– Вы мне по-прежнему не верите! – в отчаянии воскликнула Эльза. – Но что же мне сделать, чтобы вы мне поверили окончательно? Уйти, не дождавшись помолвки? А может быть, пристрелить у вас на глазах Герберта?
– Успокойтесь. Ничего этого делать не надо. Я вам верю, но существуют правила, которые требуют обязательной перепроверки всех имеющихся сведений.
– А что еще надо мне знать? – немного успокоившись, деловым тоном, словно уже о само собой разумеющемся, спросила женщина, доверчиво взглянув на Баташова.
– У вас есть задатки настоящей актрисы, и поэтому я хочу вас сразу предупредить: постарайтесь не переигрывать. Будьте всегда и во всем как можно естественнее. Назначив себе объект, постарайтесь проявлять к нему искренний интерес, но так, чтобы он этого не почувствовал, при этом старайтесь проникнуть в его суть, понять, узнать, чем он живет и что собой представляет, чем интересуется, какие имеет слабости. Все это поможет вам не только получать нужную информацию, но и уберечься от непредвиденных последствий. Но для того, чтобы глубже изучить наше дело, необходимо время и более безопасное место. Поэтому я прошу вас ограничиться тем, что вы услышите и увидите, без всяких посягательств на какие-либо, даже второстепенные документы. И постарайтесь во всем быть осторожной, никому, кроме меня, не доверяйте. Излишнее доверие даже к самым близким людям может привести к трагедии. Постоянно помните об этом.
Баташов еще раз окинул женщину пытливым взглядом, непременно полагая увидеть на ее лице тень сомнения или страха, но вместо этого в постоянно меняющихся в зависимости от внутренних переживаний огромных и глубоких, как колодец, глазах он увидел неиссякаемую жажду живой, пусть даже опасной, но деятельности. Этим своим небывалым нервным подъемом и внутренней горячностью она, казалось, заразила и его.
«Перед такой напористой прелестницей непросто устоять!» – восторженно подумал Баташов, любуясь ее возбужденной красотой. От его пристального взгляда женщина смутилась и часто-часто заморгала, словно стараясь убрать с глаза соринку. Он отвел от нее взгляд и, вытащив из бокового кармана серебряный брегет, открывшийся под вагнеровскую мелодию, озабоченно промолвил:
– Скоро должен приехать Герберт со своим родственниками, поэтому нам надо заканчивать этот разговор, распрощаться и, сделать вид, что мы друг друга и в глаза не видели. Насколько я знаю, Герберт инструктирует своего дворецкого, чтобы тот в его отсутствие отправлял гостей в библиотеку или гостиную.
– Да, дворецкий провел меня в гостиную и оставил там в одиночестве, попеняв, на то, что все слуги заняты подготовкой к праздничному ужину. Воспользовавшись этим, я и решила вас навестить. Но, прежде чем прощаться, хотела бы знать, каким образом смогу связаться с вами в случае, если у меня будет для вас какая-нибудь достаточно важная информация.
– Ну, если вы настаиваете… – задумчиво промолвил он. – Скажите, у вас случайно нет родственников в Швейцарии, Дании или Швеции?
– В Стокгольме живет мой кузен, сын кенигсбергской тетушки.
– Это, хорошо… Так вот, если у вас будет что-то интересное для меня, отправьте письмо в Стокгольм на Главпочтамт, на имя Улофа Лонгрима, финансиста. Черкните в нем несколько строк о погоде и о том, чтобы письмо передали вашему брату. Я буду знать, что это от вас и постараюсь забрать ваше донесение. Вы хорошо знаете Кенигсберг?
– Достаточно хорошо, особенно Хаберберг, район, где проживает тетя.
– И, наверное, бывали на Хабербергском кладбище?
– На католическом кладбище похоронен тетин супруг, и я с ней была там не раз.
– Тогда вы должны были заметить в центре погоста каменную усыпальницу местного баронского рода.
– Тетя показывала мне эту усыпальницу и рассказала легенду об этом проклятом склепе. Вот уже многие годы все обходят это место стороной.
– Я думаю, что вы выше местных предрассудков?
– Если будет необходимо, то меня не остановят ни черт, ни сам дьявол! – самоуверенно промолвила Эльза.
– У входа в эту усыпальницу есть несколько узких и глубоких ниш. Вам только надо будет незаметно бросить в одну из них ваш пакет. Дальше уже мое дело. Остальные инструкции получите в Петрограде. Ведь вам, наверное, надо будет туда съездить для того, чтобы получить благословение отца. Думаю, что Герберт не будет препятствовать этому. По прибытии в столицу сразу же позвоните мне в Варшаву. Запомните мой варшавский телефон: 10-А теперь, прощайте! И пусть Бог благословит вас!..
Баташов с особенным удовлетворением вспоминал последний вечер в Киле перед отъездом, обильный стол, радушного хозяина, заздравные речи о вечной германо-российской дружбе, которые произносили сослуживцы и родственники барона, когда его воспоминания внезапно прервал стук в дверь.
Открыв дверь, Баташов увидел заспанного лакея, который, зевнув и почмокав губами, многозначительно сообщил:
– Хозяин сказал, чтобы я вас предупредил. Время без четверти шесть.
Дождавшись заветного гривенника, слуга сразу же откланялся.
4
Баташов надел серый плащ, надвинул на глаза каракулевую папаху и спустился по черной лестнице к двери, выходящей во двор. Выйдя из дома, он то посматривал на часы, то бросал беспокойные взгляды на пустынный проулок. И только когда из-за угла вылетела повозка и лихач резко осадил лошадь, облегченно вздохнул.
Из возка вышла дама и, расплатившись с извозчиком, тут же легкой тенью проскользнула в дом.
Только закрыв за ней входную дверь на ключ, Баташов недовольно проворчал, обращаясь к ней:
– Вы, сударыня, как всегда опаздываете.
– Но я же женщина, – с деланым чувством превосходства промолвила она и звонко рассмеялась. – Простите, господин Иванов, я немножко замешкалась, собираясь к вам в гости. Уж не обессудьте.
– Извольте впредь быть точнее, – уже более миролюбивым тоном промолвил он, – научитесь наконец-то дорожить своим и моим временем.
Увидев в комнате богато накрытый стол, Эльза, а это была она, всплеснула руками:
– Так вы меня еще ни разу не встречали. – И тут же восторженно чмокнула Баташова в щеку.
Эта ее женская несдержанность сразу же растопила успевшее уже зачерстветь на войне сердце генерала, и он нежно взял тонкую, розоватую ручку гостьи, пахнущую неведомым ему, но приятным ароматом, в свои ладони, и лихо, по-гусарски, поцеловал.
– Простите старого солдата за столь холодный прием, но мы на фронте уже давно отвыкли от настоящего женского общества, – сконфуженно промолвил Баташов. – Быть может, ваши любимые сладости на этом импровизированном столе хоть чуть-чуть извинят меня за отсутствие галантности по отношению к вам.
– Что вы, что вы! – запротестовала Эльза. – Я так рада вас видеть, что все остальное не идет ни в какое сравнение.
Верный себе Баташов до тех пор, пока не расспросил гостью о ней самой, ее родственниках и близких, не переходил к делам, хотя еле сдерживал себя от нетерпения услышать что-то очень важное. Ибо Эльза вызывала его на встречу лишь только в самом крайнем случае, когда информация требовала немедленного действия, без всякой бумажной волокиты.
Судьба была благосклонна к этой бесстрашной и деятельной женщине. После трагических событий, произошедших в Киле в сентябре 1914 года, когда возвратившийся неожиданно со службы барон застал свою молодую супругу за фотографированием секретных документов и последовавшим его самоубийством, внезапно исчезнувшую Эльзу вскоре объявили в розыск. Но она к этому времени уже была в Варшаве, на оперативной квартире. Прекрасно понимая, что обратно засылать в Германию такого ценного агента, как Эльза, опасно, Баташов, уже будучи к тому времени начальником контрразведки Северо-Западного фронта, решил использовать ее опыт и наблюдательность в борьбе с немецкими шпионами в прифронтовой полосе. Он устроил ее работать кельнершей в отель «Бристоль», где к тому времени сосредоточилась вся светская жизнь Варшавы. Эту гостиницу справедливо называли настоящим Вавилоном. Кроме живущих там штабных «Бристоль» облюбовали и фронтовики, желающие провести пару-тройку дней в тепле и комфорте, а также жены и дочери старших офицеров, военные атташе, журналисты, очаровательные куртизанки, окруженные свитой льстецов и поклонников, отпрыски местной аристократии, думцы и другие государственные деятели и знаменитости, приехавшие с визитом на фронт, сестры милосердия в белоснежных одеяниях и, наконец, неисчислимое множество русских офицеров, молодых и старых, безусых птенцов и бородачей – казаков, украинцев, москвичей, сибиряков. Вся эта пестрая толпа объединялась желанием вкусить «запретный плод», и этот варшавский «Вавилон» был чудесным местом для шпионажа. Типичная обстановка отеля военного времени, непосредственная близость к фронту, постоянные разговоры о военных делах. Среди этой суматохи и гула агенты могли встречаться друг с другом, не возбуждая любопытства.
Красивой и статной кельнерше было легко завоевать расположение и доверие мужской половины «Бристоля». Все были просто без ума от простушки с длинными ногами и сногсшибательной грудью. Пользуясь своим неотразимым обаянием и артистизмом, Эльза вычислила не одного германского шпиона, за которыми была установлена слежка, с последующим арестом и военно-полевым судом.
С приближением фронта к Варшаве и нависшей весной 1915 года угрозой оставления Польши Баташов решил отправить Эльзу в Петроград к отцу, но она наотрез отказалась уезжать в глубокий тыл и долго умоляла его найти достойную для нее деятельность в прифронтовой полосе. Зная о том, что крепость и порт Либава в случае дальнейшего наступления немцев будут оставлены без боя, он, по согласованию с начальником разведки штаба Балтийского флота, решил устроить Эльзу, под именем Клары Розенберг, кельнершей в портовый отель «Петербург», с задачей вживаться и ждать дальнейших распоряжений. Ведь в случае захвата города немцы вполне могли сосредоточить там всю свою эскадру, действующую на Балтике. Этому способствовало то, что порт был незамерзающий и имел очень удобную и глубокую бухту.