Обращение императора Вильгельма по имени вызывало в душе подполковника Николаи искренний восторг и желание говорить только то, что кайзер хочет услышать, но в такие моменты он всегда вспоминал слова своего тестя генерала Кольгофа, который, прекрасно зная кайзера и его окружение, предупреждал: «Никогда не вмешивайся в политику, и ты далеко пойдешь. Старайся говорить правду, какой бы горькой для сильных мира сего она ни была».
– Я думаю, что американцы не ограничатся грозными нотами в адрес Берлина, и нам уже в ближайшее время необходимо готовиться к худшему, – достаточно дипломатично заявил подполковник. Заметив, что кайзер намеревается ему возразить, добавил: – Вы же знаете, Ваше Величество, что при всей их хваленой демократии решения принимает не народ, не президент, а миллионеры-промышленники, которые спят и видят, как бы настричь побольше купонов с этой бойни. Объявление войны развяжет им руки, позволит загрузить военную промышленность в полном объеме и получать от продажи оружия и боеприпасов баснословные прибыли…
– Вы во многом правы, но я не согласен с вами в одном, – нетерпеливо прервал Николаи кайзер, – в том, что американцы посмеют с нами воевать. Ведь и в марте 1915 года, когда наша «U-28» торпедировала английский пароход «Фалаба», на котором находились американцы, в газетах тоже поднялась невообразимая шумиха, а общественность потребовала от президента Вильсона занять относительно Германии самую жесткую позицию. И что же? Пылу американцам хватило лишь на то, чтобы накричаться до хрипоты. Я уверен, что все это повторится снова… Как вы думаете, что помешает Вильсону объявить нам войну после гибели «Лузитании»?
«Император, прекрасно понимая, что рано или поздно САСШ объявят Германии войну, ищет оправдательные аргументы для того, чтобы успокоить общественное мнение и раздираемое противоречиями правительство, – догадался Николаи. – Ну что же, это мне ведомо…»
– Я знаю две достаточно веские причины, по которым САСШ не должны с нами воевать. Прежде всего, потому, что у американцев практически нет регулярной армии, и, что более существенно, к предстоящим выборам там создается новая партия, которая будет добиваться строгого нейтралитета САСШ. Как заявил один из лидеров этой партии конгрессмен Фольмер, среди его приверженцев насчитывается более 30 миллионов германо-американцев, 10 миллионов австро-американцев и 15 миллионов ирлано-американцев, они-то и составят силу в 50 миллионов голосов, или более трети всех, имеющих право голоса. Это реальная сила, которую поддерживает и госсекретарь Брайан. Все германцы САСШ вполне единодушны в поддержке нейтралитета своей страны, и они так же надежно будут отстаивать интересы Германии, как и имперские немцы. Я думаю, что общественность и правительство должным образом отнесутся к этой информации, – многозначительно взглянув на императора, закончил свой короткий, но убедительный доклад шеф германской разведки.
– Вы понимаете меня с полуслова, – удовлетворенно кивнул кайзер. – Думаю, этими аргументами мне хоть на время удастся заткнуть глотки крикунам из рейхстага, ратующим за мир… Кстати, в какой стадии находятся наши мирные инициативы с Россией?
– В начальной, Ваше Величество, – удрученно признал Николаи. – После первых двух неудачных попыток графини Васильчиковой получить от царя ответ на письма с нашими мирными предложениями я пригласил княгиню в Берлин, якобы для посещения лагерей русских военнопленных, где ей было передано третье письмо, в котором изложено наше окончательное предложение мира без аннексий и контрибуций, согласно которому мы готовы отвести свои войска с территории России и Франции, а также похлопотать перед союзной нам Турцией о благоприятном для России режиме Проливов…
– Что же, это вполне разумный компромисс при том неблагоприятном ходе войны, в котором оказалась Россия, – раздраженно промолвил кайзер, – ничего большего предложить русским, я просто не мог.
– Вы правы, Ваше Величество, – поддержал императора Николаи. – Насколько мне известно, письмо дошло до адресата, но, по словам моего царскосельского агента, было принято царем с большим раздражением: «Как она посмела принять поручение от врага? Я не верю Вильгельму. Если он хочет мира, то почему не обратится через нейтральные страны, ко всем союзникам сразу? Опять эти подлые интриги». Так что, наши письма мира оказались безответными…
– А каковы результаты зондирования почвы для мирных переговоров, которые предпринял наш брат, датский король Христиан?
– Король направил с секретной миссией в Петроград своего государственного советника, крупного судовладельца Андерсена, имеющего обширные связи при императорском дворе. По прибытии из России Андерсен заявил, что в Петрограде все – от царя до министра иностранных дел – идею сепаратного мира с Германией напрочь отвергают. После Горлицкого прорыва Макензена и оставления русскими Галиции, Андерсен снова побывал в Петрограде, где, несмотря на тяжелое положение русских армий, с ним отказались говорить еще более решительно, чем весной. Это и понятно, ведь в условиях потери Галиции, Царства Польского и части Литвы Россия могла рассчитывать лишь на унизительный неравный мир, чего, естественно, царь допустить никак не мог.
– А что с грузинскими князьями, посетившими с миротворческой миссией Берлин?
– В ходе встреч в МИДе, в которых приняли участие Пурталес и Циммерман, и в Генеральном штабе, где посланцы были приняты Фалькенгайном, наши высокопоставленные представители выступили с инициативой проведения переговоров о сепаратном мире. В ответ на их предложение князь Думбадзе сразу же предложил себя в качестве посредника, через которого должны осуществляться тайные контакты российского и германского руководства…
– И что же? – все более и более распаляясь, спросил нетерпеливо кайзер.
– Как я уже вам докладывал, в конце июня военный министр Сухомлинов в результате дворцовых интриг был смещен со своего поста и заменен генералом Поливановым. Сразу же после этого в окружении Сухомлинова начались аресты, жертвой которых стал и князь Думбадзе. Он за связь в врагами по закону военного времени был приговорен к смертной казни, которая была заменена 20 годами каторги…
– Неужели наши усилия по примирению с русскими так ни к чему и не приведут? – раздраженно воскликнул кайзер. – Ведь, несмотря на все наши победы, Германия находится на пределе возможностей! Еще год войны на два фронта, и у нас не останется ни людских, ни материальных ресурсов, чтобы ее продолжать. И тогда произойдет крах центральных держав, которого мир еще не знал… – При этих словах лицо императора потемнело, осунулось, а угловатое тело, казалось, уменьшилось на глазах, словно придавленное неимоверным грузом надежд, возложенных на него историей. Вильгельм резко остановился и окинул беспомощным, нерешительным взглядом своего верного советника.
Николаи понял, что у кайзера вот-вот начнется очередной приступ истерики, чреватый самыми непредсказуемыми последствиями, и, чтобы вовремя предотвратить его, решительно заявил:
– Ваше Величество, чтобы продолжить миротворческую операцию, я предлагаю дать возможность фрейлине императрицы графине Васильчиковой выехать под каким-нибудь предлогом в Петроград, чтобы она попыталась лично, с соответствующими комментариями, передать наши окончательные предложения через Александру Федоровну ее венценосному супругу…
– Не вижу препятствий! – возбужденно промолвил император. – Правда, судя по вашим рассказам, эта Васильчикова крайне глупа… Хотя в делах, которые лежат на поверхности, ее недальновидность может быть нам как никогда полезна… Ведь глупость подобна бомбе замедленного действия, она может взорваться в любой момент, – благодушным тоном пошутил кайзер.
«Слава богу, пронесло, – порадовался за императора, пытающегося острить, Николаи. – Может быть, и в самом деле еще не все потеряно в деле замирения с Россией?»
– В дополнение к этому я прошу вас напомнить герцогу Гессенскому Эрнсту, брату Александры Федоровны, что он в своих письмах к сестре должен отмечать важность нашего с Николаем замирения и предотвращения таким образом падения русского трона. Пусть постоянно подчеркивает, что Англия и Франция никогда не отдадут России Константинополь, а сейчас плетут хитроумные интриги против царского двора… И снабдите его парочкой анекдотов и сплетней о ее связях со «старцем», которые французские и британские офицеры рассказывают своим любовницам в Парижских кафешантанах и борделях. Это непременно подмочит репутацию союзников, – бодрым голосом завершил кайзер и, прижав сохнущую руку плотнее к туловищу, четко, по-солдатски, развернувшись кругом, он направился обратно, во дворец.
Глава VIIIКрепость ОсовецИюль – август 1915 года
1
Полк, к которому была приписана пулеметная команда капитана Воронина, после переформирования располагался в предместьях Варшавы. После целого месяца интенсивной боевой подготовки были проведены полковые учения, по окончании которых полковой командир поблагодарил нижних чинов и офицеров за службу и предупредил, что со дня на день ожидает приказа о передислокации на ответственный участок фронта, но куда конкретно не сказал.
Летним солнечным днем после изнурительного марш-броска, устроенного капитаном Ворониным, когда ефрейтор-наводчик Денис Кульнев, очистив пулемет и станок от пыли и грязи, прилег в тени близлежащей рощицы на травушку-муравушку, чтобы наконец-то перевести дух, к нему подошел унтер-офицер Самойлов и, придирчиво осмотрев максим, строго спросил:
– Ну что, служивый, готов к бою?
– Как всегда, – уверенно ответил Денис, вскакивая. – Только вот, господин унтер-офицер, не пойму, зачем солдат перед боем мучают. Дали бы лучше отдохнуть…
– Тяжело в учении – легко в бою, – изрек Самойлов не раз слышанную от офицеров пословицу. – А отдыхать будем после войны, – многозначительно добавил он и, поманив Дениса к себе поближе, добавил: – Слышал я, что нас вместе с полком в крепость под названием Осовец перебрасывают.