Безусловно, рекомендатели Наполеона и его сторонники в институте считали полезным числить коллегой лучшего полководца эпохи, однако Наполеон не был интеллектуалом среди генералов: он был подлинным интеллектуалом. Наполеон прочитал и аннотировал многие из важнейших книг западной литературы. Он был ценителем, критиком и даже теоретиком трагедии и музыки. Он поддерживал науку и водил дружбу с астрономами. Он наслаждался долгими теологическими дискуссиями с епископами и кардиналами. Он никуда не ездил без обширной, видавшей виды походной библиотеки. Он сумел поразить Гёте своими суждениями о причинах самоубийства Вертера, Берлиоза – познаниями в музыке. Позднее он учредил Египетский институт и укомплектовал его лучшими французскими учеными того времени. Наполеоном восхищались многие из известнейших европейских интеллектуалов и творцов XIX века, в том числе Гёте, Байрон, Бетховен (на первых порах – определенно), Карлейль и Гегель. Наполеон основал Университет Франции на самом прочном в его истории фундаменте{502}. Он по праву получил свой расшитый мундир.
Когда 21 января Директория предложила Наполеону главную роль в уже не популярных празднествах по поводу годовщины казни Людовика XVI, он проявил тонкое чувство такта, появившись на церемонии в академическом, а не в военном мундире, и скромно занял место в третьем ряду, а не рядом с членами правительства.
Неловкость Наполеона в обращении с женщинами стала очевидной на приеме, устроенном в его честь Талейраном 3 января 1798 года. По воспоминанию Гортензии, дочери Жозефины, интеллектуалка Жермена де Сталь «неотступно преследовала генерала и надоела ему до такой степени, что он не мог скрыть досаду и, кажется, не вполне пытался»{503}. Мадам де Сталь, дочь Жака Неккера, баснословно богатого банкира, министра финансов Людовика XVI, хозяйка самого блестящего парижского салона, в то время поклонялась Наполеону и после переворота 18 фрюктидора однажды отказалась после обеда пройти в салон прежде Лавалетта, адъютанта Наполеона. На приеме у Талейрана она спросила у Наполеона, какая из женщин, по его мнению, самая замечательная, явно ожидая похвал своему уму и литературному дару. Но Наполеон ответил: «Та, которая родила больше всего детей»{504}. Поскольку целью его было избавиться от преследования, такой ответ вполне выполнил свою задачу (а поскольку низкая рождаемость во Франции в следующем столетии стала проблемой, его можно счесть даже провидческим), и в то же время эта реплика многое говорит о его отношении к женщинам.
В декабре Наполеон, обдумывавший вторжение в Англию, встретился с Вольфом Тоном, лидером революционеров из организации «Объединенные ирландцы», и попросил помощи. Когда Тон заговорил о том, что он человек штатский и мало чем полезен, Наполеон прервал: «Зато вы храбры». Тон согласился. «Ну, этого достаточно», – заметил Наполеон{505}. За две февральские недели Наполеон посетил Булонь, Дюнкерк, Кале, Остенде, Брюссель и Дуэ и, чтобы оценить шансы десанта на успех, беседовал, иногда до ночи, с моряками, штурманами, контрабандистами и рыбаками. «Это слишком опасно, – признал он наконец. – Я не буду пробовать»{506}. В рапорте Директории от 23 февраля 1798 года Наполеон выразился недвусмысленно:
Какие бы усилия мы ни предпринимали, мы еще несколько лет не добьемся превосходства на море. Захватить Англию, не имея такого превосходства, – самое дерзкое и трудное предприятие из когда-либо исполнявшихся… Если, исходя из нынешнего устройства нашего флота, кажется невозможным добиться необходимой расторопности исполнения, то мы должны отказаться от экспедиции против Англии, удовлетворясь ее продолжительной инсценировкой, и сосредоточить все внимание и все ресурсы на Рейне, чтобы попытаться лишить Англию Ганновера… или предпринять восточную экспедицию, чтобы поставить под угрозу ее торговлю с Индиями. Если ни одна из этих трех операций не исполнима, то я не вижу иного выхода, кроме заключения мира{507}.
Директория ничуть не была готова к миру и предложила Наполеону последний из трех вариантов. 5 марта директоры дали ему карт-бланш для подготовки полномасштабного вторжения в Египет (возглавить его должен был сам Наполеон), рассчитывая подорвать английское влияние и торговлю в Восточном Средиземноморье. Директория была заинтересована в том, чтобы Наполеон отправился в Египет. Он мог завоевать его для Франции или – одинаково желательный исход – потерпеть неудачу и вернуться посрамленным.
По выражению лорда Холланда (симпатизировавшего Бонапарту пэра Англии), Наполеона отправили в Египет «отчасти затем, чтобы от него отделаться, отчасти чтобы его поощрить, отчасти чтобы обольстить и обрадовать ту часть населения Парижа, которая… имела значительное влияние на общественное мнение»{508}. Наполеон увидел здесь шанс последовать за обоими своими кумирами, Александром Македонским и Юлием Цезарем, и к тому же не исключал возможности использовать Египет как ступень на пути в Индию. «Европа – это кротовый холм, – заявил секретарю довольный Наполеон. – Все великие имена рождались в Азии»{509}.
Позднее в том месяце возник небольшой скандал, угрожавший увлечь Наполеона в вихрь коррупции и позора, который не оставил бы ему и шанса добыть славу на берегах Нила. Кроме крупных военных поставщиков (например, Compagnie Flachat и Compagnie Dijon), получавших из казны отложенные выплаты за товары для нужд армии, имелись меньшие фирмы, которых часто обвиняли в манипуляциях с накладными, попытках сбыть государству некачественное снаряжение, испорченное продовольствие, даже в похищении у крестьян лошадей. Одной из таких фирм была Compagnie Bodin во главе с печально известным Луи Боденом. Среди инвесторов его фирмы, как Наполеон, к своему ужасу, узнал от брата Жозефа, числились Баррас, Ипполит Шарль, к тому времени оставивший армейскую службу и ставший профессиональным поставщиком, и Жозефина{510}. Хотя Шарль в августе 1796 года уехал из Италии, он сохранил с Жозефиной тесные отношения.
Одно дело, если Баррас, Талейран и остальные делали свои состояния на предоставлении денег в рост, валютных спекуляциях и использовании инсайдерской информации: общество принимало их сомнительные операции почти как должное. Но если бы стало известно, что супруга Наполеона извлекает доход из снабжения армии, в глазах общества он немедленно утратил бы одно из главных своих преимуществ – безукоризненную репутацию. Более того, теперь его личная война с Compagnie Flachat в Милане, в ходе которой он принудил одного из ее управляющих к эмиграции, выглядела бы полнейшим лицемерием, а вовсе не искренним, горячим желанием добиться для Итальянской армии наилучших условий.
17 марта Наполеон и Жозеф учинили Жозефине суровый допрос. Она впала в бешенство, но правды, как и всегда, не сказала. Бонапарты потребовали рассказать, что именно ей известно о Бодене, помогала ли она ему получить контракты, живет ли Ипполит Шарль по тому же адресу, что и Боден (предместье Сент-Оноре, дом № 100), и правдив ли слух, что она почти ежедневно посещает этот дом{511}. Из смятенного письма Жозефины, посланного Шарлю немедленно после допроса, следует не только, что она все отрицала, но и что она до сих пор была в него влюблена, что она ненавидела братьев Бонапартов и, возможно, считала спекуляции способом отделаться от брака и своих долгов, а также что теперь она отчаянно пыталась замести следы. «Я ответила, что обо всем этом понятия не имею, – писала Жозефина любовнику, – а если он хочет развода, пусть так и скажет, зачем эти фокусы, а я самая несчастная из женщин. Да, мой Ипполит, я их ненавижу; моя любовь и нежность принадлежат лишь тебе… Ипполит, я покончу с собой, да, я хочу окончить свою жизнь, которая отныне для меня тягостное бремя, раз я не могу посвятить ее тебе»{512}.
Кроме того, Жозефина попросила Шарля передать Бодену, чтобы тот твердо отрицал ее участие и сказал, что не прибегал к ее помощи для получения контрактов от Итальянской армии; научить портье в Сент-Оноре, чтобы он отрицал, что видел ее, а Бодена предупредить, чтобы он в Италии не пользовался ее рекомендательными письмами. Жозефина закончила письмо «тысячей поцелуев пламенной любви»{513}. Следующее ее письмо Шарлю гласит: «Лишь ты можешь сделать меня счастливой. Скажи, что любишь меня, и только меня. Я стану счастливейшей из женщин. Передай мне со [слугой] Блонденом 50 000 ливров [1,25 млн франков] из твоих сумм… Вся твоя (Toute à toi)»{514}.
У Наполеона, планировавшего поход в Египет, были все основания бежать из Парижа, который в его представлении теперь отождествлялся с коррупцией, изменой, горем, тайными пороками и глубоким позором. Наполеон всегда видел себя благородным рыцарем, как Клиссон из его повести, а поступки Жозефины и Директории угрожали этому идеалу. Снова пришло время удвоить ставки.
Египет
В тот год паломничества в Мекку не наблюдалось.
Если бы я остался на Востоке, то основал бы империю, как Александр.
Хотя замысел Египетского похода приписывают и Талейрану, и Баррасу, и Монжу (в последнем случае об этом свидетельствует лишь сам Монж), и просветителю и путешественнику Константину-Франсуа де Вольнею, и некоторым другим, французские стратеги обдумывали его уже в 1760-х годах, а в 1782 году австрийский император Иосиф II советовал своему зятю Людовику XVI захватить Египет в рамках масштабного плана по расчленению Османской империи