.
Оставалось лишь надеяться, что завтра с утра машина ему не понадобится.
Вернувшись из банка, Адель зашла к мадам Андре.
– Мадам, мне нужна ваша помощь. Вы не посидите с детьми пару часов?
– Конечно посижу. Мадемуазель, у вас что-то случилось?
– Нет. Просто мне нужно кое-что сделать, а дети отвлекают. А тут еще эта несносная жара.
– Я слышала, англичане высадили во Франции еще десять дивизий.
– Как здорово! Замечательная новость.
Тот день был изобильным на подобные слухи. Говорили, будто американцы объявили Германии войну. Говорили, что французские войска заманили немцев в ловушку и уничтожили три танковые дивизии. Говорили даже, что немецкая армия отступает. А по радио продолжали звучать бодрые голоса членов правительства, перечислявших французские победы. Все это по-прежнему поддерживало в парижанах уверенность, что Парижу ничего не угрожает.
У Люка был приятель по имени Анри Тьерри – журналист из «Фигаро». В полдень он заглянул к Люку в издательство, чтобы обсудить возникшую у него идею книги.
– Буду искать себе новую работу, – беззаботно объявил Анри. – Прощаюсь с журналистикой. Надолго ли, пока не знаю.
– А что случилось? Тебя уволили?
– Нет, Люк. Тут новости посерьезнее будут. Утром нас собрали в Часовой комнате на Ке д’Орсэ [62] и объявили: с завтрашнего дня в Париже не выйдет ни одна газета.
– Как все это понимать? – спросил Люк.
– Думаю, мы-то с тобой знаем. Было сделано неофициальное заявление о том, что правительство переезжает в Тур. Но я опоздал и своими ушами не слышал. Я этому не верю. Они не сделали бы этого без официального заявления.
– Его могут передать и задним числом.
– Естественно. – Анри Тьерри улыбнулся Люку. – Чего ты так волнуешься? Слухов сейчас в избытке. Знаешь, я где-то даже рад. Теперь спокойно займусь своей книгой.
– Надеюсь, – машинально ответил Люк, думая о своем.
На душе у него было очень тревожно.
Кое-как ему удалось выдержать болтовню Тьерри. Когда тот ушел, Люк посмотрел на часы. Час дня. Слухи или не слухи, но опасность витала в воздухе. Какая тут работа? Может, отправиться домой? Если Адель уже знает, ей сейчас крайне не по себе. Но чем он ей поможет? Будет твердить успокоительные слова, в которые сам не верит? Ее все равно уже не отправишь в Англию. И потом, с чего он взял, что она знает? Новости из Министерства иностранных дел не разлетаются по рынкам и магазинам, куда она обычно ходит. И тем не менее…
Дверь кабинета приоткрылась. На сей раз это был Ги Константен.
– Ты не занят? Мне нужно кое-что с тобой обсудить. Зайди ко мне, когда освободишься.
– Хорошо.
Адель прикинула время. У нее в запасе – около восьми часов. Возможно, больше. Люк сказал, что может задержаться. Теперь она знала где и с кем. Что ж, пусть наслаждается. Сегодня она не возражала, чтобы он вернулся как можно позже. Но даже если такого не случится, до семи вечера время принадлежит ей.
Машину она передвинула как можно ближе к дому, после чего поднялась в квартиру, достала чемодан и наполнила его детской одеждой, салфетками, несколькими мягкими игрушками, парой одеял и старым матрасом. Матрас можно постелить на пол машины. Лукас будет на нем спать. К тому же матрас поможет заглушить шум и дребезжание старого «ситроена».
Во второй чемодан Адель сложила еду. В основном консервы, включая и сгущенное молоко. Вспомнив про консервный нож, положила и его. Что взять еще? Несколько бутылок минеральной воды и соков. Слава богу, Лукас достаточно подрос и теперь может есть обычную пищу. Адель уже собиралась защелкнуть чемодан, когда увидела в шкафу две бутылки вина, задвинутые подальше. Это было очень хорошее, тонкое и дорогое вино «Шато Лафит-Ротшильд» – гордость Люка. Вино подарил ему один благодарный писатель более года назад. Пожалуй, в дороге эти бутылки не будут лишними. Переложив вино в чемодан, она запихнула туда портативную газовую плитку, несколько коробков спичек и защелкнула замки.
Чемоданы заняли практически весь багажник «ситроена». Адель сходила на базар и купила три свежих багета. Покупать больше не имело смысла: на жаре багеты мгновенно превратятся в камень. Подумав, она взяла еще твердого сыра и немного фруктов.
На обратном пути она зашла в магазин и купила пять блоков «Голуаз» и несколько коробков спичек. Все это Адель сложила в корзинку для пикника, завернув в бумажные салфетки самую необходимую посуду. Корзинку она поставила на переднее сиденье.
Оставался самый трудный этап.
– Люк? Это Анри Монне. Как поживаешь?
– Благодарю, отлично. Немного обеспокоен. Но в этом я не оригинален.
Монне тоже был его другом. Известный писатель, специализирующийся на биографиях.
– Да. Повод есть. Я звоню, чтобы поблагодарить тебя за присланные эскизы обложки. Очень милые. Мне особенно понравился тот, где версальский Зеркальный зал. Просто прелесть.
– Рад слышать. Мне этот эскиз тоже очень нравится.
– Хочу тебе сказать, до меня дошел весьма тревожный слух.
– И какой же?
– Да про Андре Моруа. Слышал такое имя?
– А как же. Слышал.
Моруа сочетал армейскую службу в чине капитана с писательской деятельностью. Недавно он получил приказ отправиться в Америку с циклом лекций пропагандистского характера.
– Так вот. Утром ему позвонил один из министров и посоветовал, чтобы он отправил свою жену на юг.
– Черт побери!
– Да. Новость не из приятных. Я ее услышал от журналистов. Решил позвонить: вдруг ты тоже что-то знаешь из своих источников.
– Кое-что знаю. Начиная с завтрашнего дня в Париже прекращается выпуск всех газет.
– Это я тоже слышал. Неудивительно, что все парижское бюро «Дейли мейл» переезжает в Тур. Будут пытаться выпускать газету там.
– Удачный выбор места, скажу тебе. Журналистам в неофициальном порядке сообщили, что нынешним вечером весь кабинет министров перебирается в Тур.
– Боже милостивый.
– Вот-вот. А выпуски новостей по радио слышал?
– Естественно. Обычная успокоительная трескотня. Знаешь, Люк, я и сам склоняюсь к мысли дать деру из Парижа. Но только куда? И зачем?
– Вот-вот, – повторил Люк. – Не пропадай, Анри. Если я что-то узнаю, обязательно тебе позвоню.
– Ты пока будешь на работе?
– Скорее всего, да. Здесь легче что-то узнать. Но сегодня засиживаться не буду. Адель, наверное, уже нервничает.