[214]{2079}. Далее в письме содержалась просьба Наполеона конфисковать «все ввезенные англичанами товары». В декабре он приказал Шампаньи предупредить русского посла в Париже Александра Куракина и одновременно поручил Коленкуру передать царю: если Россия – прямо нарушая Тильзитский договор – откроет свои порты для судов с английскими товарами, война окажется неизбежной{2080}.
19 декабря 1810 года Наполеон аннексировал Гамбург, Бремен и Любек и другие ганзейские города, главным образом с целью пресечь ввоз контрабанды через северо-западное побережье Германии. Это стало четвертым за год актом аннексии и, как и аннексия Рима, Ганновера и Голландии, было непосредственно обусловлено стремлением Наполеона к победе в экономической войне с Англией. Однако введение прямого управления этими территориями не имело ни географического, ни торгового смысла без обладания также и Ольденбургским герцогством (5180 квадратных километров) на левом берегу Везера. Регентом его был Петр-Фридрих-Людвиг, свекор великой княгини Екатерины Павловны, сестры русского царя. Несмотря на неоднократные предупреждения Наполеона, Ольденбург продолжал почти открыто торговать с Англией и стал напоминать огромный склад контрабанды{2081}. Хотя Тильзитский договор гарантировал независимость герцогства, Наполеон решил закрыть эту лазейку и аннексировал Ольденбург в тот же день, что и ганзейские города. Месяц спустя он предложил Петру в качестве компенсации Эрфурт (с территорией вшестеро большей), и это задело Александра еще сильнее{2082}.
Франко-русские противоречия возникли задолго до Наполеона. Людовик XVI помогал туркам противостоять экспансии России и действовал сообща со шведским королем Густавом III на Балтийском море{2083}. Русские правители после Петра I (в конце XVII века он посетил все, кроме версальского, крупные европейские дворы) обратили взгляд на запад, и основание Санкт-Петербурга это подтвердило. Александр, аннексировав Молдавию и Валахию, вывел русских к Дунаю и теперь с жадностью взирал на балканские владения Турции. При бабке Александра Екатерине II (немке, которая долго видела во Франции вероятного соперника) Россия в 1772–1795 годах трижды участвовала в разделах Польши. Отец Александра Павел I стал Великим магистром иоаннитов и отправил знаменитого полководца Суворова в Ломбардию и Швейцарию. Таким образом, притязания России на статус великой европейской державы очень стары и почти всегда приводили к напряженности в отношениях со страной, доминировавшей в определенный период на континенте. Большую часть XVIII века и, конечно, к началу наполеоновской эпохи такой страной была Франция.
Еще до аннексии Наполеоном Ольденбурга Александр планировал новую войну с Францией{2084}. И военный министр Барклай де Толли, и советник генерал Эрнст фон Пфуль, и французский эмигрант граф д’Аллонвиль, и бывший царский адъютант граф Людвиг фон Вольцоген с октября 1810 года представляли царю подробные планы военных действий, описывавшие все возможные ситуации при наступлении и обороне. В начале декабря Барклай де Толли составил план оборонительного сражения по обеим сторонам от Припятских болот (юг современной Беларуси и север Украины) после молниеносного превентивного удара по базам Наполеона в Польше{2085}. Александр – восторженный друг (как надеялся Наполеон) в Тильзите, несколько более равнодушный союзник в Эрфурте – теперь все больше казался потенциальным противником.
Из-за наложенных в Тильзите торговых ограничений русская казна испытывала нарастающий дефицит: в 1808 году она недосчиталась 126 млн, в 1809 году – 157 млн, в 1810 году – 77 млн рублей[215]. Государственный долг вырос в 13 раз, что негативно сказалось на курсе национальной валюты. В 1808 году объем российского балтийского экспорта снизился до ⅓ от показателей 1806 года{2086}. 19 декабря – в тот день Наполеон аннексировал Ольденбург и ганзейские города – царь Александр ответил, утвердив Положение о нейтральной торговле, согласно которому с конца года русские намеревались возобновить торговлю с нейтральными странами (например, с Америкой), но не с Англией и запретить ввоз одних предметов роскоши из Французской империи, а ввоз других, например вина, обложить высокими пошлинами{2087}. Камбасерес счел, что Положение о нейтральной торговле «разрушило… торговые отношения с Россией и… показало истинные намерения Александра»{2088}. Все произведенные в Англии товары предполагалось сжигать, но та же участь ждала определенные ткани (в том числе шелковые) из Франции и стран Рейнского союза. Узнав об этом, Наполеон сказал: «Я скорее позволю ударить себя по щеке, чем стану смотреть, как жгут произведения промышленности, плоды труда моих подданных»{2089}. Вскоре английские корабли, чтобы обойти Положение о нейтральной торговле, стали ходить под американским флагом, и русские таможенные чиновники закрывали на это глаза{2090}.
В 1811 году на континенте разразился экономический кризис. Он продолжался два года, захватив и Англию, столкнувшуюся с неурожаями, нехваткой продовольствия, массовой безработицей, сокращением заработной платы и выступлениями луддитов{2091}. В Мюлузе, городе на востоке Франции, без работы осталось ⅔ из 60 000 рабочих. В Лионе заработка лишились более 20 000 человек{2092}. Наполеону было необходимо стимулировать экономический рост, но из-за своей приверженности кольбертизму он не видел пользы в конкуренции и свободном рынке и вернулся к идее ужесточить континентальную блокаду, пусть даже ценой вероятного военного конфликта с Россией. Наполеон опасался, что в случае, если Россия выйдет из-под действия блокады, за ней могут последовать и другие, но в 1811 году ни одна страна на это не осмелилась бы.
К 1812 году Наполеон решил, что континентальная блокада приносит плоды, и в качестве аргумента упоминал о разорении лондонских банков и торговых фирм. Его секретарь барон Фэн говорил: «Еще чуть-чуть, и блокада смирила бы английскую гордыню»{2093}.
Наполеон решил (по словам Фэна), что Англия не может позволить себе «оккупацию Индии, войну с Америкой, водворение на Средиземном море, защиту Ирландии и собственных берегов, размещение огромного флота и одновременно трудную войну… на [Пиренейском] полуострове»{2094}. На самом деле кредитоспособность английского правительства и запас прочности английской экономики были такими, что они могли одновременно нести едва ли не все упомянутые расходы, но Наполеон был убежден: чтобы подорвать английскую торговлю, необходимо распространить континентальную блокаду на всю Европу. Заставив Пруссию и Австрию присоединиться к блокаде соответственно в 1807 и 1809 годах, он не собирался позволять русским нарушать ее, хотя в структуре английской экономики торговля с Россией никогда не занимала важного места (во всяком случае, она не играла настолько важной роли, какую для самой России играла торговля с Англией). В то время около 19 % объема английского экспорта приходилось на Пиренейский полуостров, и это еще одна причина, по которой Наполеону следовало обратиться к испанским и португальским делам вместо того, чтобы давить на Россию{2095}.
Наполеон не так уж заблуждался, полагая, что Англия в 1811-м и в первой половине 1812 года, «годы смертельной опасности для английского государства», чрезвычайно страдала от континентальной блокады{2096}. Торговля быстро угасала. Курс 3-процентных консолей – государственных ценных бумаг – упал с 70 (в 1810 году) до 56 (1812). Неурожай 1811 и 1812 годов привел к нехватке продовольствия и к инфляции, а из-за военных расходов бюджетный дефицит вырос с 16 млн (1810) до 27 млн фунтов стерлингов (1812). Зимой 1811/12 года около 17 % жителей Ливерпуля не имели заработка, и в центральных и северных графствах против потенциальных бунтовщиков и луддитов бросили милицию (зачинщиков приговорили к ссылке в Австралию, а в иных случаях даже казнили){2097}. Наихудшее для английской экономики время наступило в июне 1812 года, когда торговые разногласия и насильственная вербовка привели к войне с Америкой{2098}. При этом Спенсер Персиваль строго следовал своей программе финансирования войны на Пиренейском полуострове, как и всех остальных статей расходов Англии, перечисленных Фэном. Поход Наполеона в Россию в конце 1812 – начале 1813 года снял огромное давление на Англию. Если бы он не выступил против русских, неизвестно, сколько еще Англия выдерживала бы континентальную блокаду.
Положение о нейтральной торговле прямо противоречило тильзитским и эрфуртским соглашениям и недвусмысленно представлялось поводом к войне в тот момент, когда Наполеон мог поставить под ружье более 600 000 человек. Но даже если бы он в 1812 году покорил Россию, то вряд ли сумел бы обеспечить континентальную блокаду. Что ему пришлось бы сделать дальше: аннексировать остальные участки южного побережья Балтийского моря и отправить в Санкт-Петербург французских таможенников? Возможно, Наполеон считал, что, одолев Александра, он снова, как и в 1807–1810 годах, навяжет русским участие в блокаде, но сомнительно, что эта важнейшая часть плана была должным образом продумана. В масштабнейшей переписке Наполеона определенно нет упоминаний о том, как он намерен был после войны с Россией помешать английской торговле.