Наполеон: биография — страница 137 из 211

.

К июлю 1810 года Наполеон признал, что континентальная блокада не приносит задуманных результатов, однако не отказался от нее, а решил смягчить. Новая система предполагала продажу некоторым частным лицам и компаниям особых разрешений, позволяющих торговать с Англией товарами определенного ассортимента и количества. Система выдачи таких свидетельств характеризовалась злоупотреблениями (так, Бурьенн, торгуя ими в Гамбурге, сколотил огромное состояние) и предвзятостью. Производители-нефранцузы на территории Французской империи справедливо подозревали, что разрешения доставались преимущественно французам, и были чрезвычайно этим недовольны. Например, в 1810–1813 годах Бордо получил 181 генеральное и 607 разовых разрешений на торговлю с Америкой, а Гамбург – 68 и 5 разрешений соответственно{2067}. Даже министр казначейства Мольен предполагал, что Наполеон «через систему льгот желал участвовать в монополии на [торговлю с] Англией за счет континента»{2068}. В апреле 1812 года Наполеон написал Бертье, что, «поскольку таможни на Корсике нет, то нет и препятствий для ввоза сахара и кофе, но следует не разрешить его, а закрыть на это глаза»{2069}.

Бичом лицензионной системы стала бюрократия. Так, между Антверпеном (в Ла-Манше) и Лорьяном (на побережье Бискайского залива) ⅙ долю экспорта должно было составлять вино, а остальное – крепкие спиртные напитки, семена (но не зерно) и незапрещенные французские товары. Из департамента Нижняя Шаранта (совр. Приморская Шаранта) можно было экспортировать зерно, но ½ объема экспорта должны были составлять вино и крепкие спиртные напитки. Суда из портов от Остии (близ Рима) до Агда (у испанской границы) могли отправляться лишь в девять определенных портов Леванта и Испании, и только туда. Согласно уточнениям, сделанным в июле 1810 года, префекты получили право отказывать в выдаче разрешений судам не под французским флагом{2070}. Разрешения на торговлю различными товарами с различными зарубежными портами по-разному стоили компаниям из разных департаментов. Правила постоянно (и, похоже, произвольным образом) изменялись. Бесчисленные статьи и пункты предусматривали всевозможные варианты и комбинации. Наполеон следил за происходящим с обычным вниманием к мелочам. «Кто дал разрешение [судну] “Conciliateur” прибыть в Геную 11 июля с грузом эбенового дерева?» – спросил он 14 августа у главы акцизной таможни в Париже. Русские увидели в Le Nouveau Système (Новой системе) оскорбление для себя: французские производители, казалось, обходили блокаду, а им торговать с Англией по-прежнему воспрещалось. О том, сколь далеко царь Александр отошел от приязни, проявленной к Наполеону в Тильзите, и просто дружелюбия, показанного им в Эрфурте, можно судить по визиту к нему в июле 1810 года барона Фридриха фон Врангеля. Адъютант Фридриха-Вильгельма III привез весть о смерти королевы Луизы от поражения легких и сердечного полипа. «Клянусь вам отомстить за ее смерть, – заявил Врангелю явно возмущенный царь, почему-то винивший в гибели королевы поведение Наполеона в Тильзите. – Ее убийца поплатится за это»{2071}. Он прибавил, что быстро перевооружается, но не чтобы помочь Наполеону завоевать Индию, как гласили пустые слухи, и не ради уже идущей войны с Турцией и Персией, а чтобы воевать с Францией. «Согласно моим наиточнейшим расчетам, – сказал он, – к 1814 году я смогу вступить в дело с хорошо экипированной армией в 400 000 человек. С 200 000 я перейду Одер, а еще с 200 000 – Вислу»{2072}. Александр прибавил, что тогда за ним последуют Австрия и Пруссия.

Наполеон считал, что династические узы удержат Австрию на политической орбите Франции. Но те же семейные обязательства не помешали ему 3 июля 1810 года лишить своего брата Луи голландского престола за то, что он ставил интересы подданных выше интересов Французской империи, особенно в том, что касалось рекрутского набора и континентальной блокады. «Несмотря на все его промахи, я не могу позабыть, что растил его как собственного сына», – писал Наполеон Марии-Луизе{2073}. «Когда я был лейтенантом артиллерии, – говорил он Савари, – то воспитывал его на свое жалованье; я делился с ним хлебом, а он так поступил со мной!»{2074} Аннексированную Голландию разделили на ряд имперских департаментов, а Луи отправился в изгнание и жил в Австрии на водах, принимал горячие ванны с кожицей винограда и издавал антинаполеоновские сочинения под предоставленным ему титулом графа де Сен-Лё.

Наполеон прекрасно видел, что отношения с царем Александром портятся. В начале августа Наполеон написал саксонскому королю и предложил ему тайно вооружаться на случай нападения русских и особенно укрепить польскую цитадель Модлин. «У меня с ним очень хорошие отношения, – сказал он об Александре, – но нужно быть готовым»{2075}. Россия, по-видимому, вела переговоры с Турцией, и Наполеон попросил Коленкура напомнить Александру, что, хотя он согласился с присоединением Молдавии, Валахии и левобережья Дуная, «Россия нарушит договоренности, если сохранит что-либо на правом берегу и если свяжется с сербами», поскольку «хотя бы одно место на правом берегу Дуная, удержанное Россией, уничтожит независимость Турции и совершенно изменит положение вещей»{2076}.

Наполеон потребовал разведданных о передвижении русских войск и к середине октября начал наращивать свои силы в Данциге и на севере Германии. Русские в это время укреплялись на Западной Двине и Березине. Очаги напряженности между двумя сверхдержавами угрожающе множились.

1810 год для истории Наполеона неоднозначен. Империя достигла зенита могущества и максимального территориального расширения, но ошибки Наполеона предвещали ей беду. Большей доли этих ошибок можно было бы избежать, и во многих своих затруднениях, как теперь понятно, виновен он сам. Так, у Наполеона не было необходимости открыто ссориться с папой римским, а тем более арестовывать его. Спешка при заключении династического брака оскорбила Александра и усилила его подозрения насчет Польши, хотя Наполеон не собирался восстанавливать королевство. Брака с австрийской эрцгерцогиней никак не было достаточно для того, чтобы Вена смирилась с суровым Шёнбруннским договором. Массена следовало оказать должную поддержку или вовсе не отправлять его в Португалию. (Или, что еще лучше, Наполеону следовало самому сразиться с Веллингтоном.) Было ошибкой доверить вышедшему из доверия, озлобленному Бернадоту Швецию, столь важную в стратегическом отношении. И не стоило оставлять явную измену Фуше фактически без возмездия. Кроме того, Наполеону следовало понять, что новая система лицензирования в рамках континентальной блокады воспринимается как лицемерная и в самой империи, и союзниками – и особенно в России. Хотя Александр перевооружался и планировал реванш, Великая армия в ее нынешнем состоянии была более чем способна выдержать пограничное столкновение с русскими в Германии, особенно если принять в расчет союз Наполеона с Австрией, скрепленный его женитьбой на Марии-Луизе. Ни один противник не угрожал существованию крупнейшей империи Европы после Римской – крупнее даже государства Карла Великого. Лишь сам Наполеон представлял для нее угрозу.

Часть третьяОтречение

Россия

Француз храбр, но долгие лишения и плохой климат утомляют и обескураживают его. За нас будут воевать наш климат и наша зима[213].

Александр I – Коленкуру, начало 1811 года

Никогда не просите у Фортуны больше, чем она может дать.

Наполеон на острове Святой Елены

Значительную часть года Наполеон объезжал империю, неизменно с головокружительной скоростью. Осенью 1811 года он всего за 22 дня посетил 40 городов, причем из-за шторма на два с половиной дня задержался во Флиссингене на борту корабля «Charlemagne», а еще на день – в Живе, когда река Маас вышла из берегов. Гораздо больше панегириков Наполеона интересовали сухие данные. Однажды, когда мэр с большим трудом заучил речь, Наполеон «едва дал ему время преподнести ключи; после этого кучеру моментально приказали гнать, и мэр остался сотрясать воздух». Мэр, возможно, утешился, увидев на следующий день в Le Moniteur текст своей речи целиком вместе с репортажем о вручении ключей. «“Никаких речей, господа!” – этим обескураживающим обращением Бонапарт прерывал трясущиеся депутации», – вспоминал чиновник Теодор фон Фабер{2077}. Вопросы, которые Наполеон задавал мэрам, свидетельствовали о ненасытной жажде информации. Так, мэр мог ожидать расспросов о демографии, уровне смертности, доходах, пошлинах, муниципальных сборах, лесных угодьях, рекрутском наборе, местных гражданских и уголовных процессах, и Наполеон обязательно задавал их, но кроме этого он хотел знать и такое: «Сколько вынесенных у вас приговоров отменил кассационный суд?» и «Изыскали ли вы средства для того, чтобы обеспечить приходским священникам пристойное жилье?»{2078}.

«[Россия упорно действовала против правил, чему достаточно представить] только одно доказательство, – писал Наполеон царю Александру 4 ноября 1810 года, – а именно: колониальные товары, появившиеся на последней Лейпцигской ярмарке, были доставлены туда на семистах возах, пришедших из России… в настоящее время вся торговля этими товарами производится через Россию. Наконец, тысяча двести кораблей, которые англичане конвоировали на двенадцати военных судах и которые скрывались под шведскими, португальскими, испанскими и американскими флагами, свезли часть своих грузов на берег в России»