мела обширные колонии и сильный флот, однако ее сухопутные войска насчитывали всего 20 000 человек. Португалией правил принц-регент Жуан VI – грузный, ленивый и глуповатый самодержец, которого в 1805 году попыталась низложить собственная супруга-испанка Карлотта{1785}.
29 августа 1807 года французы вторглись в Этрурию, чтобы пресечь там контрабанду английских товаров. Испанский премьер-министр Мануэль Годой, маркиз Альварес де Фариа, понял: чтобы добиться достойной компенсации для королевы Этрурии Марии-Луизы, дочери Карла IV (ее супруг, Людовик I, в мае 1803 года умер от эпилепсии), придется сотрудничать с Наполеоном. Годой не пользовался ни симпатией, ни доверием Наполеона. Когда в 1801 году Годой попросил у Люсьена портрет Наполеона, тот наотрез отказал: «Я бы никогда не отдал портрет тому, кто держит своего предшественника в подземелье [Годой отправил в ссылку графа Аранда, бывшего премьер-министра, после поражения, нанесенного французами в 1792 году] и завел инквизицию. Я могу использовать его, но не должен ему ничего, кроме презрения»{1786}. Наполеон с большим подозрением отнесся к новости, что в день битвы при Йене Годой привел испанскую армию в боевую готовность, а узнав об исходе, быстро демобилизовал ее. Годой решил, что будет разумно пропустить через испанскую территорию французские войска, идущие в Португалию.
«Прежде всего необходимо вырвать Португалию из-под влияния Англии, – писал Наполеон королю Карлу IV 7 сентября 1807 года, – чтобы принудить эту последнюю державу просить мира»{1787}. 27 октября представитель Годоя подписал договор в Фонтенбло. Секретные статьи предусматривали раздел Португалии на три части: север отходил инфанте Марии-Луизе в виде компенсации за Этрурию, центральную часть оккупировали французы вместе с испанцами, а юг становился личным владением самого Годоя (человека красивого, коварного, грубого и тщеславного), получавшего титул принца Алгабрес (Алгарве). После того как в 1795 году Годой подписал с Францией Базельский мир, он получил гордый титул князя Мира{1788}. (Годой предпочитал любой титул своему народному прозвищу «колбасник»: он был родом из Эстремадуры, центра испанского свиноводства.) Договор гарантировал Карлу IV его владения и позволял называться «императором обеих Америк»{1789}.
Наполеон ратифицировал договор 29 октября. К этому времени французские войска продвинулись уже далеко вглубь Пиренейского полуострова. 18 октября направлявшийся в Португалию Жюно, перейдя реку Бидасоа, вступил в Испанию. Он не встретил никакого сопротивления даже в Лиссабоне, и 29 ноября королевское семейство, не дожидаясь французов, спаслось в Рио-де-Жанейро на английских военных кораблях. Толпа в порту освистала их{1790}. Наполеон распорядился, чтобы инженеры Жюно составили схему испанских дорог. «Покажите мне расстояние между деревнями, характер местности и ее запасы», – объяснял он, по всей видимости уже задумывая нападение на союзника{1791}.
Испанская политика была настолько слабой, а испанские Бурбоны настолько растленными и жалкими, что их корона сама шла в руки. Карл IV и его властная супруга Мария-Луиза Пармская ненавидели своего старшего сына и наследника престола, 24-летнего Фердинанда, принца Астурийского, впоследствии короля Фердинанда VII. Это чувство было целиком взаимным. Годой – женатый и поселивший в своем доме любовницу – был также любовником королевы. Король был очень покладист; несколькими годами ранее Годой перехватил письмо Наполеона с предупреждением, что премьер-министр наставляет своему королю рога, и просто передал послание адресату. Власть Годоя в Испании была непререкаемой: его, ни разу не выходившего в море, даже сделали адмиралом. Фердинанд (как и его отец, человек слабый и малодушный) ненавидел Годоя, и министр платил принцу тем же. Вообще-то, Годоя ненавидела вся Испания. Ему в вину ставили плачевное состояние государства к 1808 году и особенно уступку колоний англичанам, трафальгарский разгром (тогда Испания потеряла одиннадцать линейных кораблей), слабость экономики, коррупцию, неурожаи, продажу церковных земель, запрет корриды и даже вспышку желтой лихорадки на юге страны{1792}.
В октябре 1807 года возникла соблазнительная перспектива: Фердинанд попросил у Наполеона («героя, затмившего всех предшественников», по выражению принца) руки одной из принцесс императорской фамилии{1793}. В том месяце отец-король арестовал его за измену (по сфабрикованному обвинению) и тут же с неохотой освободил, и теперь Фердинанд, вероятно, желал перехитрить родителей, попутно защитив испанский престол от французских посягательств. Это явилось бы лучшим средством от «испанской язвы» (по выражению Наполеона), но старшей из его племянниц, Шарлотте, дочери Люсьена, было всего двенадцать лет. За время недолгого пребывания при императорском дворе она несколько раз писала родителям в Рим, жалуясь на распущенность нравов и прося позволения возвратиться домой. Наполеон, перехвативший письма, позволил ей уехать[179]{1794}.
Жюно, заняв Лиссабон, низложил династию Браганса и конфисковал ее собственность, потребовал уплаты «контрибуции» (100 млн франков) и обнародовал конституцию, обещавшую веротерпимость, равенство всех перед законом и свободу личности{1795}. Было объявлено, что в Португалии построят дороги и проведут каналы, промышленность и сельское хозяйство будут улучшены, а народное образование будет поощряться. Португальцы встретили эти заявления настороженно. Наполеон предписал, чтобы солдатам Жюно ежедневно выдавали, кроме обычного пайка, по бутылке португальского вина{1796}.
Теперь положение французов в Португалии казалось надежным, и в январе 1808 года Наполеон отправил в Северную Испанию Мюрата с войсками – якобы для помощи Жюно, но на самом деле чтобы занять крупные крепости Сан-Себастьян, Памплону, Фигерас и Барселону. И все это при помощи Годоя, готовившегося, согласно секретным статьям договора в Фонтенбло, стать самостоятельным правителем. Испанию при поддержке ее же премьер-министра фактически оккупировали. 13 марта Мюрат со 100-тысячной армией достиг Бургоса и двинулся к Мадриду. Чтобы успокоить испанцев, Наполеон распорядился: «Пустить слух, что это часть моего плана… осадить Гибралтар и идти в Африку»[180]{1797}.
Вечером 17 марта 1808 года в Аранхуэсе в 40 километрах южнее Мадрида, где располагалась зимняя резиденция королевской семьи, вспыхнуло народное восстание. Аранхуэсское выступление свергло Годоя. Восстание подогрели слухи, будто он намерен вывезти королевскую чету через Андалусию в Америку. Толпа, собиравшаяся линчевать Годоя, ворвалась в его дворец, однако премьер-министр спасся, спрятавшись на чердаке в свернутом ковре{1798}. Принц Фердинанд поддержал восставших, и два дня спустя Карл IV отрекся от престола. Днем ранее короля принудили отправить Годоя в отставку, и это вызвало в Мадриде большие торжества. «Я совершенно готов к переменам в Испании, – заметил Наполеон в беседе с Савари, – но, похоже, дела приобретают иной оборот, чем я ожидал»{1799}. Наполеон, искавший возможность расширить свое влияние, отказался признать законным королем Фердинанда и заявил, что Карл был его верным союзником. Когда Годой, проведя тридцать часов в укрытии без пищи и воды, попытался сдаться властям, восставшие схватили его, чуть не выбили глаз и ранили в бедро. Тем не менее арестованный экс-премьер-министр остался в живых{1800}. Министру финансов повезло меньше: его убили в Мадриде. Толпа разграбила дома семьи и друзей Годоя, а после двинулась к винным лавкам.
В то время испанское общество и английская пресса считали Наполеона подстрекателем мятежа (каковым он не был). Наполеон, однако, был не прочь воспользоваться возможностью и натравить оппонентов друг на друга. Испания была слишком важной в военном и экономическом отношении, чтобы оставить ее Фердинанду, которого Наполеон считал заложником реакционного дворянства и церкви (это было действительно так) и подозревал в том, что он состоит в тайном союзе с англичанами (а это произошло позднее).
Наполеон едва ли мог допустить хаос на южной границе, особенно в стране, которая до тех пор аккуратно выплачивала ему 5 млн франков в месяц и даже после Трафальгара располагала крупным флотом, необходимым на случай новой попытки покорить Англию. Власть не терпит пустоты, а Бурбоны, правившие Испанией лишь с 1700 года, когда их утвердил на престоле Людовик XIV, не создавали ничего, кроме пустоты. Как показали события 18 брюмера, Наполеон точно хотел и мог осуществить переворот, если это представлялось выгодным.
Теперь, после Тильзита, у Великой армии в континентальной Европе не осталось никаких дел, кроме гарнизонной службы и борьбы с калабрийскими партизанами. «[Я] посягал на Испанию не для того, чтобы посадить на престол одного из членов своей семьи, – утверждал в 1814 году Наполеон, – а чтобы революционизировать ее, чтобы сделать ее государством законов, отменить инквизицию, феодальные порядки, чрезмерные привилегии отдельных классов»