– Ой! – схватилась за сердце какая-то дама.
– А он до сих пор на свободе. Возможно, где-то рядом. Может, среди нас в этой самой комнате…
Очередь зашумела:
– Дайте ему телеграмму.
– Помогите полиции.
– Ну отдайте, мы же на поезд опоздаем.
– Мне лишь на почерк взглянуть, содержание без вас знаю, – Крутилин сунул телеграфисту депешу от исправника Гюббе.
Тот прочел, вопросительно взглянул на товарищей, те дружно кивнули. Телеграфист встал, подошел к ящикам, выдвинул нужный и, быстро перебирая пальцами, нашел нужный лист.
– Почерк Капы? – спросил у Яблочкова Крутилин, получив заполненный от руки бланк.
– Нет. Скорее, Костика, – сказал чиновник.
– Отправителя не запомнили? – на всякий случай Крутилин показал телеграфисту фотопортреты Гневышевых, Капы и Костика.
Тот пожал плечами:
– У нас сотня клиентов каждый день. Как прикажете их запоминать?
Кондуктора восьмого вагона Ухналева будить пришлось долго:
– Три ночи не спал, – объяснил он, стараясь не дышать на полицейских густым перегаром.
– Девушку эту помнишь? – Крутилин сунул ему в руки портрет Капы.
– Нет. А должен?
– Села в понедельник в твой вагон…
– Не было такой! Точно не было. Ее бы запомнил. У меня ведь в третьем классе «чистой» публики, считай, не бывает. А этаких красавиц и подавно. Они в первом классе ездют с гусарами в обнимку.
– Зачем Костик отправил телеграмму? – спросил Яблочков.
– Уверен, что почерк его?
– Сложно сказать. Всего несколько цифр и букв…
– Значит, не Костик ее послал, а Злодей. Чтобы пустить нас по ложному следу.
– Но это глупо. Мы за несколько часов выяснили правду…
– Потому что я не поддался на уловку. Ты-то в Москву чуть не отправился. Учись, пока я живой!
Глава пятая
Пока Нева полностью не покрывалась льдом, Петр Первый плавал по ней на лодке. И подданных пытался приучить к любимому им удовольствию – обязал всех жителей каждое воскресенье совершать с ним водный променад. Пытавшихся увильнуть – штрафовал. Однако по будням горожане предпочитали ходить пешком или передвигаться на лошадях – слишком уж холодный в Петербурге климат, даже в летнюю жару на воде зябко. Даже запрет на строительство мостов на подданных не подействовал. И тогда Петр велел вместо улиц вырыть каналы. Копать их начали с Васильевского острова. Жителям очень повезло, что сумасбродный император вскоре скончался. Каналы, к облегчению горожан, сразу зарыли. От Северной Венеции остались лишь странные названия улиц на Васильевском острове: по правой стороне они четные, например, 4-я линяя, по другой – нечетные, то бишь 5-я.
Первоначально жителей Васильевского острова хоронили возле Галерной гавани. Но при наводнениях сие кладбище уходило под воду, и желающих предавать там родственников земле оказалось немного. Потому в середине XVIII века для погребений отвели другой участок – за Малым проспектом между 18-й и 23-й линиями. Его обнесли деревянным забором, а в центре воздвигли церковь в честь иконы Смоленской Божьей Матери. От нее получили названия и само кладбище, и речка, что течет вдоль его границ. В 1803 году там захоронили знаменитую петербургскую юродивую Ксению Блаженную. И неудобное для обитателей других частей города кладбище внезапно стало престижным и быстро разрослось.
4 июня 1871 года, пятница
У морга Губернского правления было многолюдно – попрощаться с Капой и Костей Гневышевыми пришли все их одноклассники, многие с родителями. Из родственников присутствовала лишь тетка Анны Сергеевны, сгорбленная старуха в старомодном черном платье, прибывшая вчера из Воронежа. Она и возглавила траурную процессию из трех катафалков.
Арсений Иванович хотел было по дороге на Смоленское кладбище опросить гимназистов и гимназисток, вдруг кто из них знает высокого бритого молодого человека в темно-синих совиных очках, но Крутилин строго-настрого ему запретил:
– Не время и не место. Нанесешь им визиты завтра. Не мешай горю.
Перед отпеванием гробы Костика и Анны Сергеевны открыли, гроб Капы оставили закрытым.
– Одни косточки от нее остались, – горестно объяснила всем Степанида и, заметив в толпе Крутилина, обратилась к нему: – Иван Дмитриевич! Заклинаю, найдите убийцу!
– Найду, клянусь.
Перед погребением у вырытых могил выступили директор Третьей гимназии и Женя Тарусов. Когда опускали гробы, никто не смог сдержать слез.
– Злодея нашего, молодого-бритого, не приметил? – спросил Иван Дмитриевич у Яблочкова, когда шли обратно.
– Увы.
– Я тоже.
– Что он здесь забыл?
– Говорят, убийцы приходят на похороны своих жертв.
– Те, кого совесть мучает.
– Ты чего озираешься?
– На всякий случай, – соврал Яблочков. – Вдруг пропустил Злодея.
«Как бы отстать? Хотя на пару минут» – размышлял он.
Леночка Корнильева, как и ее товарки, пришла на похороны в черном платье и в шляпке с черной вуалью. Даже не видя ее глаз, Арсений Иванович готов был биться об заклад, что всю церемонию она глядела исключительно на него. Но подойти, даже на секундочку, было невозможно – Леночку сопровождали родители: пышная розовощекая дама и внушительный господин в вицмундире Министерства путей сообщения с петлицами действительного статского советника. Однако после похорон Леночка примкнула к подружкам и обратную дорогу шла, разговаривая с ними, отстав и от сыщиков, и от папы с мамой. Яблочков понимал, что маневр произведен неспроста, ради разговора с ним, но оторваться от начальника не получалось.
– Кого ты там высматриваешь? – снова спросил Крутилин, когда Яблочков в очередной раз обернулся.
– Невельского, – опять соврал Арсений Иванович.
– Зачем?
– Ммм… Его поведение показалось мне подозрительным. Стоял отдельно от всех, единственный, кто не плакал.
– Не все горе на людях показывают.
– А теперь и вовсе исчез, – на сей раз Яблочков сказал правду, среди возвращавшихся Невельского и впрямь не было.
– Может, у него родственники здесь похоронены? Пользуясь случаем, пошел навестить, – высказал предположение Крутилин.
Неужели не удастся перекинуться с Леночкой хотя бы парой слов?
До ворот оставалось каких-то полсотни саженей, когда Крутилина окликнули. Сыщики обернулись – княгиня Тарусова. Яблочков торопливо сказал:
– Не смею мешать! – и пошел обратно.
– Я восхищен речью вашего сына, княгиня, – признался Крутилин Александре Ильиничне. – Так он проникновенно сказал, аж слезу вышиб.
– Они с Костиком дружили.
– Знаю.
– Костик часто у нас бывал. И Капа тоже. Приятная была девушка. Царствие им небесное. – Княгиня перекрестилась. – Как продвигается расследование?
– Мы уже знаем, как преступник выглядит. Остается лишь его отыскать.
– И как он выглядит?
– Высокий, молодой, бороду, усы и бакенбарды не носит, голову бреет. Носит темно-синие очки. А еще о-де-колоном от него сильно разит.
– Ну и приметы. Каждый третий под них подходит.
– Не сомневайтесь. Дело чести. Мы его поймаем.
– Кто арендовал сгоревшую в Лигове дачу?
– Неизвестно. Злодей похитил у домовладельца договор. В той же папке находились квитанции об оплате.
Любого другого любопытствующего Крутилин давно оборвал бы. Но только не Александру Ильиничну. За прошлый год она помогла полиции раскрыть три самых загадочных преступления. Словно заправская собака-ищейка, княгиня «брала» еле заметный, потому и пропускаемый сыщиками след, который в конце концов приводил ее к преступнику.
– А дачников в Лигове опросили? Вдруг кто-то из них успел познакомиться с арендатором.
– Конечно. Мои агенты шерстили там два дня. Но, похоже, Злодей появился в Лигове лишь раз, чтобы убить Капу.
– Вы же прекрасно знаете – обыватели не доверяют полиции. Давайте туда съезжу я. В Лигове как раз снимает дачу дантист, который пользует Диди. Он-то меня со всеми и познакомит, я повторно всех опрошу. Княгине Тарусовой расскажут гораздо больше, чем вашим агентам.
– Был бы вам весьма признателен. Если, конечно, Дмитрий Данилович не против.
Александра Ильинична в ходе своих поисков частенько попадала в неприятные ситуации, и князь строго-настрого запретил ей ими заниматься.
– Диди тоже сильно расстроен гибелью Гневышевых. Потому возражать не станет.
– Если вдруг нападете на след, срочно сообщите мне. Преступник крайне опасен.
Крутилин краем глаза наблюдал, как к Яблочкову, снявшему картуз у какой-то могилы – вот интересно, откуда у нашего провинциала захоронения родственников на Смоленском кладбище? – подошла какая-то девица. Ба! Да это Леночка, подруга Капы.
Да-с, губа у чиновника для поручений не дура. И девица хороша, и папаша у нее – туз! Что ж, дай-то бог, дай бог! Главное, чтоб не забыл спросить у зазнобы, знает ли она бритого Злодея?
Яблочков остановился у какой-то могилы и сделал вид, что скорбит по рабе божией Лисютиной Анисье Липатьевне, упокоившейся с миром почти сорок лет назад.
– Вы – мой герой, я прочла про ваш подвиг в газетах, – проворковала Леночка, тоже не преминувшая отдать долг незабвенной Анисье. – Я так за вас испугалась! Эта ваша рана на лбу оттуда, из Лигова?
– Разве это рана? Ссадина. Рана у меня в сердце. Из-за вас, Леночка, – воспроизвел Яблочков слова из пьесы, которую когда-то репетировал с Коротыгиной.
Леночка схватила его за пальцы.
– У нас в воскресенье прием по случаю моего окончания гимназии. Приходите к трем. Я буду ждать.
– А ваши родители? Они не будут против?
– Родители тоже заинтригованы, – сообщила Леночка. – Я им про вас рассказала. Они будут рады.
– Правда?
– Без всякого сомнения. Надеюсь, у вас есть фрак? Эта чесучовая пара вам не слишком идет.
– Конечно, – похолодел Яблочков.
Чесучовая пара была единственной его одеждой, если не считать домашний халат.
– Тогда – до встречи.
– До встречи.