Россия, Англия и Франция полны решимости бороться до победного конца до тех пор, пока дух германского милитаризма не будет изгнан окончательно. Я смотрю в будущее с уверенностью. Подобно тому, как в эти мрачные дни мы утешаем себя мыслями о наступлении лета, так же и я утешаю себя мыслями о том, что союзнические силы будут вознаграждены победой, которая заложит основание прочного и долгого мира…
Глава VIIСилезияИюнь 1915 года
1
Шеф германской разведки подполковник Вальтер Николаи по долгу службы нередко бывал в силезском замке Плес, где в последнее время размещалась штаб-квартира кайзера, и, когда было время, он с особым удовольствием прогуливался по широким тенистым аллеям дворцового парка, прислушиваясь к шуму листвы и многоголосию птиц. После несмолкаемого грохота войны и утомляющего шума городских улиц здесь было особенно тихо и спокойно. Можно было не торопясь анализировать поступившую накануне информацию и принимать решения – какие рекомендации императору и Верховному командованию давать, а какие попридержать до лучших времен. Вот и теперь, ранним летним утром, он, оставив автомобиль у ворот парка, с удовольствием, пиная попадающиеся камешки, брел по берегу небольшого озерца, в котором плавали утки и два лебедя. Рассеянно наблюдая за птицами, подполковник Николаи напряженно думал, о чем доложить кайзеру в первую очередь.
«Безусловный успех прорыва в мае русского фронта в районе Горлице, сдача без боя крупнейшей в Галиции крепости Перемышль и последующее освобождение в июне Львова, – думал он, – воочию показывают всю глубину материально-технического кризиса, в котором оказалась русская армия. О нехватке боеприпасов к орудиям, патронов к винтовкам и даже продовольствия докладывают и находящиеся в прифронтовой полосе агенты. Казалось бы, наступает момент, когда германской армии стоит совершить последний рывок и наголову разбить русских…»
Подобные головокружительные идеи уже вовсю носились в среде генштабистов, подвигая высшее командование к решительным действиям. И, как результат этого, на отдел III-b как из рога изобилия посыпались заказы, приказы и распоряжения, требующие новых данных о противнике не только на Восточном, но и на Западном фронтах. Вновь стал насущным вопрос – планирует ли англо-французское командование наступательные операции летом или нет.
Николаи, прекрасно понимал, что от его доклада во многом будет зависеть план летней кампании, и потому впервые за все время своего руководства разведкой пребывал в нерешительности.
Привыкшие к кормлению утки, увидев на берегу человека, с радостными криками поплыли к нему. Только лебеди, грациозно изогнув шеи, любовались своим отражением в тихой, прозрачной воде, не обращая ни на кого внимания. Не получив ожидаемой подачки, птицы, обиженно поглядывая на человека, отплыли подальше от него и вскоре в поисках божьего пропитания разлетелись по всему озеру.
«… Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, а Отец ваш Небесный кормит их», – всплыла вдруг в мозгу строчка из Евангелия, вызвав в глубине души белую зависть к этим ни от кого не зависимым божьим тварям.
«А ведь я тоже не сею, не жну, не собираю в житницы, – удрученно подумал подполковник, – но мне приходится добывать пищу в поте лица своего. И далеко не самым праведным способом…»
Эти мысли ненадолго отвлекли Николаи от суровой действительности, дамокловым мечом нависшей над его головой.
От полученной накануне разносторонней информации пухла голова, и казалось, что в ней уже не осталось свободного места для новых решений, так необходимых для доклада кайзеру.
«Что я могу порекомендовать Его Величеству, что посоветовать? – билась в мозгу единственная мысль. – Ведь ошибок он не прощает…»
Перейдя по ажурному и, казалось, невесомому мостику на тенистый островок, густо заросший плакучими ивами, Николаи присел на деревянную скамейку, с которой был отчетливо виден фасад великолепного императорского дворца. Обилие лепных и резных украшений – причудливых карнизов и наличников окон, маскаронов, картушей и рокайлей, разорванных фронтонов – создавало богатейшую игру света и тени, придавая облику здания особое величие и грозную силу. Стоящие по обе стороны у главного входа каменные статуи вечных часовых с золочеными алебардами и мраморные львы, дремлющие рядом с ними, довершали картину этого, поистине королевского чертога.
В широком окне второго этажа Николаи заметил промелькнувшую тень.
«Несмотря на раннее утро, кайзер уже в своем кабинете. У Его Величества будет нелегкий день, – сочувственно подумал он, – ему предстоит сегодня не только найти решение, удовлетворяющее малосовместимые взгляды на стратегию войны, которые навязывают императору, с одной стороны – начальник Полевого Генерального штаба Фолькенгайн, с другой – командующий Обер-Ост генерал-фельдмаршал Гинденбург, но и уговорить своего главного союзника, начальника Австро-Венгерского Генерального штаба генерал-фельдмаршала Конрада фон Гетцендорфа выделить крупную армейскую группировку войск для удара по русским с юга. От моих рекомендаций во многом будет зависеть не только то, чей план наступления поддержит кайзер, но и дальнейшая позиция союзников. И здесь я вновь попадаю, „как кур в ощип“, так, кажется, говорят русские… Поддержу Фолькенгайна, так наживу врага в лице Гинденбурга. Но, как говаривал мой зять генерал Кольгоф, из двух зол надо выбирать меньшее. Фолькенгайн меня всегда поддерживал, и я ему многим обязан. Кроме того, его план охвата только войск, обороняющих Варшаву, более прагматичен, чем „польский мешок“ Гинденбурга с его явно несостоятельной идеей окружить целый фронт русских – от четырех до шести армий, расположенных в Польском выступе между Восточной Пруссией и Карпатами».
Конечно, анализируя экономическую и военно-политическую обстановку на Западном фронте, Николаи с большой долей вероятности мог заверить кайзера в том, что англо-французские войска просто не в состоянии провести летом стратегическую наступательную операцию. Прежде всего потому, что еще не до конца сформирован британский экспедиционный корпус, который продолжает пополняться людьми, оружием и боеприпасами. По информации обер-лейтенанта Шрагмюллер, к концу года ожидается прибытие с острова нового «секретного оружия» – нескольких десятков танков, без которых англичане наступления не начнут. Кроме того, с Западного фронта французским командованием снято около полумиллиона солдат, в основном специалистов, для работы на военных заводах…
От этих ясных и полных оптимизма мыслей его неожиданно отвлекли гудки клаксонов двух роскошных авто, подъехавших к подъезду дворца. Из первой машины, защитного цвета «мерседеса», вышел среднего роста, стройный и подтянутый генерал в выцветшей на солнце полевой форме – начальник Полевого Генерального штаба Фолькенгайн. Дождавшись, когда к нему подойдет выбравшийся из черного, лакированного «даймлера» генерал с пышными седыми усами на широком, загорелом лице – начальник австро-венгерского Генерального штаба Конрад фон Гетцендорф, он учтиво поздоровался с ним и широким жестом пригласил следовать рядом с собой. О чем-то непринужденно беседуя, генералы в сопровождении адъютантов прошли во дворец.
Несколько минут спустя к подъезду подрулил выкрашенный в грязно-зеленый цвет автомобиль, из которого вышли генерал-фельдмаршал Гинденбург, а следом за ним генерал Людендорф.
«Теперь все в сборе, пора и мне», – подумал подполковник Николаи и решительно направился ко дворцу. Поднимаясь по ступенькам, он по-свойски потрепал по морде мраморного льва, словно заручаясь его поддержкой, окинул оценивающим взглядом каменных часовых, застывших у входа, и уверенно направился в вестибюль.
Парадный флигель-адъютант, встретивший шефа германской разведки, пригласил его следовать за ним. Торопливо преодолев беломраморную трехпролетную лестницу, ведущую на второй этаж, подполковник осторожно ступил на сияющую яркими цветами ковровую дорожку, застилающую длинный коридор, стены которого были увешаны разнокалиберными оленьими рогами. По знаку адъютанта Николаи остановился в просторной приемной, стены которой были увешаны картинами царской охоты и батальных сцен.
Глядя на плотно закрытые двойные двери кабинета кайзера, Николаи вдруг подумал: «А ведь здесь принимались и принимаются военные решения, изменяющие судьбу Европы, а может быть, и всего мира! И я, вместе с самим императором, тоже причастен ко всему тому, что свершается сегодня на фронтах этой страшной войны, где гибнут сотни тысяч ни в чем не повинных людей… Но во всем виноваты прежде всего лягушатники-галлы вместе с чопорными британцами и непредсказуемыми русскими, заварившие всю эту кашу, ведь в отличие от них Германия только защищается…» – эта мысль тешила его великогерманское самолюбие, заглушая саднящие в глубине души сочувствие и боль, возникающие после ознакомления со сводками боевых потерь.
– Господин подполковник, кайзер приглашает вас на совещание, – прервал тревожные думы неслышно выскользнувший из-за дверей кабинета генерал-адъютант.
– Мы не можем без вас ничего решить, – нетерпеливо промолвил император, увидев Николаи. – Так будут наступать французы летом или нет?
– Ваше Величество, по имеющимся у меня данным, нет! – уверенно произнес подполковник. – Необходимые для наступления на Западном фронте силы и средства с высокой долей вероятности появятся у англо-французов лишь к осени, не раньше. К этому времени Британский экспедиционный корпус пополнится третьей армией, которую в настоящее время формирует генерал Эдмунд Алленби, ранее командовавший Кавалерийским корпусом и 5-м армейским корпусом. Около двух армейских корпусов этой армии сосредотачиваются в районе городка Лоос. По имеющейся у меня информации, формирование третьей армии завершится лишь в сентябре…
– Нам следует упредить явно готовящийся на этом направлении удар, – оборвал доклад Николаи кайзер. – Что вы скажете на это, Фалькенгайн?