Парень пел, поглаживая шерстку жеребенка, и хотя Блайт потребовалась минута, чтобы узнать мелодию, она тихо рассмеялась, когда поняла, что он выбрал совершенно неподходящую песню о красивой девушке, которая работала на ферме. Его голос с мелодичным акцентом был усталым и хриплым от волнения.
Блайт перевела взгляд с него на жеребенка и очень тихо спросила:
– Все будет хорошо?
Конюх резко вскочил.
– Мисс Хоторн! Ох боже, простите, я понятия не имел, что нахожусь в присутствии леди. – Он широко раскрыл глаза и с трудом удерживался, чтобы не споткнуться. – Я могу вам чем-нибудь помочь?
– Жеребенок. С ним все будет в порядке?
Его лицо смягчилось.
– Только время покажет, мисс. Все, что мы можем сделать, – это устроить его поудобнее и молиться.
Сердце Блайт сжалась так, что стало трудно дышать. И она возненавидела себя за то, что поддалась порыву и отвернулась от новорожденного. Сейчас ей было слишком тяжело смотреть на умирающих или мертвых. Напоминание о том, как долго она сама была на пороге смерти, все еще выбивало ее из колеи.
Девушка заставила себя вернуться к насущной задаче. Отец пришел бы в ярость, если бы узнал, что она вообще отправилась в конюшню, не говоря уже о поездке верхом. К счастью для нее, конюх был новичком, нанятым Байроном всего неделю назад.
– Я бы хотела покататься на Митре. – Блайт сложила руки за спиной и попыталась придать себе уверенный вид. Конюх посмотрел мимо нее и едва заметно нахмурился, когда понял, что она одна.
– Вам понадобится сопровождение?
В его голосе звучало участие. Это был ожидаемый вопрос, приличный конюх задал бы его. Тем не менее Блайт напряглась, потому что было время, когда обычные вещи вроде верховой езды давались ей настолько легко, что его вопрос вызвал бы смех. Теперь же она ничего не знала о своем теле и выносливости. Не могла предугадать, как быстро устанет, и была не настолько глупа, чтобы рисковать и остаться в лесу. Поэтому ей пришлось прикусить язык и ответить:
– Я была бы вам очень признательна, мистер…
– Крипсли. Уильям Крипсли. – У него были мозолистые от тяжелой работы руки, мощное телосложение и загорелая кожа, какой не встретишь у человека из высшего общества. Он был не намного старше Блайт, и она обратила внимание на его доброе круглое лицо и серьезные глаза. Учитывая, что он был новичком, он, несомненно, хотел произвести хорошее впечатление, а значит, его с легкостью можно использовать.
– Жеребенок останется один?
– Нет, – отозвался Уильям. – Скоро приедет врач, а пока за ним присмотрит мистер Хейсворт.
Блайт кивнула, хотя не имела ни малейшего представления, кто такой мистер Хейсворт. Двадцать лет она прожила в стенах Торн-Гров, и все же с каждым днем поместье становилось все более чужим. Потребовалась бы целая вечность, чтобы запомнить имена и лица новых слуг.
– Очень хорошо. Тогда я была бы признательна, если бы вы проводили меня в поместье Киллинджеров, мистер Крипсли. Я с радостью покажу дорогу.
Уильям кивнул и отправился запрягать лошадей, не подозревая, как сильно Блайт ему благодарна. Не за его доброту и не потому, что он был новеньким и не понимал, что ей нельзя здесь находиться. А потому, что, если земля снова начнет зарастать мхом и колючками, по крайней мере, на этот раз она не будет одна.
Уильям работал медленнее, чем следовало бы, но Блайт не доставляла ему хлопот. Она была уверена, что он трижды проверил свою работу, вероятно, потому, что впервые готовил лошадей к полноценной поездке. Девушка набралась терпения, и вскоре конюх вернулся с Митрой и еще одной оседланной белой кобылой.
Митра приблизилась, низко опустив голову и помахивая хвостом, и дружелюбно фыркнула, приветствуя Блайт, которая приложила ладонь ко лбу лошади и запустила пальцы в красивую золотистую гриву. Прошла целая вечность с тех пор, как она в последний раз сидела в седле. Когда мама была жива и здорова настолько, что могла кататься с ней почти каждый день. Блайт почти слышала мамин смех, когда та скакала верхом на этой кобыле. Видела, как ее развевающиеся на ветру волосы сияют на фоне неба, словно солнечные лучи.
Слишком долго она избегала воспоминаний о матери, отчаянно боясь пойти по ее стопам. Но теперь, избежав смерти, Блайт тосковала по ней и грустила при виде того, что осталось от нее в этом мире.
– Вот, мисс. – Уильям поддержал Митру, когда Блайт вставила ногу в стремя и забралась в седло. У нее перехватило горло, когда она почувствовала под собой ровное дыхание Митры. Сколько времени прошло с тех пор, как у нее в последний раз хватало сил так просто запрыгнуть в седло? Блайт отвернулась от конюха, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
Возможно, подсознание с самого начала подсказывало, что именно этого ей не хватало. Очевидно, она действительно разволновалась, раз нашла такое утешение в конюшнях. И все же девушка никак не могла унять лихорадочное сердцебиение. Не после увиденного в кабинете отца и заметок Байрона.
Блайт крепче сжала поводья, полная решимости докопаться до истины.
Шарлотта Киллинджер столкнулась с Сигной в ночь исчезновения Перси. Именно она предупредила Элайджу о том, что в саду пожар. Блайт уже разговаривала с ней однажды, несколько месяцев назад. Но, возможно, стоило собрать больше информации; если кто и мог рассказать ей о том, что случилось в лесу той ночью, так это Шарлотта.
Блайт вела их по размякшей почве в лес, такой до боли знакомый, что она снова почувствовала себя ребенком. Она видела не просто зеленые деревья, склоняющиеся к ним своими ветвями, а призрак матери, проглядывающий сквозь тонкие ветви, не позволяя им порвать подол ее белого платья, как это часто случалось с нарядами Блайт. Птицы приветственно стучали по стволам высоких дубов или пели нежные весенние песни. Блайт услышала смех своего брата. Услышала, как он ругает ее за то, что она перепачкалась и звала маму, чтобы та помогла выловить ее запутавшиеся волосы из жадных веток.
Чем дальше они углублялись в лес, тем сильнее у Блайт щипало в носу и слезились глаза. Но она радовалась, что не забыла эти места. Она выросла на этой земле, срывая сочные ягоды с кустов и следуя за Перси столько, сколько требовалось, чтобы увидеть, как он, всегда такой воспитанный джентльмен, годами прятался в чаще с дамами, когда думал, что никто их не видит. Она чуть не рассмеялась при этом воспоминании; и обязательно напомнит об этом Перси, когда им удастся его найти.
Блайт не нуждалась в тропинке, чтобы понять направление. Она могла ориентироваться в лесу по изгибу ветвей и пожелтевшим листьям уходящего сезона. Лес всегда был частью ее, он проник в душу глубже, чем она осознавала.
Блайт отдала бы все на свете, чтобы закрыть глаза и позволить себе свернуть налево, к забытой тропинке в сад матери, где аромат лилий ласкал обоняние. Она хотела позволить себе поверить, что мама ожидает ее, любуясь цветами лотоса на пруду, или сидит на своей любимой скамейке и читает книгу, которую Блайт позже украдет для себя.
Но все, что осталось в саду, – это пепел и призрак слишком сладких воспоминаний. Поэтому Блайт повернула направо, прочь от сада, к дому Шарлотты Киллинджер.
Менее чем за двадцать минут они добрались до поместья, расположенного у подножия леса и защищенного крепостью высоких вязов. Оно значительно уступало Торн-Гров, хотя очарование дома было неповторимым. Торн-Гров всегда выглядел мрачным, в то время как даже серый дым, валивший из трубы поместья Киллинджеров, казался прекрасным. Лозы обвивали темный камень стен, пытаясь поглотить входную дверь, которая, казалось, вела войну и с растущим напротив нее кустарником. Блайт представила, что, если бы кто-то нарисовал сказочный домик и оживил его с помощью магии, он выглядел бы как поместье Шарлотты. Лужайка, на которой стоял дом, была ярко-зеленой, окруженная сливовыми деревьями и одинокой бузиной. По железному забору вдоль участка пробирался мох, и сквозь его щели Блайт увидела, что Шарлотта вышла на улицу.
Только она была не одна.
Эверетт Уэйкфилд сидел рядом с Шарлоттой, по-мальчишески улыбаясь. Шарлотта смеялась, сжимая его руки в своих, и они о чем-то весело переговаривались. Никто не сопровождал их, и Блайт почувствовала себя лишней, когда Эверетт украдкой поцеловал Шарлотту, на что та радостно ответила.
Раскрасневшись, Блайт повернулась к Уильяму и сказала громче, чем следовало:
– Вы только посмотрите на это, мистер Крипсли, кажется, мы прибыли раньше, чем ожидалось!
Шарлотта оттолкнула Эверетта, и они зашептались, обмениваясь фразами, которые Блайт не смогла разобрать. Она притворилась, что смотрит в другую сторону и совершенно не замечает Эверетта, когда он скрылся из виду.
Блайт всегда знала, что Шарлотта интересуется Эвереттом, но не знала, отвечает ли тот взаимностью. Как странно, что они оба скрывали свои отношения.
Только после того, как Шарлотта поправила платье и уложила волосы, она поспешила к ним.
– Посмотри на себя! – ахнула девушка. – Я так давно не видела тебя верхом на лошади!
Не обращая внимания на усталость в теле и стараясь не думать о том, чему только что стала свидетельницей, Блайт вздернула подбородок и сказала:
– Боюсь, мир не готов к моей мощи теперь, когда силы ко мне вернулись.
Шарлотта закатила глаза.
– Пожалуйста, избавь меня от этого. – Она попыталась незаметно стереть с юбки пятно от травы, когда Уильям спрыгнул со своей кобылы и взялся за поводья Митры, чтобы Блайт могла спешиться. Она и не заметила, что запыхалась. И хотя за последние несколько месяцев ее силы значительно восстановились, время от времени знакомая слабость охватывала ее, вызывая резь в глазах или стеснение в груди. Напоминание о том, что нельзя перенапрягаться.
Проницательная Шарлотта, должно быть, почувствовала усталость подруги. Она взяла Блайт под руку в молчаливой поддержке.
– Вас только двое? – Шарлотта посмотрела в сторону леса, очевидно выискивая Сигну. – Почему бы нам не присесть? Мистер Пембрук? – Шарлотта повернулась к высокому, плотному мужчине в костюме, как только тот вышел из дома. – Пожалуйста, проводите конюха мисс Хоторн в конюшню и проследите, чтобы ему дали все, что он пожелает.