Сама по себе Мантуя не могла продержаться долго, но положение на театре войны в целом не давало Наполеону шансов захватить город. 21 сентября эрцгерцог Карл принудил Журдана вернуться за Рейн, и теперь следовало ожидать третьей попытки деблокировать Мантую, в этот раз гораздо более крупными силами. Наполеон попросил у Директории еще 25 000 солдат на случай, если в войну вступят папа и Неаполь, и прибавил, что, к счастью, «герцог Пармский ведет себя довольно хорошо; но он и совершенно бесполезен во всех отношениях»{377}. 2 октября Наполеон предложил австрийскому императору мир, надеясь отчасти лестью, отчасти угрозами усадить его за стол переговоров. «Ваше величество! Европа хочет мира, – написал он Францу. – Эта разрушительная война идет слишком долго». Он предупредил, что Директория приказала ему окружить Триест и другие австрийские порты на Адриатическом море: «До сих пор я уклонялся от исполнения этого плана, надеясь не умножать число невинных жертв этой войны»{378}. Император Австрии (а также Священной Римской империи, политически децентрализованной, но подчиняющейся австрийскому доминированию конгломерации полунезависимых государств, занимавших большую часть Германии и Центральной Европы) был человеком гордым, строгим и расчетливым. Франц ненавидел бунтовщиков, обезглавивших его тетку Марию-Антуанетту, и в 1794 году недолгое время возглавлял австрийскую армию во Фландрии, передав затем командование эрцгерцогу Карлу, своему гораздо более одаренному в военном отношении брату. Наполеон не получил ответа на свое предложение мира.
8 октября Наполеон снова пригрозил подать в отставку, в этот раз по причине общего утомления. «Я больше не могу ездить верхом, – писал он, – и мне остается лишь храбрость, а ее недостаточно для такого поста, как этот». Он объявил, что Мантую не получится взять до февраля, а также что «Рим вооружается и возбуждает в народе фанатизм». Влияние Ватикана Наполеон считал «мощнейшим»{379}. Он потребовал полномочий для заключения «крайне важного» договора с Неаполем и «необходимого» союза с Генуей и сардинцами, а также напомнил, что с осенними дождями придут и болезни, которые наполнят его госпитали. «Но прежде всего пришлите войска» – таково было его основное требование. Кроме всего, он хотел, чтобы в Париже понимали: «Всякий раз, когда вашему полководцу в Италии не уделяется центральное место, вы сильно рискуете».
Два дня спустя Наполеон без предварительного одобрения Директории заключил с неаполитанцами всеобъемлющий мирный договор. Бурбонам сохранили престол в обмен на неучастие в любой враждебной Франции деятельности. Поскольку австрийцы готовились напасть с севера, Наполеону было необходимо обезопасить себя от нападения с юга. Кроме того, он позаботился о том, чтобы его собственные линии сообщения проходили через более надежную Геную, а не через Пьемонт: еще не было ясно, чего ожидать от нового хозяина этих земель, короля Карла Эммануила IV.
Наполеон знал о ходивших в Париже слухах, будто им движет голое честолюбие и что однажды он может устроить переворот. В своих рапортах Директории Наполеон насмехался над клеветниками: «Два месяца назад я хотел быть герцогом Миланским, а теперь желаю стать королем Итальянским!»{380} Это не убедило правительство. Хотя Баррас и Карно признавали его несомненные полководческие способности, всех членов Директории тревожил вопрос: как Наполеон распорядится своей растущей популярностью после Итальянской кампании? Главную заботу Наполеона в то время составляла ненадежность военных поставщиков. Он часто называл их мошенниками, а влиятельная компания Флаша (Compagnie Flachat), по его словам, была «не чем иным, как шайкой аферистов без кредита, без денег и принципов». Он хотел расстрелять их и 12 октября написал Директории: «Я не прекращаю арестовывать их и предавать военно-полевому суду, но они подкупают судей. Это просто ярмарка, где все продается»{381}.
16 октября Наполеон призвал Вурмзера сдать Мантую. «Храбрец должен смотреть в лицо опасности, а не болотной заразе», – написал он, но получил решительный отказ{382}. В тот же день (опять при минимальном участии Директории) он провозгласил Циспаданскую (то есть «на берегах реки По») республику, образованную на землях Болоньи, Феррары, Модены и Реджио (это потребовало низложения герцога Модены, который пропустил в Мантую конвой с припасами), и учредил для ее защиты Итальянский легион численностью 2800 человек. В Циспаданской республике отменялись феодальные права и привилегии, провозглашалось равенство граждан, учреждалось выборное собрание. Отсюда началось объединение страны (Рисорджименто), которое три четверти века спустя привело к появлению единой и независимой Италии. Подготовка конституции Циспаданской республики потребовала не менее 38 заседаний, и это свидетельствует о терпении Наполеона, принявшего в этом деле живое участие. Французы начали возвращать итальянцам политическое единство, которого Апеннинский полуостров не знал столетиями.
В одной сфере, однако, институты революционной Франции почти не имели шансов на успех. Население горячо воспротивилось попыткам Наполеона ограничить власть католической церкви, и в период epoca francese его церковные реформы ненавидели в той же мере, в которой восхищались его нововведениями в сфере управления{383}. Наполеон вскоре приступил к запугиванию Ватикана. В октябре 1796 года он посоветовал Пию VI не чинить Циспаданской республике препятствий и уж точно не нападать на французов, когда вернутся австрийцы. Наполеон пригрозил понтифику: «Лишь воля потребна для того, чтобы уничтожить светскую власть папы», но в условиях мира «все можно уладить». Наполеон предупредил, что объявление им войны будет означать «гибель и смерть безумцев, выступивших против республиканских фаланг»{384}. Поскольку Директория не могла дать ему 25 000 солдат, в которых он отчаянно нуждался после неудач Журдана и Моро в Германии (к началу кампании явилось едва ли 3000), Наполеону было нужно выиграть время. Он инструктировал французского посланника Ф. Како в Риме: «Наша игра заключается в перебрасывании мяча друг другу, чтобы обмануть эту старую лису»{385}.
В начале ноября австрийцы приготовились к третьей попытке деблокировать Мантую, причем пользовались планом, которой мог породить лишь коллективный разум, в данном случае – венский гофкригсрат. Опытный полководец венгр Йозеф Альвинци с 28 000 солдат должен был оттеснить французов от Риволи к Мантуе. Генерал Джованни ди Провера с целью отвлечения внимания, как предполагалось, двинется от Бренты к Леньяго с 9000 солдат, а еще 10 000 солдат у Бассано попытаются помешать сосредоточению войск Наполеона. Судя по решению отрядить 19 000 человек для отвлекающих ударов и ослабить главные силы всего до 28 000, гофкригсрат не усвоил уроки предыдущих шести месяцев. Впоследствии Наполеон утверждал, что 61-летний Альвинци, которому довелось повоевать в Баварии, Голландии и Турции, был способнейшим из его противников, и поэтому в своих бюллетенях он не отзывался об Альвинци ни дурно, ни хорошо (и при этом хвалил Больё, Вурмзера и эрцгерцога Карла, которых ценил невысоко). В воззваниях и приказах по войскам Наполеон также показывал свое глубокое уважение к генералу Провера, поскольку считал его хуже многих и надеялся, что гофкригсрат как можно дольше оставит его в должности.
Теперь под началом Наполеона состояли 41 400 солдат. Он максимально отвел войска, чтобы как можно раньше выяснить, где и когда появятся австрийцы. Кроме того, в распоряжении Наполеона имелось 2700 солдат в гарнизонах Брешии, Пескьеры и Вероны. Из Франции шла 40-я полубригада (2500 солдат). 2 ноября Альвинци переправился через реку Пьяве. Он отдал приказ Кваздановичу и Провера двигаться к Виченце: Кваздановичу через Бассано, а Провера – через Тревизо. Наступление началось.
Массена, к его большому огорчению, пришлось подчиниться приказу Наполеона и отступить к Виченце без боя. Вслед за Ожеро он оценил способности Наполеона как лидера и солдата, но ревностно оберегал свою репутацию одного из лучших французских полководцев и гордился прозвищем «любимец победы». Ему не нравились приказы об отступлении, пусть и перед превосходящим противником. 5 ноября Наполеон пришел с Ожеро к Монтебелло и, увидев, что прямо перед ними авангардные части австрийцев переходят реку Брента, принял решение атаковать на следующий день. Тем временем Массена при Фонтанива ударил по колонне Провера и загнал австрийцев на острова на реке.
6 ноября Ожеро напал на вышедший из Бассано отряд Кваздановича, но не сумел оттеснить его за Бренту. В тот день деревня Нове несколько раз переходила из рук в руки, и Наполеону, теперь располагавшему 19 500 солдатами против 28 000 неприятельских, пришлось отступить. Есть несколько критериев победы, в том числе соотношение потерь, удержание за собой поля боя и срыв неприятельских планов. Как бы то ни было, битва при Бассано считается первым, хотя и не жестоким, поражением Наполеона.
Отступая к Виченце, Наполеон узнал о поражении, нанесенном Давидовичем Вобуа (более 40 % его солдат погибли, были ранены или пропали без вести) после пятидневных боев у деревень Чембра и Каллиано. Ожеро немедленно получил приказ отойти к Адидже южнее Вероны, Массена – занять Верону, а генералу Бартелеми Жуберу (сыну адвоката, в возрасте пятнадцати лет сбежавшему из дома, чтобы завербоваться в артиллерию) было велено отправить бригаду из Мантуи к Риволи, чтобы помочь удержаться там Вобуа. Затем Наполеон произнес речь перед солдатами злосчастного Вобуа: «Солдаты 39-й и 85-й полубригад! Вы не французские солдаты. Вы не выказали ни дисциплины, ни выдержки, ни храбрости. Вы не смогли удержать ни одну из позиций. Вы предались панике. Вы дали себя согнать с позиций, где горсть храбрецов могла бы остановить целую армию. Начальник штаба армии, распорядитесь начертать на их знаменах: “Они больше не солдаты Итальянской армии”»