И вовремя. Накануне немцы попытались взять укрепленный вал с ходу, но получив достойный отпор, начали правильную осаду. Поближе подтянув к главной цитадели крупнокалиберную осадную артиллерию – 420-мм гаубицы «Большая Берта», которые уже успели зарекомендовать себя в Бельгии и Франции как «убийцы фортов», германцы начали методический обстрел наиболее укрепленных фортов и цитадели. И когда все четыре привезенные с Западного фронта орудия дали первый залп, вздрогнула земля, а в крепостных зданиях вновь, как и при зимнем обстреле, вылетели все стекла.
Лишь только Самойлов со своим наводчиком успел развернуть максим, зарядить его и наметить ориентиры для стрельбы, как после артиллерийского обстрела, который не причинил защитникам Сосненского вала почти никакого вреда, из-за лощины показалась первая цепь немцев.
Денис с удовлетворением отметил, что даже выглянувшее из-за горизонта солнце было на их стороне, ослепляя врага, мало того, лучами, отражающимися от островерхих касок, оно выделяло из общей серой массы наступающих офицеров.
Поручик Мышлаевский поручил пулеметному расчету Самойлова прикрывать узкий – саженей в сто – перешеек между лесом и болотами. По уже давно заведенной традиции пулеметный унтер-офицер наметил несколько ближних и дальних ориентиров и достаточно верно определил расстояние до них. Все это он записал на клочке бумаги и только потом подозвал к себе Дениса, который, несмотря на свои боевые заслуги и медаль, так и оставался вторым номером.
– Смотри, малец, и мотай на ус, – покровительственно промолвил Самойлов, толково и терпеливо объясняя ефрейтору свое видение боя. Это уже не раз выручало пулеметчиков при отражении атак противника, ведь в случае ранения или отсутствия первого номера Денис мог самостоятельно выполнять боевую задачу, используя заранее подготовленную карточку огня.
Отбив несколько атак, пулеметный расчет, не ослабевая наблюдения за противником, по очереди отдыхал, забившись в тень. Время приближалось к полудню, когда в воздухе послышались громовые раскаты такой силы, что мелкая дрожь прошла по равнине. В следующее мгновение земля под ногами вздыбилась, и все вокруг покрылось непроницаемой серой пеленой пыли, приправленной резко пахнущей тротиловой гарью.
– Что это? – испуганно воскликнул Денис, и тут же прозвучал еще более мощный раскат грома, и земля вздыбилась вновь. Послышались отчаянные крики и стоны раненых.
– Вот тебе батюшка и Юрьев день… – бессвязно пробормотал Самойлов и, зябко передернув плечами, с вымученной улыбкой на устах взглянул на Дениса, стараясь его подбодрить.
Но ефрейтор уже пришел в себя и с высоты прикрытой со всех сторон позиции старался разглядеть в едкой, серой мгле подвозчиков патронов пулеметного взвода, которые под огнем противника таскали на себе ящики с патронами от стоявших в укрытии двуколок. В оседавшей пыли он увидел лежащего с раскинутыми руками солдата Степанова, так и не успевшего добраться до их позиции. Разбитый осколком ящик находился рядом. В пыли валялись рассыпанные веером боеприпасы.
– Мы остались без патронов! – резким, незнакомым голосом прокричал Денис.
– Ась? – приложил к уху ладонь первый номер, оглушенный взрывом.
Денис подполз поближе и чуть ли не в самое ухо Самойлова прокричал:
– Без патронов остались!
– Ничего, паря, – бодро откликнулся унтер. – Накануне, пока ты за продуктами бегал, я небольшой запас сделал, – и, стянув брезент, он с многозначительным видом указал на нишу, сплошь уставленную пулеметными коробками.
Следующий удар огромной силы заставил пулеметчиков прижаться к холодному бетону огневой позиции. Денис разом оглох, все вокруг вновь погрузилось во тьму. Ему казалось, что голова стала огромной-огромной и всей своей тяжестью давила на глаза, готовая взорваться изнутри. Обхватив ее двумя руками, он медленно раскачивался из стороны в сторону до тех пор, пока боль не утихла. Опустив руки, он неожиданно заметил, что они в крови.
«Я ранен», – пронеслось в мозгу, и он начал ощупывать себя со всех сторон. Но никакой боли не чувствовал, только в ушах стоял стойкий неугасимый звон.
– Что это, дяденька? – прокричал что было сил Денис, показывая Самойлову окровавленные ладони.
– Э-э, брат, да у тебя перепонки в ушах видно полопались, – воскликнул унтер-офицер, – но ничего, до свадьбы заживет.
Денис видел, как шевелятся губы Самойлова, но почти ничего не слышал. И только догадавшись по его спокойному лицу, что ничего страшного нет, он вытер руки о брезент, и начал щеточкой счищать пыль со ствола максима. Заметив удовлетворенный взгляд своего первого номера, он, оторвав взгляд от пулемета, взглянул вниз и с удивлением обнаружил куда-то скачущего под артиллерийским огнем кавалериста в черной казацкой кубанке. Небольшие разрывы вспыхивали то справа, то слева от него. Неожиданно конь под ним пал на передние колени и стал валиться боком, всадник упал вместе с ним, но тут же быстро вскочил и начал тянуть за уздечку, стараясь поднять лошадь. Даже сверху было видно, что животина уже не подавала никаких признаков жизни. Казак заметил это не сразу, а когда до него дошло, что его боевой товарищ мертв, он стянул с головы папаху и сел рядом, не обращая никакого внимания на обстрел. Выбежавшие из-за укрытия санитары в несколько перебежек добрались до казака и попытались увести его с собой. Но тот не поддавался на уговоры, и тогда солдаты насильно уложили его на носилки и бегом унесли прочь. Необычная картина надолго осталась в памяти Дениса, он часто вспоминал этот эпизод…
Обстрел закончился так же внезапно, как и начался. От созерцания разрушений, нанесенных крупнокалиберной артиллерией германцев, Дениса оторвал резкий удар в плечо. Обернувшись, он увидел сосредоточенное лицо Самойлова, указывающего рукой в сторону противника. В амбразуру было видно, что весь узкий перешеек, находящийся под их прикрытием, был усеян многочисленными серыми фигурками атакующих.
«Половина версты, не меньше, – определил на глаз Кульнев. – Как только вражеские цепи поравняются с первым ориентиром, начнем огонь». Как Денис ни ждал первой пулеметной очереди, она прозвучала для него внезапно и не так громко, как обычно.
– Та-та-та-та!.. – приглушенно звучала череда длинных и коротких очередей, по которой можно было точно определить, что огонь ведет именно унтер-офицер Самойлов, а не кто-нибудь другой. Денис, когда первый номер позволял ему в ходе боя стрелять по противнику, не раз пытался воспроизвести почерк своего наставника, но у него ничего подобного не получалось. Видя его потуги, Самойлов загадочно улыбался.
– Ничего, паря, – говаривал он, – как любит повторять капитан Воронин: «Не боги горшки обжигают». Дай время, и ты сможешь пулять не хуже. Знай только главное: когда душа будет в ладу с максимом, тогда и нужная мелодия появится. Ведь у каждого она своя…
Вот и теперь, сделав несколько длинных очередей и видя, что первая шеренга немцев выкошена, а вторая и третья залегли, Самойлов меткими короткими очередями не давал атакующим даже головы поднять. Заметив офицера в островерхом шлеме, который, лежа на земле, махал пистолетом, заставляя подчиненных идти в атаку, он короткой очередью быстро его «успокоил». Вставший было, чтобы возглавить атаку, рослый фельдфебель не сделал и двух шагов, как меткая очередь подкосила и его. В это время, заметив откуда ведется огонь, надрывно застрочили немецкие пулеметы. Пули зацвиркали вокруг пулеметного гнезда, не причиняя защитникам крепости никакого вреда. Несколько пуль ударили в щиток максима.
– Никак ерманский снайпер объявился… – возбужденно промолвил Самойлов и через прорезь прицела востроглазо глянул в даль, словно охотник, выслеживающий ценную добычу.
– Туточки он, тут… – удовлетворенно объявил он. – Да больше ему и спрятаться негде…
Унтер-офицер задрал ствол максима повыше и, тщательно прицелившись, дал длинную очередь.
В амбразуру Денису было видно, как вершина пригорка, находящегося в тылу атакующих, сплошь покрылась пулевыми фонтанчиками.
– Ты за пулеметом лучше смотри, не видишь, что лента закончилась, – оторвал его от созерцания первый номер.
Отработанным движением Денис достал из короба ленту и споро перезарядил максим. Вовремя!
Видя, что пулемет замолчал, немцы, подгоняемые прибывшим с подкреплением офицером, вскинули винтовки и плотной стеной вновь ринулись на приступ.
Нескольких длинных очередей было достаточно, чтобы атака захлебнулась. Вновь вокруг засвистели пули. Загрохотали пушки. Несколько снарядов разорвались недалеко от пулеметного гнезда и посекли лицо и руки Дениса мелкими каменными осколками. Утирая кровь, он вдруг заметил, что Самойлов как-то неестественно завалился набок, словно прилег отдохнуть.
– Дяденька Самойлов, что с вами? – закричал Денис и, подскочив к нему, начал тормошить. Но унтер-офицер не отзывался, он был без сознания.
Внимательно осмотрев его с ног до головы, Денис увидел небольшую рваную дырочку на его оголенной груди, из которой толчками сочилась кровь, и, разорвав индивидуальный пакет, туго перевязал рану. Уложив раненого в глубокой нише, он подозвал к себе невысокого, кряжистого солдата из состава запасных наводчиков и, указав ему на патронные коробки, лежащие в патронной нише, прохрипел:
– Петро, пулемет не должен остановиться ни на минуту. Воду в кожухе я менял недавно. За дело, братец!
Солдат был много старше Дениса, но ответил:
– Слушаюсь! – И, тут же схватив коробку, примостился рядом в готовности к действию.
Противник, пользуясь затишьем, вновь устремился в атаку и приближался уже ко второму ориентиру, который отстоял от оборонительного вала всего лишь саженей на сто.
Неторопливо, без суеты Денис установил на целике нужную дистанцию и навел ствол пулемета на середину цепи.
– Ну, гады, держитесь! – яростно скрипя зубами, выдохнул он и уверенно надавил на гашетки. Максим вздрогнул и размеренно застрочил, внося в стройные ряды немцев переполох. Расстроив первую цепь, Денис перенес огонь по второй, и тоже заставил ее вжаться в землю. Третья цепь, подгоняемая офицером, уже почти достигла залегших в страхе солдат, когда меткая очередь скосила командира, и свинцовый серп пошел гулять по серой немецкой ниве, внося в ряды наступающих панику. Теперь уже никто не мог остановить перепуганное стадо, которое еще несколько минут назад маршировало по русской земле, словно на параде. Бросая оружие, немцы сломя голову неслись туда, откуда пришли, проклиная на чем свет стоит своих командиров и этих непонятных, неуязвимых русских, которые, несмотря на массированный обстрел позиций германскими «убийцами фортов», и не думают сдаваться, а, напротив, продолжают драться еще ожесточенней.