– Конечно знаю, – сказал Себастьян.
Его не переставало изумлять невежество близняшек относительно почти всего, что не имело к ним прямого отношения. А ведь сестры были очень умными, но их острые маленькие мозги не получили должного развития. В этом они напоминали породистых, но совершенно недрессированных собак, растущих ленивыми и бесполезными.
– Да, вы же интересуетесь такими вещами. Если честно, все это перевооружение Германии… оно пугает. Но наша мамочка утверждает, будто это всего лишь часть плана Гитлера, желающего сделать Германию сильной и могущественной, чтобы…
– Можешь не продолжать, – сухо прервал ее Себастьян. – Мне известны взгляды вашей матери на этот счет. Полагаю, Люк их не разделяет.
– Нет, – вздохнула Адель. – Боюсь, что он изменил свое прежнее мнение о нашей маме. Мне самой довольно противны люди, которыми она так восторгается… Слушайте, а правда странно, что от Барти до сих пор не пришло ответа на телеграммы. Но почему? Она ведь просто обожает папу. Когда он вернулся с войны, мы даже ревновали его к ней, потому что она была ему ближе, чем мы. Она ему читала, играла на пианино.
– А вдруг она до сих пор не знает?
– Как такое может быть? Джайлз послал ей целых две телеграммы: одну в издательство, другую – туда, где она живет. Неужели обе телеграммы затерялись? Не понимаю, почему она молчит.
– Ей кто-нибудь пытался позвонить?
– Позвонить?.. Об этом я как-то не подумала. Наверное, нужно было попробовать ей позвонить. Вчера вообще был не день, а сплошной кошмар. Ни у кого голова не работала так, как надо. Бедняга Джайлз, он сильно переживает. Ведь инсульт у папы случился в самый разгар бурного разговора Джайлза с родителями. Думаю, мне нужно заказать разговор с Барти.
– Это здравая мысль. Если хочешь, я могу сам заказать. Кстати, она до сих пор встречается с пасынком Роберта – с Эллиоттом?
– Наверное. В письмах Барти обходит эту тему. Только написала, что познакомилась с ним и что он вовсе не так уж плох, как все думают. Мод вообще перестала с ней разговаривать. По-моему, это уже слишком, но вполне в духе Мод. Получается довольно романтическая история.
– Это так непохоже на Барти. Близкое знакомство с богачом чаще всего плохо кончается, – сказал Себастьян.
– Я тоже не верю, что Барти могла клюнуть на богатство. Сдается мне, Мод просто устроила бурю в стакане воды. Но я очень хочу, чтобы Барти поскорее откликнулась. Ее молчание более чем странно.
Селия возобновила свое бдение у постели мужа. Усталости она не ощущала. Этого ей не позволяли чувства, владевшие ею сейчас. Никогда еще она не ощущала себя такой виноватой и никогда еще ей не было так страшно.
Никто, ни одна живая душа не знала, что после того, как «скорая» увезла Оливера, Селия поспешила в его кабинет и увидела на письменном столе… свою папку, где хранила все материалы будущей книги о Геринге: предварительные заметки, идеи, уже готовое вступление, в котором восхвалялись достижения Третьего рейха и его вождей. В этой же папке лежал листок с расписанием встреч, приуроченных к ее поездке в Берлин. Селия допускала вероятность беседы с самим герром Гитлером.
Теперь злополучная папка снова лежала в ее кабинете, запертая в небольшом сейфе, где хранились особо ценные документы. Понятно, что выпуск книги откладывался на неопределенное время.
Селия знала: сердечный приступ Оливера спровоцировал не сердитый разговор с Джайлзом, а содержимое папки, найденной им в письменном столе жены.
Барти проснулась очень рано. Утро предвещало чудесный день. Пока же солнце лишь поднималось над морем, имевшим цвет разбавленного молока. Воздух был теплым и туманным.
Она выскользнула из постели, накинула халат и на цыпочках спустилась вниз. В доме все спали. Часы показывали половину шестого. Даже слуги Лоренса не вставали в такую рань.
Барти прошла на кухню и поставила чайник. В своих привычках она по-прежнему оставалась англичанкой до мозга костей и любила начинать день с чашки чая. Из кухни дверь вела на открытую веранду. Барти прошла туда, села в плетеное кресло и стала глядеть на море. Как и большинство домов Саутгемптона, дом Лоренса заметно возвышался над береговой линией. Сад находился на одном уровне с верхушками дюн. С веранды, окаймлявшей дом с трех сторон, открывался замечательный вид. Стены нижнего этажа были отделаны серым камнем. Лоренс с гордостью пояснил, что это уилтширский камень, доставленный по его заказу из Англии. Второй этаж был облицован плитками сланца. Стены почти целиком обвивала глициния и вирджинский дикий виноград, создавая красивые цветовые пятна на сером фоне. Большинство окон тянулись от пола до потолка. Все полы в доме были бледно-серого цвета, отчего пространство казалось наполненным солнечным светом. Это ощущение сохранялось даже в пасмурные дни.
– Я сказал архитектору, что хочу привнести в дом ощущение берега, – рассказывал ей Лоренс. – По-моему, мы с ним хорошо поняли друг друга.
Лоренс признался ей, что, сложись его жизнь по-другому, он бы и сам стал архитектором.
Сзади к дому примыкал сад. Простые лужайки, деревья, теннисный корт. Плавательного бассейна не было.
– Не понимаю, почему людей тянет плавать в бассейне, когда у них под боком океан. Мне не захотелось уродовать сад бассейном.
Но больше всего Барти завораживала морская даль с удивительным сочетанием голубых, синих, серых и зеленых тонов. Море постоянно меняло свои краски и было видно почти из всех комнат. Пересечение Атлантики, ее первое настоящее знакомство с морем в немалой степени способствовали тому, что Барти полюбила Нью-Йорк. И какое знаменательное совпадение: в любимом доме Лоренса море занимало очень важное место. Барти радостно вздохнула и подставила лицо приятно согревающим лучам солнца. Она знала: они проведут здесь замечательный уик-энд. Замечательный во всех отношениях.
– Возвращаешься в больницу? – спросил Бой Венецию, появившуюся в дверях столовой. – Мне поехать с тобой? Кит уже уехал. Я отправил его в машине. Бедный малыш, он так сильно переживает. Похоже, ночью глаз не сомкнул.
– Бедный Кит. Вряд ли тебе стоит ехать со мной. Побудь лучше с детьми. Генри и Ру тоже расстроены. Я им сказала, что дедушка заболел.
– Тогда я останусь.
Венеция пристально поглядела на мужа:
– Бой.
– Да?
– Я тут думала… Как по-твоему, эта девушка…
– Какая девушка?
– Абби Кларенс, подруга Барти.
– И что ты о ней думала?
– Как по-твоему, стоит ей доверить обучение Генри игре на рояле?
– Нет, – ровным тоном ответил Бой. – Мне она вообще не понравилась.
– Ты серьезно? А почему? Мне так она понравилась.
– По-моему, весьма нервная особа.
– Нервная? Откуда ты это знаешь?
– Я не сказал, что знаю. Просто она производит впечатление нервного человека.
– В каком смысле?
– Венеция, ну что ты меня донимаешь расспросами? Это чисто интуитивное ощущение. Я не могу сказать, почему оно такое. Но я бы не хотел, чтобы она учила Генри.
– Бой…
– Послушай, Венеция, ты спросила, что́ я думаю по поводу этой девушки. Я тебе ответил. Неужели мы целое утро будем обсуждать, почему я почувствовал так, а не по-другому?
Тон Боя был непривычно раздраженным. Разумеется, они сейчас все устали, однако…
– Нет, – торопливо ответила Венеция. – Конечно. Теперь я знаю твое мнение. Вопрос решен… Мне пора. Если будут новости, я позвоню.
– Обязательно позвони.
Возможно, ей просто показалось и странное чувство, возникшее у нее, когда Бой вошел в гостиную и увидел Абигейл Кларенс, было вызвано не подругой Барти, а предчувствием беды, случившейся с отцом. Но чувство было очень сильным. Потом известие об инсульте отца, погасившее и это чувство, и все остальные. Возможно, это было всего-навсего реакцией Боя, увидевшего привлекательную женщину. Абигейл, несомненно, привлекательна. Во многом она похожа на Барти. Конечно, так оно и было. И чего забивать голову пустяками сейчас, когда отец до сих пор не приходит в сознание?
И все-таки… Пожалуй, стоит поговорить с Аделью. Обрисовать ей свои ощущения, какими бы странными они ни были. Это поможет. Это всегда помогало.
Приехав в больницу, Венеция увидела в приемной Кита и Джайлза. Джайлз обнимал плачущего брата за плечи.
– Это так ужасно, – всхлипывал Кит. – Я папу таким еще не видел. У него такой вид, словно его уже здесь нет.
– Что значит «уже»? – осторожно спросила Венеция.
– Он как будто ушел. Покинул нас, хотя он жив и лежит в палате. Мне показалось, он на пути… в небытие.
Венеция села по другую сторону и обняла младшего брата:
– Кит, не надо так волноваться. Ты сам себя накручиваешь. С папой все будет хорошо. Он…
– Ему снова делали анализы, – шмыгая носом, сообщил Кит. – Врачи сами обеспокоены. Правда, Джайлз?
– Дружище, врачи всегда чем-то обеспокоены. Это у них профессиональное.
Венеция подумала, что Джайлз выглядит хуже всех.
– Да, ему делают анализы. Но это еще не значит…
– Даже мама плакала, – сказал Кит. – Она изо всех сил старалась, чтобы я не заметил. Но я заметил. Вид у нее был испуганный. Я еще никогда не видел маму испуганной.
– И мы тоже, – тихо сказала Венеция.
Барти и Лоренс завтракали на веранде, когда туда пришла экономка.
– Мистер Эллиотт, вас к телефону. Мистер Джеймс звонит.
– Джеймс? Как интересно. Барти, прошу меня извинить. Я ненадолго.
Лоренс вернулся буквально сразу же и как-то странно на нее посмотрел. Почти… с тревогой. Во всяком случае, так ей показалось.
– Он хочет с тобой поговорить.
– Со мной? Почему?
– Понятия не имею. Иди к телефону и все узнаешь. Только не затягивай разговор. Я хочу показать тебе здешний яхт-клуб.
– Иду. Где у тебя телефон?