Пока ждали подкреплений, Наполеон приостановил битву: он был уверен, что Беннигсен, даже заметив свой промах, не сумеет его исправить. Солдаты с обеих сторон воспользовались возможностью найти укрытие и воду. Многие бредили от жажды: день был безоблачный, душный, с температурой 30 ℃ в тени, а они провели много часов, надрывая зубами пропитанную селитрой оболочку патронов. Наполеон, сидя на простом стуле, позавтракал черным хлебом в пределах досягаемости русских пушек. Когда свита попросила его укрыться, он возразил: «Они [русские] пообедают с меньшим удобством, чем я позавтракаю»{1695}. Тем, кто беспокоился, что становится поздновато для атаки, и предлагал перенести ее на следующий день, он заметил: «Мы не дождемся, чтобы неприятель дважды совершил подобную ошибку»{1696}. Солдат и дипломат Жак де Норвен наблюдал, как Наполеон ходил туда-сюда, сшибая хлыстом высокие сорняки, и говорил Бертье: «День Маренго, день победы!»{1697} Наполеон хорошо ощущал пропагандистский потенциал круглых дат и, кроме того, был суеверен.
В 14 часов он приказал возобновить битву в пять вечера. Нею предстояло наступать на Сортлак, Ланну – продолжать удерживать позиции в центре, а гренадерам Удино – выдвинуться влево, чтобы отвлечь русских от Нея. Мортье было приказано захватить и удержать Гейнрихсдорф, а Виктор с гвардией остался в резерве за центром позиции. По воспоминанию Хели-Хатчинсона, с колокольни Беннигсен и его штаб видели «горизонт, будто стянутый широким поясом из сверкающей стали»{1698}. Беннигсен распорядился отступать, но было слишком поздно, и ему пришлось немедленно отменить приказ: теперь, когда приближался враг, отход мог обернуться катастрофой.
В 17 часов прозвучал сигнал к атаке: три залпа из двадцати орудий. Пехота Нея (10 000 человек) устремилась в Сортлакский лес и к 18 часам очистила его. Затем колонны Нея выступили против левого фланга русских. Дивизия генерала Жана-Габриэля Маршана ворвалась в деревню Сортлак и буквально сбросила многих ее защитников в Алле. Затем Маршан отправился вдоль реки на запад и преградил выход с полуострова, заблокировав русских во Фридланде. Теперь французские артиллеристы просто не могли промахнуться. С юго-запада во Фридланд (по дороге из Прейсиш-Эйлау) Наполеон отправил корпус Виктора.
Когда изможденные солдаты Нея стали отходить, Сенармон разделил свои 30 орудий на две равные батареи с 300 зарядами на пушку и 220 – на гаубицу. Протрубив сигнал «Атаковать с фронта», французские расчеты поскакали вперед, сняли орудия с передков и открыли огонь с 600, затем с 300, 150 и – картечью – с 60 ярдов. Русские гвардейцы Измайловского и гренадеры Павловского полков попытались взять батареи, однако всего за 25 минут потеряли около 4000 человек. Два картечных залпа сорвали кавалерийскую атаку. Левый фланг русских был полностью разгромлен и прижат к берегу Алле. Маневр Сенармона вошел в учебники по военной стратегии (хотя полегла и половина прислуги) как «артиллерийская атака». Получивший пополнения корпус Нея с 59-м линейным полком впереди с запада ворвался во Фридланд и к 20 часам захватил город. Русских прижали к мостам, мосты загорелись, и много солдат утонуло при переправе.
В тот момент на равнине появились дивизии Ланна и Мортье, и русские части, стоявшие справа от Фридланда, были просто сброшены в реку. Многие русские солдаты дрались до конца в штыковом бою, а 22 эскадрона кавалерии ушли вдоль берега. Разгром при Фридланде не сопровождался преследованием побежденных, как после Йены, и это можно объяснить жарой, усталостью, наступившей темнотой и разграблением города французами, искавшими провиант. Кроме того, возможно, Наполеон считал, что полное истребление русской армии затруднит переговоры с императором Александром, а к тому времени Наполеон уже сильно желал мира. «Их солдаты в целом хороши», – заявил он Камбасересу. Прежде Наполеон этого не признавал – и вспомнил об этом лишь пять лет спустя{1699}.
Если учитывать только сосредоточение сил и средств, Фридландское сражение – самая эффектная (после Аустерлица и Ульма) победа Наполеона. Сам потеряв убитыми, ранеными и пропавшими без вести 11 500 солдат, он наголову разбил русских, потери которых достигли 20 000 человек (43 % армии), хотя лишь около 20 орудий{1700}. Сто хирургов во главе с Перси трудились ночь напролет, и позднее генерал вспоминал «луга, покрытые конечностями, отделенными от тел, – эти страшные места калечения и расчленения, которые армия называла лазаретами»{1701}.
На следующий после битвы день Лесток оставил Кёнигсберг. Наполеон выпустил знаменитый бюллетень:
Солдаты! 5 июня мы были атакованы русской армией. Враг не посчитался с причинами нашего бездействия; он слишком поздно заметил, что наш отдых был отдыхом льва. Он раскаивается в том, что забыл это… От берегов Вислы мы перенеслись к берегам Немана со скоростью орла. Вы праздновали в Аустерлице годовщину коронования, в этом году вы достойно отпраздновали годовщину Маренго, положившую конец войне Второй коалиции. Французы, вы были достойны вас и меня. Вы возвратились во Францию, покрытые всеми вашими лаврами, после завоевания мира, несущего в себе гарантию его продолжительности. Настало время, чтобы наша родина жила в покое и была избавлена от хитрых козней Англии. Мои добрые дела докажут признательность и бесконечность моей любви к вам[168]{1702}.
19 июня, когда русские ушли за Неман и сожгли мост в последнем на пути прусском городе Тильзите (совр. Советск), Александр отправил князя Дмитрия Лобанова-Ростовского просить перемирия. В 14 часов в Тильзит приехал Наполеон. Пруссакам, не способным продолжать войну без русской поддержки, теперь просто пришлось идти в кильватере царской дипломатии. После двух дней переговоров было заключено месячное перемирие, а вечером третьего дня Наполеон пригласил Лобанова-Ростовского к обеду, пил за здоровье царя и говорил о том, что Висла есть естественная граница двух империй, тем самым намекая, что в случае достижения мира он не станет претендовать на собственно российскую территорию. После этого стремительно была достигнута договоренность о встрече французского и русского императоров. Нейтральную территорию для переговоров обеспечил генерал Жан-Амбруаз Бастон де Ларибуазьер, командовавший гвардейской артиллерией: он построил павильон на плоту посередине Немана, у Тильзита, где прошла линия прекращения огня{1703}. «Мало какое зрелище представляет больший интерес, – рассказывал Наполеон в 85-м бюллетене. – На обоих берегах появились большие толпы солдат, желавших увидеть встречу»{1704}. Ее целью, повторял Наполеон, было не более и менее как «дать покой нынешнему поколению». После восьми месяцев похода ему хотелось заключить мир, возвратиться в Париж и продолжать руководить глубокими преобразованиями всех сторон жизни французов.
Встреча императоров 25 июня 1807 года, в четверг, замечательна далеко не только избранным для нее необычным местом. Это одна из величайших в истории встреч на высшем уровне. Хотя на вершине власти истинная дружба невозможна, Наполеон сделал все, чтобы расположить к себе 29-летнего российского самодержца и завязать теплые личные и продуктивные рабочие отношения. Мирные договоры – подписанный 7 июля с Россией и два дня спустя с Пруссией – фактически разделили Европу на две сферы влияния, французского и русского.
Наполеон первым причалил к плоту, и, когда туда взошел Александр в темно-зеленом мундире гвардейского Преображенского полка, они обнялись. Первой произнесенной царем фразой была: «Я буду вашим помощником во всем, что вы делаете против Англии»{1705}. (Менее торжественный вариант: «Я ненавижу англичан так же, как и вы».) Александр не выказывал столь же сильную неприязнь к английскому золоту, которое он годами охотно принимал, но, что именно ни было бы произнесено, Наполеон немедленно признал, что два правителя могут заключить соглашение по широкому кругу вопросов (позднее он объяснил: «Эти слова изменили все»){1706}. Они удалились в роскошный шатер и два часа беседовали наедине. «Я только что встретился с императором Александром, – писал Наполеон Жозефине. – Я очень им доволен. Это молодой, чрезвычайно добрый и красивый император. Он гораздо умнее, чем думают»{1707}.
Над входом в павильон (Наполеон счел его «красивым») помещались российский и французский орлы, а на фронтонах были нарисованы (зеленой краской) огромные буквы N (Наполеон) и А (Александр), но вензель Фридриха-Вильгельма III – FW – отсутствовал. Король Пруссии находился в Тильзите, но ему дали понять его подчиненное положение. В первый день переговоров Фридриха-Вильгельма III даже не пригласили на плот, и ему пришлось дожидаться, сидя на берегу в русской шинели, пока два государя, не испытывавших к Пруссии безотчетной любви, решали судьбу его государства{1708}. Прусского короля пригласили на плот 26 июня, на второй день переговоров, чтобы Александр представил его Наполеону, и Фридриху-Вильгельму стало ясно, что грядущий франко-русский союз дорого обойдется Пруссии. Когда в 17 часов второго дня переговоров Александр приехал в Тильзит, его встретили артиллерийским салютом в сто выстрелов, его приветствовал лично Наполеон, подготовивший царю ночлег в лучшем доме города. Когда же приехал Фридрих-Вильгельм III, не было ни салюта, ни встречи, и опред