– А представь, что дома догадались. Они ведь могли помчаться сюда. Если поезд простоит еще…
– Иззи, не говори глупостей. Ну как они догадаются? Ты же не оставила записки. Сейчас они ломают голову над тем, куда мы могли исчезнуть. Но даже если они и догадаются, то им так быстро до вокзала не добраться. Перестань волноваться и лучше почитай мне вечернюю газету.
– Хорошо.
– Едем на вокзал! – Бой вскочил в свою машину, завел мотор. Адель села рядом с ним, Селия и Себастьян – сзади. – Когда отходит поезд?
– В семь.
– Мы не успеем. Туда ехать не менее десяти минут. Сейчас без пяти семь.
– Стоит попытаться. Это лучше, чем толкаться здесь.
– Хорошо, – пожал плечами Бой. – Поехали.
– Но я могу и ошибаться, – предупредила его Адель.
– Что касается интуиции, вы с сестрой редко ошибаетесь. В этом я убедился на собственном опыте.
– К тому же я неплохо умею задумывать и проворачивать побег из дома, – тихо добавила Адель.
Джордж Райли, старший проводник ночного шотландского экспресса, проглотил уже третью по счету таблетку «Ренни». Он встал, но тут же с громким стоном снова плюхнулся на стул.
– Черт бы подрал мой желудок.
– Что, Джордж, так прихватило?
– Хуже не бывает. Говорила мне жена, чтобы я не притрагивался к пирогу. Моя язва не любит пироги. Я был зверски голоден, а этот чертов пирог выглядел так соблазнительно… Вот я и дал слабину. Ой, опять! Простите.
Он понесся в туалет. Начальник вокзала и его заместитель переглянулись.
– Похоже, Джордж вышел из строя, – сказал начальник. – Придется искать ему замену. В таком состоянии я не могу его отпустить. Тем более что экспресс идет без остановок до самой Шотландии.
– Простите, что-нибудь прояснилось с проводником?
– Да, мисс. Придется искать ему замену. Похоже, наш мистер Райли всерьез заболел.
– Боже мой. И когда же наш поезд все-таки тронется?
– Через десять минут, мисс.
– Но десять минут назад вы говорили то же самое.
– Извините, мисс. Бывают непредвиденные обстоятельства.
– Благодарю.
Иззи села. Ей было дурно. Хитроумный замысел и веселое приключение вдруг предстали перед ней совсем в другом свете. Дурацкая затея, на которую она подбила Кита. Как теперь все это расхлебывать?
– Перестань волноваться, – сказал Кит. – Я же тебе говорил: они ни за что не догадаются. Им это не по силам.
– А чертовски забавное сегодня сборище, – сказал Генри Уорвик. – Намного интереснее, чем все эти чинные торжества. Ру, давай попросим официантку принести нам еще шампанского.
– Не откажусь. Где наша мамочка?
– Разговаривает с Барти. Наверное, о детях. По-моему, женщины в этой семье только о детях и думают.
– Барти тоже обзавелась ребеночком на старости лет. Я их никого сегодня не узнаю. И что с ними со всеми случилось?
– Шестая платформа, сэр. Вам повезло, что поезд задержали. А иначе…
– Благодарю. Мы сами никуда не едем. Просто нужно повидать кое-кого из пассажиров.
– Тогда необходимо приобрести перронные билеты.
Бой порылся в кармане и достал пять фунтов.
– Этого хватит?
Контролер посмотрел на Боя со всей гордостью и достоинством, присущими его профессии.
– Боюсь, что нет, сэр. Перронный билет стоит один пенс. Автомат по продаже вон там. Бросаете в щель монету и нажимаете рычаг.
– Черт побери, – поморщился Бой. – Себастьян, у вас найдутся монетки?
– Наконец-то. Вот и машинист пошел вместе с помощником. Это значит… Опять наш носильщик… Ну как, нашли замену проводнику?
– Да, мисс. Еще пара минут – и вы поедете.
– Скорее бы. Кит, я выйду в коридор, ноги разомну. А то мне что-то…
– Привет, Кит. Привет, Иззи, – это был Бой.
– Привет, – едва слышно ответила Иззи.
– Себастьян! Они здесь. Ребята, думаю, вам сейчас лучше всего тихо сойти.
– Мы никуда отсюда не пойдем. Правда, Кит?
– Нет. Никуда. И ты нас не заставишь.
– Кит…
– Себастьян, это некрасиво. Мы с Иззи любим друг друга. Мы хотим пожениться и потому собрались поехать в Шотландию. Если вы помешаете нам сейчас, мы сделаем это в другой раз. Так что лучше…
– Кит, дружище. Кит, послушай меня. – Себастьян сел рядом с ним и обнял его за плечи.
Кит сбросил его руку:
– Я не нуждаюсь в вашей опеке.
– Кит, я прошу тебя сойти с поезда. И тебя, Иззи. Пожалуйста, сделайте это быстро и тихо, иначе здесь поднимется ненужный шум. Учтите, мы все рассказали начальнику вокзала, и он не позволит вам уехать.
– А какого черта он смеет нам мешать?! – не выдержал Кит. – Мы не делаем ничего противозаконного.
– Кит, я еще раз прошу тебя сойти с поезда.
– Нет.
В купе установилась гнетущая тишина.
– Кит, – снова заговорил Себастьян, – я должен тебе кое о чем рассказать. Нечто такое, что… изменит некоторые твои представления. Наверное, нам нужно было это сделать давным-давно.
– Кому это нам?
– Твоей матери и мне.
Кит замер. Ему показалось, будто у него в голове вспыхнул ярчайший белый свет. Несколько разрозненных воспоминаний из прошлого вдруг соединились в одну цепочку. Кит вспомнил слова ММ, сказанные почти три года назад: «Твой отец должен быть очень рад за тебя. И Оливер тоже»… Потом Нони, тогда еще маленькая, рассматривая старые фотографии Себастьяна, сказала, что он «выглядит совсем как Кит»… Минувшее Рождество, игра в «запоминалки» и голос Гордона Робинсона: «У вас троих совершенно одинаковые мозги».
Теперь понятно, почему Себастьян с такой решимостью собирался увезти Иззи в Америку. Все это сейчас обрело смысл. Совершенный и в то же время гадкий и отвратительный.
Кит встал:
– Выходим из поезда. Пошли, Иззи. Кажется, мы уже никуда не едем.
Глава 50
Иззи Кит не сказал ни слова. Это было самым мужественным поступком, давшимся ему очень тяжело. Однако он чувствовал: ей нельзя говорить. Может быть, потом, когда она станет старше, но не сейчас. В свои шестнадцать она все еще оставалась ребенком, очень невинным ребенком. Поступок Кита был мерой его любви к Иззи.
Куда проще было бы все ей рассказать. Поведать эту отвратительную правду, свалив всю вину на взрослых. Может, так было бы честнее, чем вначале притворяться, будто он согласен ждать, а потом продолжать это вранье: дескать, я серьезно подумал и решил, что вопрос нашей женитьбы стоит отложить на длительное время. Это больно, очень больно ударило по ней, но его вранье хотя бы сохранило ее невинность и ее веру в людей.
Кит это сделал по собственной инициативе.
Селия и Себастьян – его настоящий отец – сказали, что он волен поступать так, как сочтет нужным. Единственной их просьбой было прекращение отношений с Иззи.
Случившееся так потрясло и разозлило Кита, что поначалу он не желал говорить ни с Себастьяном, ни с Селией. Лишь спросил, может ли он поехать в Эшингем и некоторое время пожить у бабушки на ферме.
Все это было ужасно, но его ужас имел особое свойство. Кит не представлял, как окажется в Эшингеме без Иззи, без ее внимания и предусмотрительности, без ее милого, нежного голоса, без ее умения словами показать ему окружающий мир. Теперь она уже не возьмет его за руку, и он не услышат ни ее веселого хихиканья, ни ее чинных, скучноватых шуток. Киту было даже страшно думать об этом.
Ему пришлось вновь познать одиночество и оторванность от мира. Он целыми днями угрюмо сидел на террасе, пререкался с Билли Миллером, дерзил своему дяде Джеймсу… Да и его ли это дядя? Как все сразу изменилось. Работать Кит не мог. Он вообще ничего не мог делать. И не хотел.
Ну как они могли так поступить? Как могла его умная, красивая мать так беззастенчиво обманывать отца… точнее, Оливера? Как у нее хватало сил на многолетний обман? Как вообще она могла жить в этом продолжающемся вранье? Все считали, что он сын Оливера, а она молчала. Как могла она обманывать остальных своих детей и всех родственников? Они-то думали, что Кит – их младший брат, полноправный Литтон. И как мог Себастьян – его отец – позволять этот гнусный спектакль? Это был не только обман. Получается, Себастьян отказывался от своего сына.
И все это ради чего? Ради пресловутого «соблюдения правил игры»? Ради собственной безопасности? Ради сохранения статус-кво, семьи, имени? Тогда он был бы не Литтоном, а Бруком. Даже не Бруком. Таких, как он, зовут бастардами, незаконнорожденными. Для таких, как он, люди придумали много отвратительных, оскорбительных выражений: «принесенный в подоле», «рожденный вне брака», «дитя греха».
Как же это все невыносимо!
Тот страшный вечер он старался не вспоминать. Они сидели на заднем сиденье машины. Иззи цеплялась за его руку и плакала. Себастьян и Бой молчали.
Селия и Адель, взяв такси, поехали на Чейни-уок. Торжество спешно свернули. Ошеломленные официантки убирали несъеденное угощение и невыпитое шампанское. Младшие дети капризничали, не желая уезжать, а те, кто постарше, понимали, что торжество отменили не просто так, и пытались понять причину.
Ру и Генри Уорвики, прильнув ушами к двери родительской спальни, слышали разговор, который ничего не прояснил в их головах, а лишь еще больше сбил с толку…
– Теперь все встает на свои места, – сказала их мать. – По крайней мере, очень многое. Бедный, бедный Кит.
– И бедная Иззи.
– И бедный мой папочка. За него я беспокоюсь больше всего. Если все это правда… Мой бедный дорогой папочка.
Потом мальчишки услышали голос их отца:
– Я думаю, дорогая, Оливер гораздо крепче, чем тебе кажется.
Больше они ничего не услышали.
На следующий день к ним заехала Адель, и между сестрами состоялся разговор, который понимали только они сами. Генри и Ру подслушали и его, но для них он был полной абракадаброй.