– А ты-то где видала? Неужто в тятр ходила?
– Ой, смешной. Да хто туды меня пустит? Дома каждый день смотрю, когда Лепольдыч лепетилует. Ой! Што? Неужто горит? – Алена показала пальцем на дачу, в которую десять минут назад вошел Яблочков. – Люди добрые! Пожар! Пожар!
Из домика повалил дым, а сквозь окна замелькали всполохи. Григорий перекрестился и прошептал молитву:
– Спаси, сохрани, не погуби душу человеческую в огне…
– Там шо, хто внутри? – схватилась за голову Алена.
– Барин. Привез с вокзала.
– Так чаво стоишь? Заливать надо.
И Гришка, схватив у Алены ведра, побежал к дому. Через пять минут ему на помощь прибыла пожарная команда – возгорание быстро заметили с каланчи. Под руководством усатого брандмейстера огонь через полчаса потушили, но вот дом отстоять не удалось – дощатые стены, быстро сгорев, обрушили крышу вниз.
– Барина надо искать, – подошла к брандмейстеру Алена. – В дом перед самым пожаром зашел. Вдруг живой?
Пожарные начали осторожно осматривать пепелище.
– Керосином воняет, – потянул носом один из них. Второй, поддев ногой какой-то металлический предмет, наклонился, чтобы его рассмотреть:
– Резервуар от лампы. Кто-то вылил из него керосин, а потом поджег.
– Ясно кто. Тот самый барин, которого Гришка привез, – понял брандмейстер. – Больше некому.
– А как он из дома выбрался? – спросил у него подчиненный. – Гришка сказал, никто из двери не выходил.
– Через черный ход.
Пожарные покинули периметр дома и углубились в палисадник. Через пару шагов между кустами черной смородины увидели лежавшего без сознания неизвестного им мужчину. Перевернув его на спину, обнаружили на его лбу огромный синяк.
– Поджег, побежал, оступился, упал, стукнулся и потерял сознание, – предположил брандмейстер. – Не все коту масленица! Пятый дом за два года сгорел. И чую, все они – его работа! Ну, голубчик, ты попался!
А Алена с Гришей стояли у пролетки, обнявшись:
– Родненький, – шептала девушка, – как же я забоялась. Вдруг бы стена на тебя рухнула?
Гришка был счастлив. И его кобыла тоже – на радостях он угостил ее хлебом с солью.
– Очнулся, – радостно произнес становой пристав Аким Минаевич Косолапенков, как только Яблочков разлепил глаза. – Теперь ты у меня попляшешь! За все ответишь! Засажу по самую макушку.
– Где я? – прошептал Арсений Иванович.
Голова его была переполнена болью, во рту бушевала пустыня Сахара, а нос был забит запахом гари.
– В аду, голубчик. Не ты ли Агафоновых в прошлом году сжег? Ты! Конечно, ты. По глазам наглым вижу. Долго я тебя ловил…
– Позвольте представиться, чиновник петербургской…
– Ага, чиновник. А я тогда митрополит Коломенский.
– У меня в кармане удостоверение. Сам бы достал, да руки закованы.
– Ничего у тебя в карманах не лежало, один носовой платок, да и тот грязный, – Косолапенков указал на стол, на котором валялась найденная Яблочковым улика.
– А револьвер мой где?
– Так ты с револьвером? Стало быть, дома поджигаешь не из-за геростратова помешательства, а за идею? Поляк? Народник?
– Говорю же, чиновник для поручений сыскной полиции. Дайте-ка воды.
– Пока в поджогах не сознаешься, не получишь.
– Который сейчас час?
– Куда-то торопишься? На встречу с сообщниками? Фамилии, адреса! Говори, живо!
– Крутилин Иван Дмитриевич, Большая Морская, дом двадцать.
– Записал. Кто еще?
Яблочков схватился за голову – неужели становой пристав не знает главного петербургского сыщика?
– Вызывайте следователя, – сказал Арсений Иванович, понадеявшись, что тот окажется умней и образованней. Но зря…
– Имя, фамилия, сословие, вероисповедание, – спросил следователь, неприязненно оглядев Арсения Ивановича.
– Чиновник для поручений Петербургской сыскной полиции Яблочков. В доме на улице Дернова я искал пропавшую девушку. Но на меня там напали.
– Не смей врать, – стукнул следователь кулаком по столу. – Ты пойман на месте преступления.
– Я не поджигатель. Прошу, дайте депешу в сыскную.
– Раз правду говорить не желаешь, ухожу, – следователь поднялся со стула. – Воду ему не давайте, Аким Минаевич. И тогда поутру он нам заместо соловья споет.
Яблочков подумал, что без воды он до утра вряд ли доживет.
– Стойте, ваша взяла.
– Так бы сразу, – довольно пробормотал в усы следователь. – Ну-с…
Сжалился над сыщиком лишь местный доктор – его вызвал городовой, когда поздно вечером у Арсения Ивановича началась рвота.
– Сотрясение мозга, – поставил эскулап диагноз. – Вследствие удара по голове тяжелым тупым предметом.
– Вы сие следователю сообщите, – попросил Яблочков.
– Бесполезно. Его дом рядом с Агафоновыми. Страху он натерпелся, сатисфакции жаждет.
– Тогда дайте телеграмму в сыскную, умоляю. Я не поджигатель, я – сыщик.
2 июня 1871 года, среда
Яблочкова едва не отправили в съезжий дом – Крутилин прибыл в участок, когда чиновника как раз сажали в карету для перевозки заключенных.
– Отставить! – скомандовал Крутилин. – Снять кандалы.
– Еще чего, – ухмыльнулся Аким Минаевич.
– Я – Крутилин…
– Тогда подымай руки вверх, – пристав вытащил саблю. – Поджигатель назвал тебя сообщником.
Начальник сыскной вытащил удостоверение:
– Читать умеешь? Я – начальник петербургской сыскной, а это мой подчиненный, – указал он на Яблочкова. – По моему приказу он расследовал дело, о котором пишут газеты, – Крутилин вытащил из сюртука так разозливший его номер «Ведомостей» и сунул приставу. – Убит гимназист Гневышев, его сестра исчезла, их мать покончила с собой. Государю уже доложено, – приврал он для убедительности.
– Государю? – опешил Косолапенков.
– Доложить обстановку способен? – спросил Крутилин у Яблочкова.
– Постараюсь. Я выяснил, что Константин Гневышев позавчера приезжал в Лигово. Извозчик Григорий Бондаренко сообщил, что юноша спрашивал у него про дачу Юрлова на улице Дернова. Я отправился в этот дом, в котором обнаружил окровавленный платок с инициалами «КГ». Платок у пристава.
– Капитолина Гневышева! – воскликнул Крутилин.
Яблочков пожал плечами:
– У Костика те же инициалы. Потом поднялся на мезонин. Там меня стукнули по голове. Доктор говорит: сотрясение.
– Нападавшего разглядел?
– Нет. Он забрал мое удостоверение. И ремингтон.
– Вот черт…
– А потом поджег дом.
– А кто тебя из него вытащил?
– Не знаю. Наверно, нападавший. Больше некому.
– А зачем? – задумался Крутилин.
– Не верьте ему, – подал голос пристав, указывая на Арсения Ивановича. – Он крест целовал, что поджигатель.
– Что? – Иван Дмитриевич с удивлением посмотрел на подчиненного.
– Мне пить не давали.
Начальник сыскной наградил Косолапенкова уничижительным взглядом:
– Дурак. Из-за тебя сутки потеряли. Хоть пепелище осмотреть догадался?
– Зачем? – удивился становой.
Городовые разгребали угли долго. Вызванный Крутилиным исправник в наказание вручил лопату и становому приставу. Косолапенков-то и нашел человеческие кости.
– Свят, свят, свят! Что ж это делается? Никак Антихрист к нам явился? – прошептал становой, подняв вверх большую берцовую.
Яблочков тут же ее отобрал и примерил к своей ноге:
– Я примерно одного роста с Костиком. А Капа, судя по фотографии, была его пониже. Боюсь, что кость принадлежала ей.
Чуть позже нашли череп, в лобной доле которого зияло отверстие.
Около станции Яблочков указал Крутилину на Гришку:
– Тот самый извозчик, что Костика видал…
– Погоди-ка… С кем это он беседует? Неужто Лепковский? Ну, я сейчас ему задам.
Иван Дмитриевич с неожиданной для его возраста резвостью выскочил из тормозившего экипажа:
– Ты что здесь забыл? – накинулся он на одетого в короткое летнее пальто мужчину.
Тот обернулся и, узнав, приподнял котелок:
– Не знал, что мы уже на «ты», Иван Дмитриевич.
– Что ты здесь делаешь, Лепковский?
– Дачу снимаю. А вы, Иван Дмитриевич?
Крутилин достал злосчастную газету:
– Твоих рук дело?
– Конечно! Подданные Его Величества должны знать о совершаемых в столице преступлениях. Кстати, а правда, что здешнюю дачу поджег ваш сотрудник?
Крутилин скрипнул зубами:
– Я из твоего осведа отбивную сделаю. Так Фрелиху и передай.
– Фрелих? Кто это? – изобразил недоумение Лепковский.
По приезде в столицу Крутилин велел Яблочкову ехать в больницу, однако тот наотрез отказался:
– Мне уже лучше. Как вас увидал, так сразу и поправился.
– Ты бы не хорохорился.
– Иван Дмитриевич, я обязан поймать этого гада. У него мое удостоверение и револьвер.
– И как ты собираешься это сделать, не имея ни того, ни другого?
– Ну, револьвер куплю, удостоверение восстановят…
– Даже не надейся. Если обер-полицмейстер узнает, что твое удостоверение забрал убийца, не сносить тебе головы. Раззяв терпеть не может. Может и со службы погнать.
– Тогда тем более: отлеживаться по больницам нельзя. Если не возражаете, поеду к владельцу дачи статскому советнику Юрлову.
Становой Косолапенков сообщил сыщикам, что тот проживает в собственном доме на Мойке.
– Выясню, кому он сдал на лето дачу. Помните замок с ключом, что нашли на пепелище? Я уже видел его, когда осматривал дом, он лежал на столе рядом с лампой. Сие доказывает, что поджигатель проник в дом не через окно. У него был ключ. А значит, поджигатель либо арендатор, либо тот, кому он дал ключ.
– Нет, к Юрлову съезжу сам.
– Но почему?
– Ты хоть в зеркало на себя посмотри. Небритый, с фингалом на лбу, вдобавок удостоверения нет. Не примет тебя статский советник Юрлов. Езжай домой…
– Нет.
– Тогда проверь инобытие[45]гимназистов на вечер убийства Костика. Ты ведь собирался…
– Зачем его теперь проверять? Никто из них не мог попасть в Лигово быстрее меня. Прямо из гимназии я поехал на Петергофский вокзал и чудом успел на машину.