поле брани»{3009}. «Французы! – объявил он. – Начиная войну за независимость Франции, я рассчитывал, что все национальные власти соединятся со мной в одном усилии, в одной воле, и имел основание надеяться на успех. Но обстоятельства, как вижу, изменились, и я приношу себя в жертву врагам отечества… Моя политическая жизнь кончена, и я объявляю моего сына императором французов под именем Наполеона II. Нынешние министры образуют временный государственный совет. Приглашаю палату установить, согласно закону, регентство. Все должны объединиться ради общественного спасения и сохранения независимого государства»{3010}.
Наполеон еще надеялся, что Законодательный корпус предложит ему возглавить сопротивление союзникам, но, если, как он заявил Лавалетту, временное правительство не будет нуждаться в его услугах, он желал бы поселиться в Америке как частное лицо{3011}. Америка лишь недавно заключила мир – после трехлетней войны – с Англией, и, весьма вероятно, правительство Соединенных Штатов позволило бы ему остаться в стране, если бы он сумел туда попасть. Лавалетт записал, что отрекшийся Наполеон «весь день сохранял спокойствие, подавая советы касательно диспозиции армии и того, как вести переговоры с врагом»{3012}.
Временное правительство, главой которого 24 июня стал Фуше, с удовольствием приняло отречение императора. Макдональда назначили командующим вооруженными силами, Лафайета – Национальной гвардией (Удино – его заместителем), а Карно сохранил свой прежний пост – министра внутренних дел. Талейран (в четвертый раз) занял пост министра иностранных дел{3013}. Когда Journal de l’Empire сообщила, что Наполеон Бонапарт удалился в Мальмезон, это поразило людей: если даже главная бонапартистская газета не называет его императором, его дела и в самом деле очень плохи. Впрочем, некоторые из самых верных бонапартистов продолжили сопротивление. Барон Поль-Алексис де Мениль, полковник Рейнской армии, со своей 37-й линейной полубригадой сражался в округе Сельц (Эльзас) и восемь дней после Ватерлоо, а кое-какие города (например, Живе, Шарлемон, Лонгви, Мезьер, Шарлевиль и Монмеди) капитулировали лишь в августе и даже в сентябре.
Незадолго до того, как навсегда покинуть Париж, Наполеон попрощался с взволнованным Виван-Деноном. Положив руки ему на плечи, Наполеон сказал: «Мой дорогой друг! Не будем раскисать; в трудном положении вроде нынешнего следует действовать хладнокровно»{3014}. Виван-Денон своими описаниями Египта и Египетского похода, эскизами памятных медалей, поощрением ампира в искусстве и руководством Лувром сделал более, чем кто-либо, кроме самого Наполеона, для успеха культурной составляющей бонапартизма. Виван-Денон был одним из многих не носивших эполеты выдающихся людей, сожалевших о падении Наполеона.
Человек, менее уверенный в себе, вероятно, продумал бы заранее возможности бежать. Наполеон между отъездом 25 июня в Мальмезон (вместе с Гортензией, Бертраном и Маре) и сдачей в плен англичанам 15 июля сделал нечто чрезвычайно на себя непохожее: он проявил нерешительность. Союзники и Бурбоны приближались к Парижу, предвкушая повторную реставрацию, пруссаки широко рассылали кавалерийские разъезды, и пространство для маневра Наполеона стало сужаться. Из Мальмезона Наполеон запросил у временного правительства паспорт, чтобы отбыть в Америку, и два фрегата, которые должны были ждать его в Рошфоре{3015}. Это нелепость: английский 74-пушечный корабль «Bellerophon» заблокировал гавань и не признал бы паспорт, выданный Наполеону ни правительством Фуше, ни каким-либо иным{3016}. 26 июня Наполеон принял в Мальмезоне Марию Валевскую, и они попрощались.
29 июня Декре и Буле де ла Мерт, эмиссары Фуше, сообщили Наполеону, что правительство предоставило ему два фрегата, «Saale» и «Méduse», и, поскольку пруссаки приближались, ему пора покинуть Мальмезон. Задержавшись лишь для того, чтобы зайти в комнату, где умерла Жозефина, и в последний раз попрощаться с матерью и Гортензией, он в 17:30 уехал в сопровождении Бертрана и Савари (Фердинанд, главный повар Наполеона, предпочел не ехать: когда он отправился на Эльбу, ему не заплатили обещанное). «Если бы я уехал в Америку, – позднее размышлял Наполеон, – мы могли бы основать там государство»{3017}. Ко 2 июля (он был уже в Ньоре, департамент Де-Севр) Наполеон все еще не знал, что делать, а его спутники спорили, следует ли ему ехать в Орлеан, к армии, или попытаться пробраться на американский торговый корабль, ждавший его в 7 милях от берега{3018}.
Вместо этого Наполеон остался в приморской префектуре Рошфор и двенадцать дней думал, как «Saale», «Méduse», 20-пушечному корвету и бригу избежать встречи с «Bellerophon». Когда капитан «Méduse» Пьер-Анри Филибер отказался участвовать в каком-либо столкновении, двое молодых морских офицеров, лейтенант Жанти и мичман Доре, вызвались перевезти Наполеона через океан на парусной яхте, и за это их вычеркнули (до падения Бурбонов в 1830 году) из списка офицерского состава флота{3019}.
5 июля в Рошфор приехал Жозеф и великодушно предложил Наполеону притвориться им: братья были похожи друг на друга{3020}. Вместо того чтобы ухватиться за эту возможность, Наполеон снова мешкал. Когда три дня спустя Бурбоны формально вернули себе власть, он потерял контроль над фрегатами.
К тому времени адмирал Генри Хотэм разослал английские корабли от Ле-Сабля до Жиронды с приказом искать Наполеона. Тот отверг еще несколько рискованных вариантов, в том числе ночной побег на датском корабле. 9 июля Наполеон делал войскам смотр в Иль д’Эксе, его приветствовали местные жители, но ночевал он на борту «Saale», а «Bellerophon» стоял поблизости на якоре.
10 июля Наполеон отправил на «Bellerophon» Савари и своего камергера маркиза де Лас-Каза, чтобы обсудить с 38-летним капитаном Фредериком Мейтлендом условия плена. Наполеон не мог сдаться ни Бурбонам (их флаг был поднят в Рошфоре 12 июля), ни пруссакам: и те и другие казнили бы его. Позднее Наполеон говорил, что «не мог заставить себя принять какую-либо помощь императора Австрии, помня, что тот выступил против него»{3021}. Переговоры возобновились 14 июля. В этот раз их вели Лас-Каз и генерал Шарль Лальман, при Ватерлоо командовавший гвардейскими конными егерями. Мейтленд заверил, что в Англии Наполеон найдет хорошее обращение, а погода там лучше, чем он воображает{3022}. Наполеон увидел здесь признак того, что с ним будут обращаться скорее как с гостем, чем как с пленником, и предоставят убежище, однако было нелепо полагаться на беспечное заявление офицера, не обладавшего полномочиями для заключения официального соглашения. Сам Мейтленд дал понять, что у него нет права обещать что-либо, кроме безопасного следования в английские воды{3023}. Даже тогда Наполеон мог внять совету Жозефа и сушей отправиться в какой-нибудь порт южнее (например, попытать счастья в Жиронде), но вместо этого 13 июля он попрощался с братом. В этот раз он предпочел достоинство и некоторую безопасность риску, сопряженному с новым (после Корсики, Египта и Эльбы) побегом по морю.
Около полуночи 14 июля Наполеон написал письмо принцу-регенту: «Ваше королевское высочество! Являясь жертвой борьбы партий, раздирающей мою страну, и жертвой вражды ко мне великих держав Европы, я завершил свою политическую карьеру. Я, подобно Фемистоклу, пришел к очагу английского народа. Отдаю себя под защиту его законов, которой я прошу у вашего королевского высочества как наиболее могущественного, наиболее непоколебимого и наиболее великодушного из всех моих противников»[343]{3024}. На сей раз память подвела Наполеона: Фемистокл, великий афинский полководец, выступил на стороне персов против своих соотечественников, а Наполеон имел в виду вовсе не это. Но он был прав относительно непоколебимости и постоянства Англии. Лишь в 1815 году Англия предоставила субсидии не менее тридцати европейским странам, от крупнейших (например, Пруссии было выплачено 2,1 млн фунтов стерлингов, России – 2 млн фунтов стерлингов, Австрии – 1,6 млн фунтов стерлингов) до мелких (Сицилии досталось 33 333 фунта стерлингов){3025}. Хотя Австрия воевала с Францией в целом уже 108 месяцев, Пруссия – 58 месяцев, а Россия – 55 месяцев, Англия в 1793–1815 годах находилась в состоянии войны с ней 242 месяца. Английский флот два десятилетия блокировал побережье Франции и разбил ее флот при Трафальгаре. Английские войска действовали на Пиренейском полуострове шесть лет, и в 1808–1814 годах Веллингтон не имел ни дня отдыха. Кроме того, англичане высаживали экспедиционные силы в Египте в 1801 году, в Калабрии в 1806 году (и победили при Маиде), в Копенгагене в 1807 году, на острове Валхерен (с катастрофическим результатом) в 1809 году и близ голландского города Берген-оп-Зом (также неудачно) в 1814 году. Даже после Тильзита, когда почти вся Европа, кроме Португалии и Сицилии, приняла условия Наполеона, англичане продолжали оказывать сопротивление.
Собрав советников, Наполеон объявил: «Я не знаком с принцем-регентом, но, судя по слышанному о нем, я не могу не полагаться на его благородный характер»