Васильчикова подозрительно взглянула на подполковника. Не найдя у него на лице ни тени насмешки, она неуверенно промолвила:
– А почему для этой цели вы выбрали именно меня?
– Этому есть множество причин, и главная из них та, что вы являетесь не просто фрейлиной императорского двора, но и статс-дамой. У вас при дворе много близких знакомых и друзей, которые всегда могут поддержать вас в вашей важной и нелегкой миссии. Кроме этого, вы сами говорили о своем искреннем желании приложить все усилия с тем, чтобы закончилась война.
Графиня удивленно и испуганно взглянула Николаи.
– Не буду скрывать от вас, мадам, – окинул ее пронзительным взглядом подполковник, – мы перлюстрируем всю переписку с заграницей, и вашу в том числе.
– Но это же неприлично, читать чужие письма!
– Я понимаю, мадам, но идет война, и мы должны знать о настроении людей, живущих не только в Германии, но и в Австро-Венгрии. Скажу больше: несколько ваших писем в адрес императорского двора, перед тем как попасть в Россию, побывали у меня в руках. И я был искренне удивлен вашим искренним желанием сделать все, чтобы прекратить эту страшную войну…
– Я и сейчас готова сказать, что всегда была против войны между нашими странами, – откровенно призналась Васильчикова, – но каким образом я смогу стать вестником мира?
– Вы согласны выполнить миротворческую миссию? – не отвечая на заданный вопрос, спросил Николаи.
– Согласна! – твердо ответила графиня. – Но имейте в виду, что я не потерплю никаких неясностей с вашей стороны. Я должна точно знать, кто именно предлагает России мир и на каких условиях.
– Вот это уже деловой разговор, – обрадованно промолвил Николаи, – я постараюсь организовать вам встречу с министром иностранных дел Германии Яговым. Это вас устроит?
– Устроит, – согласилась Васильчикова, – только не пытайтесь свести меня с кем-то другим. Я прекрасно знаю вашего министра еще по довоенной встрече российского императора и императрицы с кайзером в Киле.
– Ну что вы, мадам! – делано обиделся подполковник. – Ведь у нас самые серьезные намерения.
– Прежде чем встречаться с премьером, я бы хотела узнать от вас, что, по-вашему, Германия может предложить России в обмен на мир? – деловым тоном произнесла графиня. – Я готова вас выслушать.
– Прежде всего, я хочу, чтобы вы знали, что никто в Германии и Австрии не испытывает ненависти к России, – убежденно промолвил Николаи, – величайшую ненависть немцы испытывают только к Англии. Подавляющее большинство немцев и австрийцев мечтают заключить с Россией прочный мир и создать «союз трех императоров». В этом союзе российскому императору будет предоставлена полная свобода действий в отношении Константинополя и черноморских проливов. А об остальном вам расскажет шеф нашего внешнеполитического ведомства Ягов…
Во время аудиенции, которая состоялась на следующий день, германский министр иностранных дел Готлиб фон Ягов в разговоре с Васильчиковой был краток.
– Я искренне рад, что именно вы согласились осуществить эту нелегкую миротворческую миссию, – сухим дипломатическим языком начал он, обращаясь к графине, – вы, близко зная императрицу, имеете возможность донести до нее, что Германия не хочет войны с вашей страной, что сегодня Россия больше всего должна страшиться своих союзников, которые, сговорившись за ее спиной, затевают тайный заговор. У меня есть достоверные сведения о том, что Англия, несмотря на все ее обещания, решила не отдавать России Константинополь и проливы и, по нашему мнению, после войны намеревается предложить Турции использовать ее силы против России… Германия предпочитает заключить с Россией мир, потому что нуждается в сильной монархической России, – сказал в заключение премьер, – и потому уверена, что две царствующие династии должны поддерживать старые монархические и дружеские связи… В Германии считают, что продолжение войны опасно для династии…
После встречи с министром Яговым графиня принялась сочинять письмо в адрес императрицы.
«Ваше Величество!
Сознаю всю смелость моего поступка писать Вашему Императорскому Величеству… В настоящее грустное время я, кажется, единственная русская, имеющая доступ к вам, Ваше Величество, которая находится во враждебной нам стране… Я нахожусь в плену, т. е. не смею выходить из моего сада, – и ко мне, сюда, приезжали довольно влиятельные в Германии люди и просили меня, если возможно, донести Вашему Величеству, „что теперь все в мире убедились в храбрости русских, и что пока все воюющие стоят почти в одинаковом положении, не будете ли Вы, государь, властитель величайшего царства в мире, не только царем победоносной рати, но и царем Мира? У Вас у первого явилась мысль о международном мире, и по инициативе Вашего Величества созван был в Гааге мирный конгресс. Теперь одно Ваше могучее слово, и потоки, реки крови остановят свое ужасное течение. Ни здесь, в Австрии, ни в Германии нет никакой ненависти против русских. Одно Ваше слово, и Вы к Вашим многочисленным венцам прибавите венец бессмертия. В Пруссии император, армия, флот сознают храбрость и качества нашей армии, и в этих обеих странах большая партия за мир, за прочный союз с Россией. Теперь все гибнет: гибнут люди, гибнет богатство страны, гибнет торговля, гибнет благосостояние: а там и страшная желтая раса, против нее стена – одна Россия, имея во главе Вас, государь…“. Я была совсем поражена, когда все это услышала из уст немцев. На мое возражение – что могу я – мне отвечали: „Теперь дипломатическим путем это невозможно, поэтому доведите вы до сведения русского царя наш разговор, и тогда стоит лишь сильнейшему из властителей, непобежденному, сказать слово, и, конечно, ему пойдут всячески навстречу“. Я спросила: „А Дарданеллы?“ Тут тоже сказали: „Стоит русскому царю пожелать – проход будет свободен“. Люди, которые со мной говорили, не дипломаты, но люди с положением, и которые лично знакомы и в сношениях с царственными правителями Австрии и Германии… Конечно, если бы Вы, государь, зная Вашу любовь к миру, желали бы через поверенное, близкое лицо убедиться в справедливости изложенного, эти люди, говорившие со мною, могли бы лично все высказать в одном из нейтральных государств, они только – эхо обеих враждующих сторон…»
«Ваше Величество, – так заканчивала свое письмо Васильчикова, – я себя чувствовала не в праве не передать все вышеизложенное, которое теперь, вследствие того, что ни в Германии, ни в Австрии нет Вашего представителя, мне пришлось высказать. Молю меня простить, если Ваше Величество найдете, что я поступила неправильно. Конечно, если бы Вы, Государь, зная Вашу любовь к миру, пожелали бы через поверенное близкое лицо, убедиться в справедливости изложенного, люди, говорившие со мною, могли бы лично высказать это в одном из нейтральных государств».
Вполне удовлетворенный духом и содержанием послания Николаи переправил письмо через нейтральную Швейцарию в Петербург.
2
В рабочем кабинете Верховного главнокомандующего было тепло и уютно. Вильгельм принял своего обер-разведчика, сидя в самом настоящем кавалерийском седле, которое последнее время часто употреблял вместо стула. Только таким образом кайзер чувствовал себя увереннее и давал понять другим, что несмотря ни на что, он, как и прежде «на коне», и никто не в силах выбить его из рыцарского сиденья.
Дождавшись благожелательного кивка императора, Николаи, как обычно, сначала охарактеризовал обстановку на Восточном и Западном фронтах. Коротко остановился на действиях русских войск, которые после захвата Перемышля, готовились к броску на Будапешт и Вену через Венгерскую равнину.
– По информации агентов, находящихся в Петрограде, Ставка Верховного главнокомандования русской армии планирует в кампанию 1915 года нанести два основных удара, – сухим, деловым тоном, докладывал подполковник, – первый, через Восточную Пруссию и Силезию на Берлин, и второй, по австро-венгерской армии для окончательного вывода Австро-Венгрии из войны. Первоначально производилась борьба за одно из направлений, отстаиваемых Рузским, главнокомандующим Северо-Западного фронта, и начальником штаба Юго-Западного фронта Алексеевым. Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич неожиданно для всех утвердил оба варианта. Хочу добавить к этому, что в российской армии катастрофически не хватает снарядов, винтовок и патронов к ним. Из большинства расшифрованных нами радиограмм русских видно, что многие части и соединения к намеченным в Ставке наступлениям материально не готовы. В войсках наблюдается брожение. Часты случаи самострелов среди солдат, с тем чтобы не идти на передовую.
А на Западном фронте – без перемен. Англичане и французы прочно зарылись в своих окопах, не желая проявлять активности. Предпринятая было французами операция у Арраса носила локальный характер и окончилась ничем: ни один немецкий солдат не был снят с Восточного фронта. Все это еще раз подтверждает мое предположение, что взятый англо-французами курс на стратегическую оборону в 1915 году, оставляет русских один на один со всем нашим Центральным блоком. Этот факт подтверждает и недавнее обращение великого князя Николая Николаевича к французскому главнокомандующему генералу Жоффра с просьбой ускорить наступление на западе, на что тот отделался пустыми обещаниями и частным ударом в районе Арраса.
– По имеющимся у меня данным, – после небольшой паузы, продолжал Николаи, – затишье на Западном фронте англо-французское командование использует для насыщения войск вооружением и техникой. Мне стало известно о производстве англичанами нового оружия, под кодовым названием «танк». Я уже поручил агентам в Лондоне раздобыть тактико-технические данные этой «британской цистерны»…
– Вы полагаете, что на Западном фронте готовится наступление? – спросил кайзер, резко вскакивая с седла.
– Нет, Ваше Величество! – уверенно воскликнул Николаи. – По имеющейся у меня информации, только с начала года в глубь Франции, на промышленные предприятия, было снято с фронта до 250 тысяч человек. К тому же несколько армейских корпусов надолго завязли в Дарданеллах. При этом наблюдается неготовность Великобритании к проведению масштабных сухопутных операций. Как я докладывал вам, Ваше Величество, ранее, британская армия до сих пор находилась в процессе формирования…