— И сколько же времени ракета будет лететь до Луны?
— При такой скорости, которую сейчас выбрали, около тридцати четырех часов.
— А что будет представлять собой «полезный груз»?
— Пока остановились на шарообразном контейнере. Он будет состоять из двух полуоболочек. На их поверхности-датчики и антенны, внутри — электронные приборы и источники питания. Главная забота — радиокомплекс.
Действительно, в «докосмическую» эру определение «радиоприборы» подразумевало радиоприемник и радиопередатчик. Но в космическом аппарате у радиоприборов круг обязанностей, если так можно сказать, стал неизмеримо шире. Остались, конечно, приемники и передатчики, но добавились программно-временные устройства, телеметрические коммутаторы, преобразователи, шифраторы, дешифраторы… Да разве перечислишь все, что входит в понятие «радиокомплекс»?
Из объяснений Глеба Юрьевича я понял, что помимо основного радиокомплекса Сергей Павлович настоял на установке дополнительного коротковолнового передатчика. Чтобы он «всю дорогу пищал, так надежнее будет», как сказал Главный.
— Ты говоришь, коротковолновый? А кто его делать будет, этот добавочный? Насколько я понимаю в радиотехнике, для коротковолнового передатчика такими маленькими штырьками-антеннами, какие вы для основного запроектировали, не обойдешься. Так?
— Не спорю. Передатчик будут делать… Есть одна организация. А вот как быть с антеннами — пока не знаю.
Ведь они должны быть длиной метра четыре, не меньше. Посмотрели мы тут один вариант. Громоздкий больно. Надо что-то разворачивающееся или раскладывающееся…
На следующий день в одном из цехов производства меня «нашел» телефонный звонок. Как ни смешно, а порой злишься на это порождение человеческого разума. Насколько бы спокойнее было жить без наших «звонких» помощников! Никто бы тебя не искал, не отвлекал… Размышляя так по поводу технического прогресса, я шел к кабинету начальника цеха.
— Слушаю!
— Здравствуй, ведущий. Ты очень занят?
— Да нет, какие наши занятия! Последний тайм первенства мира по футболу досматриваю и шампанское допиваю, — съязвил я, узнав голос начальника конструкторского отдела Григория Григорьевича Болдырева.
«Ну что он, ей-богу! Не знает, что ли, что в цех, на производство развлекаться не ходят! Чего спрашивать?!» — ворчал я про себя.
— Ладно, не кипи, как медный самовар. Все равно счет не в твою пользу. Зайди лучше ко мне. Есть кое-что интересное.
Минут через десять я зашел в кабинет Болдырева. Он сидел за столом, рядом стоял Глеб Юрьевич. С другой стороны стола, в кресле для посетителей, поместился полноватый мужчина в очках. Привстав, он протянул Руку:
— Полинов. Я от Губенко.
Так я познакомился с человеком, «больным» хроническим изобретательством. Не прожектерством, отнюдь нет. Хорошим, нужным, деловым изобретательством. Таких людей поминаешь добрым словом долгие годы. Юрий Степанович Полинов до сих пор не излечился от своей «болезни».
— Як вам с предложением. Вот посмотрите, — Полинов подошел к столу и взял из рук Глеба Юрьевича какую-то круглую металлическую коробочку, которую тот очень внимательно разглядывал.
Из коробочки выглядывал кусок темно-коричневой металлической ленты, но назначение этой штуки я представить не мог. Пока она напоминала мне металлическую карманную рулетку. Очевидно поняв, что меня «не осенило», Григорий Григорьевич улыбнулся:
— Ну что, не догадываешься?
— Ей-богу, нет.
— Да это же находка! Антенна для коротких волн!
— ???
— Да, да, — вмешался в разговор Полинов, — Я вот и привез вам показать. Интересно, знаете ли, получилось. Вот посмотрите. Только отойдите немного в сторону.
Он отошел в угол кабинета, вытянул руку с коробочкой, что-то нажал, и — взжик-к-к! — коробочка сорвалась с его руки, с силой ударилась в противоположный угол кабинета. А в руках Полинова была… ровная коричневая поблескивающая трубка, сама собой развернувшаяся из улетевшей коробочки.
Григорий Григорьевич и Глеб Юрьевич, очевидно до моего прихода уже видевшие то, что только что продемонстрировал мне Полинов, смотрели на меня так победоносно, словно они, а не приехавший к нам конструктор придумал эту простую, но удивительно толковую штуку.
— Вот видите, все просто, удивительно просто, — проговорил гость, — но мне кажется, это должно вас заинтересовать. Ведь вопрос конструкции антенны, штанг каких-нибудь на спутниках…
— Да помилуйте, Юрий Степанович, это же здорово! — обычно сдержанный Глеб Юрьевич был воодушевлен. — Нашими достижениями по этой части хвалиться не приходиться.
Новая идея конструкции антенн, которые у нас стали называть «рулеточными», нашла самое широкое применение и используется вот уже третий десяток лет…
Как и в любом другом деле, были у нас и скептики. Например, некоторые сомневались в том, что по сигналам бортового радиопередатчика можно будет с нужной точностью определять траекторию полета ракеты. Сегодня это может вызвать ироническую улыбку, но тогда, в те годы… Все было первым, и не было опыта, на который можно сослаться. Скептики для того и скептики, чтобы сеять сомнения. Королев решил так: все должно быть чисто, чтобы комар носа не подточил, чтобы ни у кого не было никаких сомнений в том, куда и по какой траектории летит ракета. А раз так, то нужен был, так сказать, внешний авторитет, который бы со всей очевидностью подтвердил результаты радиоизмерений.
Вот если бы астрономы… Астрономы — это астрономическая точность. Это авторитетно. Этому любой скептик поверит! Сергей Павлович не один раз встречался в те дни с крупными авторитетными учеными, но, как выяснилось, ракета не могла на расстоянии 100–200 тысяч километров блеснуть звездочкой подходящей величины, чтобы ее могли увидеть наземные телескопы. Вот если бы ее яркость, тот солнечный свет, который отражает ее поверхность, усилить в несколько тысяч раз… Но как этого добиться?..
Нас выручила сама природа. Точнее, поиски аналогий в космосе. Кометы… Их газовые хвосты, несмотря на огромную разреженность вещества, светятся в солнечных лучах.
Вычисления показали: нужно сделать так, чтобы ракета выпустила облако паров натрия, которые очень интенсивно рассеивают солнечные лучи в желтой части спектра. Такое облако будет хорошо светиться, и его можно наблюдать в телескопы. Испарить достаточно всего около килограмма натрия, и будет искусственная комета в небе. Неплохая идея. Но идея, какой бы она ни была оригинальной и продуктивной, только идея. Такую «комету» надо было сделать, а до этого еще спроектировать, испытать.
К счастью, в жизни наряду со скептиками есть оптимисты и энтузиасты. Нашлись они и в одном из соседних конструкторских бюро. Были проведены эксперименты вначале «дома», в лаборатории, а потом на ракете при одном из вертикальных пусков.
Конструкция оказалась довольно простой: цилиндрический сосуд, внутри его термит и натрий, электрическое запальное устройство. Если термит поджечь, то он будет испарять натрий. Поджечь… А как? Поджечь на расстоянии 100 тысяч километров, и не когда-нибудь, а ночью: днем «комету» не увидишь, как не увидишь и звезд. Необходимо было какое-то включающее устройство, автомат. Первое, что пришло в голову, — часовой механизм. Опыт по этой части, правда не очень-то большой и, скажем прямо, не полностью нас удовлетворивший, был — на втором спутнике летал часовой механизм, включал и выключал передатчик. Но этот опыт показал, что в условиях невесомости применение часов — дело непростое.
Поехали мы с проектантами в один из научно-исследовательских институтов, занимавшихся «часовыми» проблемами. Нас душевно принял главный инженер. Но его настроение сразу стало портиться, как только была изложена суть наших желаний.
— Э-э, товарищи, это дело нелегкое! Наша техника — штука сложная. Ее так просто не возьмешь. Космическая ракета, говорите?.. Ракета… ракета… Да-а! — и он глубокомысленно умолк.
Молчали и мы. Несколько минут. Наконец главный инженер повернул голову в нашу сторону, склонил ее к левому плечу, прищурил глаз. Сигарета в уголке губ дымилась, казалось, сама по себе, этак равнодушно, независимо…
— Шестнадцать килограммов.
— Пуд?! — голос Глеба Юрьевича прозвучал так, словно он услышал нечто несусветное.
— Не пуд, а шестнадцать килограммов. Наша техника — вещь тонкая, современная. Все должно быть очень надежно.
— Надежность — безусловно. Но поймите и нас. Куда мы возьмем такой вес?
— В этом я вам помочь не могу. Шестнадцать килограммов. Ну, может быть, мы что-нибудь сумеем сэкономить, но малость, самую малость — граммы…
Обратно ехали расстроенными. Долго молчали.
— А что, если… — Глеб Юрьевич на минуту задумался. — Братцы, а что, если самим? И не часовой механизм, а электронный, а? Неужели наши электрики не сделают?
Такое автоматически включающее комету устройство было создано самостоятельно, без участия смежных организаций…
В конце концов окончательно определился состав всей аппаратуры, и своей и смежных организаций, в группе Глеба Юрьевича закончили компоновочные работы, провели все необходимые расчеты, в отделе Болдырева разработали чертежи, в цехах полным ходом пошло изготовление деталей, узлов, приборов, которые тут же отправлялись в цех главной сборки, к Владимиру Семеновичу Петрову.
И у «соседей» наших, ракетчиков, тоже нелегко та самая добавочная, третья ступень ракеты-носителя рождалась. И на основной ракете требовались доработки. Ведь теперь в ее носовой части вместо спутника должна была устанавливаться целая ракетная ступень. С чьей-то легкой руки ее назвали «Еленой». Луну древние греки именовали Селеной. А это созвучно. Так ли было, не знаю, не ручаюсь. Но наша третья ступень стала называться «Еленой», а сокращенно просто «Е». Блок «Е». Для этого блока наши специалисты вместе с коллективом конструкторского бюро Семена Ариевича Косберга создали ракетный двигатель, которого еще не знала ракетная техника. Он мог запускаться в вакууме и в невесомости, причем имел очень хорошие характеристики и по тяге, и по собственному весу.