{440}. Испрашивая позволения вернуться домой, он обещал: «Моя гражданская служба своей простотой будет напоминать военную». Наполеон явно воображал себя Луцием Квинкцием Цинциннатом, который, спасши Римскую республику, снова взялся за плуг, и поскольку его рапорты были полуофициальными документами, из которых Le Moniteur публиковала несекретные фрагменты, то эти послания, вероятно, предназначались и для публики, и для просвещения «негодяев адвокатов» из Директории. Правительство, однако, четырьмя голосами против одного одобрило Леобенские прелиминарии. Жан-Франсуа Ребелль возражал на том основании, что условия чересчур суровы для австрийцев.
В ходе переговоров герцог Модены предлагал Наполеону 4 млн франков за сохранение своего трона. По воспоминанию не вполне надежного Бурьенна, австрийские уполномоченные маркиз Галло и генерал граф Максимилиан фон Мерфельд даже предложили Наполеону владетельное княжество в Германии, на что он ответил: «Я благодарен императору, но, если мне суждено величие, я буду обязан им Франции»{441}. Австрия не выказала недовольства договоренностями, достигнутыми в Леобене. Единственное возражение Галло оказалось пустячным (он «пожелал, чтобы документ был изготовлен на пергаменте и чтобы печати были побольше»), и Наполеон пошел ему навстречу{442}.
20 апреля венецианцы оказали Наполеону большую услугу. Некий капитан Ложье в нарушение правил встал на якорь у порохового склада на острове Лидо и погиб, когда венецианцы обстреляли судно. Наполеон получил повод сделать то, что он и так собирался предпринять: потребовать от венецианцев высылки английского посла и симпатизировавших Бурбонам французов-эмигрантов, выдачи всех товаров английского происхождения, уплаты 20 млн франков «контрибуции» и ареста «убийц» Ложье (среди них адмирала из знатного рода). Наполеон отверг предложенную дожем компенсацию за резню в Вероне и заявил венецианскому посланнику: «С вас каплет французская кровь». Вместо этого он потребовал уступки всей материковой территории, которой ему необходимо было завладеть до вступления в силу секретных статей Леобенского договора. Одновременно Наполеон подстрекал мятежников в Брешии и Бергамо, а 3 мая объявил венецианцам войну. На Верону за избиение французов была наложена контрибуция в 170 000 цехинов (около 1,7 млн франков), кроме того, в городском ломбарде были конфискованы все вещи дороже пятидесяти франков. Кое-кого удушили гарротой, иных сослали во Французскую Гвиану – южноамериканскую колонию, куда революционное правительство стало отправлять нежелательных лиц. Церковная утварь, а также картины, гербарии и даже коллекции «раковин, принадлежавшие городу и частным лицам» были изъяты{443}.
Всего через десять дней после объявления войны Венеции Наполеон инспирировал в городе переворот. Дож и сенаторы (предки которых держали в страхе могущественную Османскую империю), поверив угрозам секретаря французской миссии Жозефа Вильтара, покорно сложили полномочия после 1200 лет независимости республики. Венецианские власти попытались подкупить Наполеона, предложив ему 7 млн франков, и он ответил: «Коварно пролита французская кровь. Даже если вы предложите мне сокровища Перу, если замостите все свои владения золотом, этого окажется мало: лев святого Марка должен быть повержен»{444}. 16 мая 5000 французских солдат под командованием генерала Луи Барагэ д’Илье вошли в Венецию. «Освободители» сняли с собора Св. Марка бронзовую квадригу (возможно, венчавшую триумфальную арку Траяна) и отправили в Лувр, где скульптура хранилась до ее возвращения венецианцам в 1815 году.
По договору, заключенному Наполеоном с новым, марионеточным, правительством Венеции, республика обязалась передать французам три линейных корабля и два фрегата, двадцать картин и пятьсот рукописей, уплатить им 15 млн франков «контрибуции» и передать контроль над землями на материке, которые Франция собиралась разделить между Циспаданской республикой и Австрией. Взамен Франция предлагала венецианцам свою «вечную дружбу». Все это было организовано без участия Директории. В начале кампании 1796 года Наполеону не позволили без санкции Саличетти (который, хотя и симпатизировал Наполеону, номинально числился комиссаром Директории) подписать перемирие с сардинцами. С тех пор Наполеон самостоятельно заключил четыре важных мирных соглашения: с Римом, Неаполем, Веной, а теперь и с Венецией.
Наконец он готовился подписать пятое. 23 мая на улицах Генуи профранцузски настроенные демократы-giacobini схватились с правительственными силами. Власти подавили мятеж и нашли документы, указывавшие на подстрекательство Саличетти и Фэпуля. Преждевременное выступление генуэзских демократов привело Наполеона в ярость, но гибель нескольких французов дала ему повод отправить своего адъютанта Лавалетта, чтобы успокоить генуэзское правительство. Как и правительство Венеции, дож и сенат скоро сдались, и Наполеон лично составил конституцию для учреждаемой Лигурийской республики (снова без всякого вмешательства Директории[46]). За образец он взял французскую конституцию 1795 года. Учреждался двухпалатный (соответственно с 150 и 300 депутатами) законодательный орган, признавались свобода вероисповедания, равенство граждан и права местного самоуправления. Эти принципы не вполне совпадают с прежними прочными якобинскими убеждениями Наполеона, не ощущается в них и (вопреки намекам некоторых современников) корсиканский дух отмщения Генуе. После того как демократы разрушили памятник генуэзскому герою Андреа Дориа, Наполеон даже укорил их, напомнив в письме, что покойный был «великим моряком и великим государственным деятелем. Аристократия в те времена олицетворяла свободу. Вся Европа завидует вашему городу, имевшему честь произвести этого прославленного человека. Несомненно, вы приложите все усилия к тому, чтобы вернуть его статую, и я умоляю позволить мне отчасти оплатить сопутствующие расходы»{445}.
Весной 1797 года главной резиденцией Наполеону служил дворец Момбелло близ Милана, куда он приглашал для бесед Мио де Мелито. Последний рассказывал о роскошном образе жизни Наполеона. Теперь вместе с Наполеоном не только жила его семья (мать, Жозеф, Луи, Полина, дядя Жозеф Феш; остальные готовились приехать), но и были заведены почти дворцовые порядки. Адъютантов на обедах у Наполеона сменили дворяне-итальянцы. Обедали на публике, как в Версале при Бурбонах, и Наполеон выказывал, очень не по-республикански, терпимость к присутствию лакеев. Все это оплачивалось из его состояния, которое сам Наполеон оценивал в то время в 300 000 франков, а Бурьенн утверждал, что оно превышало 3 млн франков (месячное денежное содержание всех солдат Итальянской армии). Как бы то ни было, ясно, что Италию обирали не только генералы Наполеона{446}.
Мио де Мелито утверждал в мемуарах (составленных главным образом его зятем генералом Флейшманом), что 1 июня 1797 года Наполеон на прогулке в саду Момбелло сказал: «Не думаете же вы, что я ради возвеличивания шайки адвокатов из Директории, ради людей, подобных Карно и Баррасу, одерживаю победы в Италии? Что за мысль! Я собираюсь ослабить республиканскую партию, но сделаю это в свою пользу… Что касается меня, мой дорогой Мио, то я почувствовал власть и не расстанусь с ней». Далее он будто бы отозвался о французах: «Дайте им побрякушки, и они останутся довольны; их это займет, и они позволят увлечь себя, покуда цель, к которой их ведут, умело от них скрыта»{447}. Вся эта циничная речь (многие историки не принимают ее всерьез) едва ли не выдумка. Стал бы ловкий политик Наполеон выбалтывать свои планы свергнуть французскую республику ее же должностному лицу, человеку непроверенному и якобы прекрасно помнившему их разговор даже десятилетия спустя?{448}
Именно в тот период, когда многие из братьев и сестер Наполеона оказались в Момбелло, под его присмотром, он начал настойчиво вмешиваться в их личную жизнь. 5 мая 1797 года двадцатилетняя Элиза вышла замуж за капитана Феличе Паскуале (Феликса Паскаля) Баччиоки, корсиканского дворянина, впоследствии сделавшего стремительную карьеру в армии и в итоге ставшего сенатором и князем Лукки и Пьомбино. Баччиоки благоразумно закрывал глаза на ее измены. 14 июня, с благословения и при подстрекательстве Наполеона, семнадцатилетняя Полина вышла замуж за двадцатипятилетнего генерала Шарля Леклерка, с которым Наполеон служил в Тулоне и который дрался при Кастильоне и Риволи. Наполеон знал, что в то время Полина была влюблена в другого человека (которого их мать не считала подходящей партией), и все равно одобрил этот брак. Кроме того, Наполеон поощрял ухаживания Мюрата за своей сестрой Каролиной, и в январе 1800 года пара поженилась.
Положение Директории было шатким. Париж лихорадило{449}, инфляцию не удавалось сдержать: обувь в 1797 году стоила уже в 40 раз дороже, чем в 1790-м, а бумажные деньги – ассигнаты – принимались по 1 % номинала. Недовольство правительством со всей очевидностью проявилось 26 мая, когда после успеха роялистов на выборах в состав Директории вошел сторонник конституционной монархии маркиз де Бартелеми. Теперь правительство, кроме него, составляли Баррас и Карно, адвокаты Ребелль и Луи де Ларевельер-Лепо. Эти четверо в 1793 году проголосовали за казнь Людовика XVI, но теперь Карно тяготел к «умеренным» – либеральным политикам, не поддерживавшим монархию. Наполеон, сыгравший в вандемьере столь заметную роль в спасении республики, не желал отдать страну роялистам и поэтому отправил Лавалетта в Париж для наблюдения за политической ситуацией. В столице Лавалетт обнаружил и заговоры в пользу Бурбонов (в одном участвовал генерал Шарль Пишегрю, бывший военный инструктор Бриеннского училища и покоритель Голландии), и заговоры ультралевых (раскрытие одного из них в конце мая привело под нож гильотины журналиста Франсуа-Ноэля Бабёфа, пропагандировавшего идеи по сути коммунистические, хотя самого этого понятия, как и идеи, пока не существовало).