– Поздравляю! Молодцы! – Треплов от радости оторвал зад от кресла и протянул Крутилину руку. – Жаль, конечно, что узнаю столь важные новости из газет. Однако на сей раз прощаю. Докладывайте быстрей. С минуты на минуту Государь прочтет газету и обязательно вызовет за подробностями!
– Даже не знаю, с чего начать…
– Начните с главного.
– Газеты врут.
– Что значит врут?
– Мы действительно вычислили преступника, но задержать не сумели. Обманув кронштадтскую полицию, Рыкачев скрылся.
– Но раз виноваты кронштадцы, им и отвечать[53].
– Боюсь, что нам. То есть мне, ваше высокопревосходительство. Рыкачев воспользовался украденным у моего чиновника документом, предъявил его вместо паспорта кронштадтскому полицмейстеру, тот поверил и отпустил его.
– Какой позор! Что еще за ротозей, который утратил документ?
– Чиновник для поручений Яблочков.
– Немедленно исключить из службы[54]!
– Ваше высокопревосходительство, во время кражи Яблочков находился в бессознательном состоянии, Рыкачев его оглушил.
– Это Яблочкова не оправдывает. Полк, потерявший знамя, подлежит расформированию. Полицейский, утративший жетон или документ, должен быть изгнан c позором.
– Голомысов, – окликнул агента Крутилин, войдя в сыскное.
– Добрый день, Иван Дмитриевич, – подошел он к нему.
Тот вместо приветствия ударил его в живот.
– Больше чтоб я тебя здесь не видел[55].
– За что? – прошептал Голомысов.
Крутилин громко, чтобы слышали все, объявил:
– Сведения «бутербродникам» сообщаю только я.
– Я никому… Только Фрелиху, – стал оправдываться Голомысов. – Он за старшего оставался.
Фрелих вжался в стул. Крутилин, посмотрев на него, скомандовал словно собаке:
– За мной!
Закрыв за собой дверь начальственного кабинета, Фрелих упал на колени, подполз к Ивану Дмитриевичу и принялся лобзать тому штиблеты:
– Умоляю, ваше высокоблагородие, я уверен был, что гада задержите. Куда ему с пароходика-то деваться? Прошу, не выгоняйте, бес попутал. Все из-за деток…
Попадись он Крутилину до доклада обер-полицмейстеру, ни за что бы не простил. Но потерять за одно утро два самых ценных кадра Иван Дмитриевич просто не мог:
– Если еще раз…
Фрелих тут же вскочил и прижал руку к сердцу:
– Никогда больше. За версту буду «бутербродников» обходить.
– Позови Яблочкова.
– Сию секунду.
Крутилин достал водку и два стакана. Щедро плеснул и себе, и подчиненному, теперь уже бывшему.
– Вызывали? – спросил, заходя, Арсений Иванович.
– Помнится, ты прошение подавал. Я его случайно порвал. Пиши-ка заново…
– Простите, не понимаю.
– Треплов распорядился.
– Да как же? Я же…
– Все я ему рассказал. И в ногах валялся, ну прямо как Фрелих сейчас предо мной. Но единственное, чего добился, дозволения уволить тебя от службы по прошению. На, выпей, авось полегчает.
– И куда мне теперь?
– Хочешь, в губернию пристрою? В пригородный уезд становым[56]?
– Бдить, как дворники смытье убрали? Нет уж, увольте. Лучше в швейцары…
– Ну как будет угодно. Слушай, ты ведь по протекции сюда попал. Сходи к покровителю. А я на пару дней заявление твое придержу.
– Покровитель мой на кладбище.
– Советом моим не побрезговал? Некролог себе написал? Тогда иди, почитай, успокойся. Ты молодой, что-нибудь придумаешь.
Вместо этого Яблочков пошел в трактир и с горя напился.
6 июня 1871 года, воскресенье
Утром Арсения Ивановича разбудила прислуга:
– Господин к вам очень важный…
Важным господином оказался лакей генеральши Ефимовой-Ольской – прямая спина, благородная седина и лихо закрученные усы делали Василия похожим на покойного императора:
– Барыня просит ее навестить.
– Когда? – уточнил Арсений Иванович, плохо представлявший после вчерашнего, который сейчас час.
– Дело срочное. Однако вы не в форме.
– Точно. Совсем не в форме. Скажи барыне, что завтра загляну.
Василий, не сказав ни слова, удалился, однако минут через десять явился вновь со стаканом сока из помидоров:
– Выпейте, поможет.
Арсений Иванович, с трудом оторвав голову от подушки, жадно хлебнул – пить ему очень хотелось. Но вместо живительной влаги обнаружил в стакане обжигающий состав, от которого закашлялся. И сразу пришел в себя, будто и не пил весь вчерашний день:
– Водка, соль, красный и черный перец, пара помидоров, – сообщил рецепт чудо-напитка Василий. – Его превосходительству завсегда помогало. Барыня предоставила вам свой экипаж. Так что одевайтесь. А я помогу.
Лакей открыл шкап и, обнаружив там новенький фрак с сорочкой, удовлетворенно крякнул:
– Это подойдет.
Серафима Осиповна приняла Яблочкова в гостиной, завешанной живописными изображениями покойного мужа – поручик Ефимов-Ольский обороняет крепость Динабург в 1812 году; великий князь Михаил Николаевич осматривает 3-ю роту Саперного батальона, которой командует капитан Ефимов-Ольский; командир лейб-гвардии Саперного батальона генерал-майор Ефимов-Ольский докладывает на красносельских маневрах императору, генерал-лейтенант Ефимов-Ольский при обороне Севастополя.
– Совсем вы, Сенечка, забыли старуху, – пожурила Яблочкова генеральша, сменившая из-за траура белый чепец на черный.
– Простите-с, служба-с, – Арсений Иванович нагнулся к вытянутой ручке.
– Ах, какой запах! Любимый о-де-колон Верблюжонка! – восхитилась Серафима Осиповна парфюмом, которым только что щедро обрызгал Яблочкова Василий.
– Мне он тоже очень нравится, – приврал Арсений Иванович.
– Присаживайтесь! Как раз из-за вашей службы вас и позвала. Дело в том, что меня ограбили.
– Давно? – спросил Яблочков, озираясь по сторонам. Вроде все ценные вещи на своих местах.
– Ну не совсем меня. Мой доходный дом на Коломенской. Жильцы, как обычно, на лето съехали, и управляющий рассчитал лишних дворников. Один из них остался этим недоволен и на прощальной попойке подсыпал товарищам снотворное. Когда они заснули, запустил грабителей в дом. А один из съехавших арендаторов, как назло, не успел вывезти вещи. Статский советник Сапрыкин. Столовое серебро, драгоценности супруги, шубы… И я теперь за них в ответе. Сапрыкин требует или вещи вернуть, или выплатить их стоимость.
– В полицию обращались?
– Ну а как же, первым делом съездила к Феденьке. Он тут же пристава вызвал, велел ему носом рыть, но тот, выяснив, что дворник был зарегистрирован по фальшивому паспорту, велел идти в сыскное. Вот я и вспомнила о тебе.
– Дело в том, Серафима Осиповна, что со вчерашнего дня я там больше не служу.
– Как так? Что приключилось?
Яблочков рассказал.
– Да что же это Феденька творит? За твои подвиги орден надо вручать, а он со службы выпер. Такой же чудак, как и его отец. Тот всю жизнь бабочек ловил. Приедет к кому-нибудь в имение погостить и давай по полям с сачком бегать. А как кого поймает, к листу бумаги булавкой пришпиливает. К нам тоже приезжал. На меня даже не взглянул, сразу сачок в руки, только его и видали… А на третий день дождь случился, не побегаешь, скучно ему стало, оттого ко мне и посватался. Но я отказала, естественно, зачем мне муж с придурью? Тогда в тот же день он посватался к нашей соседке графине Комаровской. Такой страшненькой, что на балах к ней никто не подходил. Ей выбирать не приходилось, она приняла предложение. Я ведь до сих пор с ней дружу. Так что не волнуйся, Феденьку она приструнит. Сегодня же! А завтра ты, как ни в чем не бывало, выходи на службу. И сразу розыском сапрыкинских вещей займись.
– А если не найду?
– Найдешь. Начальник твой… Как его…
– Крутилин.
– Точно! Вчера я к нему заезжала. Дал понять, что знает, где вещи. Но запросил пятьсот рублей на расходы. И то лишь потому, что у меня записка от Феденьки была. Иначе, сказал, пришлось бы тысячу платить.
– И вы заплатили?
– Нет, конечно. Потому что про тебя вспомнила. Но Крутилину не сказала, что мы с тобой родственники. Чтоб потом палки в колеса тебе не вставлял. Ты-то, надеюсь, со старухи денег не запросишь?
– Конечно, нет. Сам перед вами в долгу.
– Тогда ступай. А я навещу старуху Треплову.
До приема у Леночки оставалось еще время, и Яблочков решил заскочить к Тейтельбауму. Вчерашнее внезапное озарение в его лавке заставило ее покинуть столь стремительно, что о возврате фрака договориться не успел.
– Вы будто Великий князь! – приветствовал его купец. – Поймали вашего Злодея?
– Увы! Гирша Менделевич…
– Лучше Григорий Михайлович – в лавке всегда покупатели.
– Я вас нечаянно обманул. Честно говоря, хотел не купить, а взять у вас фрак напрокат. Приобрести толщина кошелька не позволяет. Я хотел договориться с вами вчера, но, узнав про Рыкачева…
– А я ведь тоже должен признаться. Обманул я вас. Помните наш самый первый разговор в сыскной? Я попросил вас озвучить сумму. Если честно, готов был к цифре на порядок большей. Так что пусть этот фрак с сорочкой станет скромной компенсацией за мое ловкачество. Нет! Позвольте также присоединить к нему эту бабочку и шелковый цилиндр. Посмотрите на него, последний визг моды – умеренно высокий с узкой черной лентой вокруг тульи. Примерьте, примерьте…
Удивленный Яблочков надел цилиндр, погляделся в зеркало. Действительно, хорош.
– Так! Еще платочек в кармашек, лайковые перчатки. Думаю, предложение барышне можете делать уже сегодня. Клянусь, что не устоит. Хотя… Нужно поменять штиблеты. Пойдемте в лавку к Тимхякову, что торгует готовой обувью. У него отличная кожа.
Покупку штиблет тоже оплатил Тейтельбаум.
– Остались цветы для вашей невесты.
– Цветы, позвольте, я сам, – остановил расщедрившегося купца Арсений Иванович.