Люк вздыхал, меряя шагами кабинет. Вот уже который день он просто высиживал время.
Если бы, если бы только Адель не была такой верной и такой смелой, если бы не проявляла свой дурацкий английский характер. Тогда бы он мог благополучно спровадить ее и детей в относительно безопасную Англию и сосредоточиться на Сюзетт и своих проблемах с нею.
Беременна. Как ей это удалось? Он не сомневался: ее беременность была продуманным маневром. Древнейшей женской уловкой. Но слова словами, а Люку требовалось подтверждение ее гинеколога. Если же беременность Сюзетт подтвердится, тогда он дурак. Круглый дурак.
Нет, так дальше продолжаться не может. Его попросту не хватит. Надавить на Адель «авторитетом мужа», приказать уехать в Англию вместе с детьми? Однако в этом она права: слишком поздно. На Северном и Лионском вокзалах творилось что-то невообразимое. Там действительно шли жестокие бои за билеты и места в вагонах. Многие были готовы ехать куда угодно, только бы покинуть Париж. В газетах появлялись истории о детях, потерявшихся в вокзальной суматохе и толчее, о стариках, задавленных обезумевшей толпой, и женщинах, рожающих прямо на перроне. Адель вряд ли сумеет попасть даже в Бордо. Возможно, когда паника уляжется, он отправит ее и детей в Бордо. Ведь должно же это кончиться. Все здравомыслящие люди так считают. Но…
Люк вдруг громко застонал и обхватил голову руками. Это помогло. Если бы это помогло разрешить и все остальные его проблемы. Ну почему он настолько глуп, что лишь усложняет себе жизнь? Если рассуждать о воздаянии, он все это заслужил. Несколько лет назад он бесцеремонно соблазнил Адель. Правда, ему тогда казалось, что она более искушена в таких вопросах и не позволит себе забеременеть, а если такое случится, то не будет настаивать на сохранении ребенка. Ему нужно было бы выдержать всего один неприятный разговор, и пусть бы ехала в Швейцарию на аборт. Люк сожалел, что поддался слабости. Но она тогда была такая красивая и такая беззащитная. Он поверил, что действительно ее любит. А ведь Сюзетт врет, что всегда хотела детей. Он помнил другие ее разговоры на этот счет. Еще одна глупость: он почему-то считал, что Адель сразу родит ему сына. Мысль о сыне грела его, становясь непреодолимой.
Этой зимой он позволил Сюзетт себя соблазнить: теплом, комфортом. Она и впрямь его соблазнила возвращением в привычный мир, в его упорядоченную квартиру. В мир, где нет орущих детей, где на каждом шагу не натыкаешься на сохнущие пеленки и распашонки. Но и об этом теперь поздно сожалеть.
У него зазвонил телефон. Это была Сюзетт.
– Chéri, не заглянешь ко мне? Я по тебе соскучилась. Париж немного опустел. Многие мои друзья уехали. Глупо, конечно, с их стороны.
– Сюзетт, я не смогу к тебе приехать.
– А почему? Разве тебе это чем-то повредит? Часам к девяти ты к ней вернешься. – Сюзетт никогда не называла Адель по имени. Только она. – Ну, что молчишь? Выпьем по бокалу шампанского. Я его как следует охладила. Очень освежает в такие жаркие вечера, как сегодня.
Люк колебался, но холодное шампанское, выпитое в тишине роскошной квартиры… Этому искушению он не смог воспротивиться.
– Хорошо, я приеду, – сказал он в трубку. – Но только один бокал.
Дети быстро уснули. Адель взглянула на часы. Всего шесть часов вечера. До возвращения Люка у нее есть целый час, если не больше. Прекрасное время, когда она может принадлежать себе.
У нее мелькнула мысль: а почему бы ей не встретить Люка? Теперь по пятницам он редко покидал издательство раньше семи. У Ги Константена существовала давняя традиция: собирать по пятницам в своем кабинете все высшее руководство и за рюмкой вина обсуждать текущие дела, подбадривать подчиненных и внушать им оптимистический взгляд на будущее.
Она ведь может подъехать к нему на работу. Насладиться глотком свободы, как когда-то она наслаждалась взрослой жизнью.
Сев в такси, Люк почти сразу же хватился портфеля. Черт, угораздило же его забыть портфель! Возвращаться не хотелось, но если не вернуться, он не сделает работу, которой собирался заняться в выходные. А работы у него накопилось предостаточно. Люк попросил шофера вернуться, объяснив тому причину возвращения. Вбежав в здание, он бросился в свой кабинет. Только бы ни с кем не столкнуться. Сегодня ему вовсе не хотелось слушать речи Константена.
В коридоре было пусто. Он быстро открыл кабинет, схватил портфель и уже собирался ретироваться, как опять зазвонил телефон. Люк решил, что лучше взять трубку. Ему могла позвонить Адель или даже Сюзетт.
Но он не угадал. Ему звонил один из авторов: докучливый романист, который сразу же принялся расспрашивать, понравился ли ему второй вариант рукописи. Какие куски мсье Либерман считает наиболее удачными? Не думает ли мсье Либерман, что последняя глава нуждается в переработке?.. Люку удалось достаточно быстро свернуть этот жуткий разговор, но, когда он выскочил на улицу, рассерженный шофер уже вовсю переругивался с консьержем.
– Ради бога, простите, – сказал ему Люк. – Теперь мы можем ехать.
– Весьма сожалею, – извиняющимся тоном произнес консьерж, – но мсье Либерман уже покинул издательство… Как давно? Думаю, с полчаса назад.
– Значит… он… – упавшим голосом, чуть не плача, пробормотала Адель. – Он был с мсье Константеном?
– Нет, мадемуазель. Мсье Константен у себя в кабинете. Желаете его видеть?
– Нет-нет, спасибо. Я просто подумала… Так, пустяки… Скажите, может, вы случайно знаете, в каком направлении пошел мсье Либерман? Он иногда заходит в ближайшее кафе. Если он там, я еще смогу его застать.
– Нет, мадемуазель. В ближайшем кафе вы его едва ли найдете. Он уехал на такси.
– На такси? Должно быть, спешил на встречу с кем-то из авторов. Иначе он не стал бы тратиться на такси. – Адель только потом спохватилась, что рассуждает вслух.
– Да. – Консьерж улыбнулся ей, затем почему-то покачал головой. – Шофер был весьма сердит на мсье Либермана. Мсье Либерман что-то забыл у себя на работе, и ему пришлось вернуться. Шофер его ждал, ждал, а мсье Либерман все не выходил. Этот малый не выдержал. Стал кричать на меня, требовать, чтобы я сходил за мсье Либерманом.
Эти слова немного успокоили Адель. Люк наверняка поехал к автору и был вынужден вернуться, так как что-то забыл у себя в кабинете. Такое с ним иногда случалось.
– Я знаю, мадемуазель, что мсье Либерман поехал в Пасси.
Пасси? Она не слышала от него, чтобы он собирался в Пасси. Должно быть, консьерж ошибся. А если нет? В конце концов, она же не знает всех авторов, с которыми работает Люк. И что она волнуется? Пасси – большой район. Там достаточно улиц, а не только рю Винёз.
– Вы не ошиблись? – на всякий случай спросила она консьержа.
– Нет, мадемуазель. Это я от шофера узнал, когда он устал ждать мсье Либермана. Он сказал, что им надо ехать в Пасси, на рю Винёз… Мадемуазель, может, все-таки позвонить мсье Константену? Уверен, он будет рад вас видеть.
– Нет, не надо, – ответила Адель, едва слыша свой голос, ставший глухим и унылым. – Можно вас попросить? Если мсье Либерман вернется, пожалуйста, не говорите ему, что я здесь была. Я вас очень прошу.
– Хорошо, мадемуазель. Я ему ничего не скажу.
Домой она вернулась в половине восьмого, еле волоча ноги от усталости. Наверное, это все-таки какая-то ошибка. Наверное, он уже дома. Они просто разминулись… Ее встретила улыбающаяся мадам Андре и сообщила, что дети крепко спят. И на удивление спокойно: никто ни разу не проснулся.
– Большое вам спасибо, мадам Андре. Вы меня очень выручили.
– Мадемуазель Адель, вам нехорошо? Что-то вы бледная.
– Это все жара, мадам Андре. Просто пекло какое-то.
Ей было жарко. И холодно. Ее тошнило и трясло. Ей было страшно, ужасно страшно. Вот и объяснение. Простое. Исчерпывающее. Он вернулся к Сюзетт. Неудивительно, что он так усиленно выпроваживал ее из Парижа. И его возврат к старому ее тоже не удивлял. Причины ей были абсолютно понятны. Мерзавец! Каков мерзавец! А теперь она в Париже, как в западне. Ей не вырваться. Скорее всего, она вообще не увидит Англии. Но ведь у нее была возможность уехать, и сейчас она и дети находились бы в безопасности. Они поехали бы в Эшингем, как в прошлую войну. Прекрасное было время. Золотые деньки. Они все вместе там жили. И маленький Джей, и бедняга Билли, и их глупая гувернантка, которую так любила Барти. А еще были несчастные мужчины, возвращавшиеся с войны без рук или ног или с рукам и ногами, но контуженные… Какое точное слово: контузия. Вот и ее сегодня контузило… Через минуту ее всю трясло. Усилием воли она подавила дрожь, проглотила стоявший в горле ком, глубоко вдохнула. Эмоции сейчас не помогут. Успокойся, Адель, и начни думать. Думать…
Люк вернулся в десятом часу, рассыпаясь в извинениях. Он привез бутылку вина. Объяснил, что ему позвонил один капризный романист, встречу с которым он несколько раз откладывал. Дальше откладывать было уже неприлично. Пришлось ехать. Куда? На бульвар Монпарнас. Черт бы побрал всех этих глупых романистов. Суетятся из-за своих опусов.
Адель слушала его, сдержанно и холодно улыбаясь. Поддакивала. Сочувствовала, что ему в такую жару пришлось тащиться к этому романисту. Конечно, она все понимала. Понимала, как Люк устал и проголодался. Но она сейчас быстро приготовит ему поесть. Что ей стоит поджарить пару бифштексов? Они поели, выпили по рюмочке и вскоре легли. Адели даже удалось его поцеловать. Слава богу, он не приставал к ней с сексом. Теперь это у них бывало редко. Тоже ничего удивительного: зачем ему Адель, когда он вернулся к Сюзетт?
Ей удалось продержаться выходные. Адель старалась поменьше находиться дома. В субботу она увезла детей на прогулку. Кажется, Люк был даже рад, поскольку собирался поработать дома. В уличном кафе она встретила друзей и мило поболтала с ними. Говорили о беженцах, покидающих Париж. Все соглашались, что это настоящее безумие, поскольку дороги запружены. Кто-то, смеясь, посоветовал ей, если надумает возвращаться в Англию, ехать в Бордо. Адель тоже засмеялась и ответила, что вообще не думает никуда уезжать.