Наполеон: биография — страница 66 из 211

{883}. Наполеон не вел армию через горы сам. Он последовал за ней после того, как уладил главные затруднения со снабжением, найдя провизию, боеприпасы, мулов{884}. Он непрестанно изводил интендантов заявлениями наподобие: «Нам грозит смерть в Аостской долине, где есть лишь сено и вино»{885}. Наполеон перешел горы через перевал Сен-Пьер, на самом трудном участке, 20 мая: к этому времени Ватрен и Ланн уже на 64 километра углубились в Пьемонт.

Альпы перешли 51 400 солдат с 10 000 лошадей и 750 мулами. В некоторых местах французы двигались колонной по одному. Им приходилось пускаться в дорогу на рассвете, чтобы уменьшить риск схода лавин{886}. У входа в Аостскую долину, высоко над рекой Дора-Бальтеа, над узким ущельем возвышается грозная крепость Бард, и 400 венгров под командованием капитана Йозефа Бернкопфа удерживали ее двенадцать дней, задержав перевозку почти всего тяжелого снаряжения Наполеона. Пушки, 36 зарядных ящиков и 100 других повозок сильно отстали, что чрезвычайно затруднило ведение кампании. Ночью несколько фургонов сумело проехать (чтобы приглушить звук, возницы обернули колеса и разбросали на пути навоз и солому), но остальные смогли продолжить путь лишь тогда, когда стены крепости были пробиты в нескольких местах и 2 июня она пала. Половина солдат Бернкопфа погибла. Задержка у крепости Бард означала, что Наполеон двинулся вперед, отчаянно нуждаясь в артиллерии и боеприпасах, отчего был вынужден реквизировать в Ломбардии и Тоскане все, что мог.



Управление ожиданиями являлось важнейшим аспектом политической мудрости Наполеона, и он понимал, что не стоит заранее разжигать аппетиты соотечественников в связи с его отъездом из Парижа. Наполеон, рассерженный сообщениями в газетах, будто он собирается через месяц занять Милан, написал 19 мая: «Это не в моем характере. Очень часто я не говорю то, что знаю, но я никогда не говорю, что будет»{887}. Наполеон распорядился, чтобы Le Moniteur поместила «шутливую заметку» на этот счет. Следует сказать, что он и в самом деле занял Милан через месяц после своего отъезда.

Почти весь путь через Альпы Наполеон ехал на лошади, пересев для безопасности на мула на самом скользком участке, у Сен-Пьера{888}. Он ехал не в мундире, а в гражданском платье и в знаменитом сером рединготе. Когда Наполеон спросил у двадцатидвухлетнего проводника, чего тот хочет за свои услуги, проводник ответил, что завидует лишь «счастью тех, у кого есть добротный дом, некоторое количество коров, овец и т. д.» и это требуется ему, чтобы жениться{889}. Когда Наполеон, распорядившись выдать проводнику 60 000 франков, выяснил, что парню на самом деле 27 лет, он уже женат и имеет собственный дом, он заплатил ему всего 1200 франков{890}.

К 22 мая Ланн захватил город Ивреа. Перед французской армией лежал Пьемонт. В то же время в доставляемых Меласу (теперь занявшему Ниццу) депешах по-прежнему говорилось, что в Валле-д’Аоста всего 6000 французов. Отдав Меласу Ниццу, Наполеон увлек австрийцев далеко на запад, а после сам нанес удар. К 24 мая он с 33 000 солдат достиг Аосты. Дивизия Монсея (12 500 человек) была в пути. «Мы ударили как молния, – писал Наполеон в Париж Жозефу, теперь депутату Законодательного корпуса. – Неприятель не ожидал ничего подобного и с трудом мог поверить в происходящее. Грядут великие события»{891}.

На этом этапе кампании снова дала о себе знать безжалостность, которая помогла Наполеону стать настолько грозным полководцем. Вместо того чтобы идти на юг, на помощь осажденной Генуе (этого ожидали и солдаты, и старшие офицеры), Наполеон устремился на восток, к Милану, чтобы завладеть огромными складами и отрезать Меласу путь отхода к Мантуе и реке Минчо. Наполеон приказал Массена держаться сколько возможно, чтобы связать руки осаждающим под командованием Отта, – и обманул Меласа. Уверенный в том, что Наполеон попытается спасти Геную, австрийский командующий оставил Ниццу и от Турина отвел войска к Алессандрии, чтобы преградить французам дорогу.

2 июня Мелас, желая сосредоточить силы, приказал Отту снять осаду Генуи. Отт оставил приказ без внимания, поскольку Массена только что запросил условия сдачи города. В тот же день в 18:30 Наполеон под проливным дождем въехал через ворота Верчелли в Милан и расположился в эрцгерцогском дворце. Там он принял Франческо Мельци д’Эриля, управлявшего Цизальпинской республикой, и до 2 часов ночи диктовал депеши, занимался формированием нового городского правительства и освобождением из тюрем политических заключенных, схваченных австрийцами (они сделали Милан своим региональным штабом). Кроме того, Наполеон ознакомился с перехваченными депешами Меласу из Вены, из которых узнал о численности войск противника, их диспозиции и воинском духе. В Милане к Наполеону присоединился Монсей со своей дивизией – увы, с немногими пушками и почти без боеприпасов. Тогда же Ланн вошел в Павию, и, хотя тридцать захваченных здесь орудий оказались заклепанными, французам удалось починить пять из них. К радости Наполеона, в его руки попало и письмо Меласа, адресованное любовнице в Павии. Австрийский командующий советовал женщине не волноваться, поскольку французская армия вряд ли появится в Ломбардии{892}. 11 и 16 мая Наполеон в письмах Жозефине расспрашивал ее о «маленькой кузине» и рассказывал о сыне Евгении. 29 мая Наполеон написал снова: «Через десять дней я надеюсь очутиться в объятиях моей Жозефины, всегда хорошей, когда она не плачет и не кокетничает»{893}.

Генуя пала 4 июня. К тому времени от голода и болезней, связанных с недоеданием, умерло около 30 000 из 160 000 горожан и 4000 французских солдат. Еще 4000 солдат, способных передвигаться пешком, с почетом отпустили во Францию, а 4000 больных и раненых вернули домой английские корабли. Руководивший блокадой Генуи с моря адмирал лорд Кит нашел полезным удаление стольких французов подальше от театра военных действий{894}. Здоровье Массена было подорвано – не в последнюю очередь потому, что он ел то же, что ели его солдаты. Он не вполне простил Наполеона за то, что тот не пришел на помощь. В свою очередь, Наполеон (ни разу в жизни не сидевший в осаде) сетовал, что Массена не продержался на десять дней дольше. На острове Святой Елены он вспоминал: «От голода могло умереть несколько стариков и женщин, но он не должен был сдавать Геную. Если всегда думать о гуманности, только о гуманности, придется прекратить воевать. Я не знаю, как вести войну согласно этому галантному плану»{895}. Наполеон критиковал Массена даже в мемуарах, сравнивая его поступок с поступками галлов Верцингеторига, осажденных Цезарем в Алезии. Если бы Массена продержался еще десять дней, Отт, возможно, не успел бы явиться к Маренго.

Ставки Наполеона были гораздо крупнее, нежели судьба одного города: он рассчитывал перебить или захватить всех до единого австрийцев западнее Милана{896}. Именно сопротивление защитников Генуи позволило ему обойти Меласа, и тому пришлось отказаться от захвата (вместе с английским адмиралом Китом) Тулона и возвращаться на восток, чтобы восстановить нарушенные линии сообщения. Теперь последними крупными переходами через реку По, еще не захваченными французами, оставались Пьяченца и Валенца, и Мелас двинул туда несколько колонн.

В Милане Наполеон расспросил об австрийской диспозиции Франческо Толи – двойного или даже тройного агента – и других лазутчиков. 4 июня Наполеон посетил театр «Ла Скала», где был встречен бурной овацией, и провел ночь с примадонной, 27-летней красавицей Джузеппиной Грассини. Следующим утром Бертье застал их за завтраком{897}. «Не приглашаю тебя сюда, – холодно заметил Наполеон в следующем письме Жозефине. – Через месяц я тронусь в обратный путь. Надеюсь найти тебя в порядке»{898}. В тот же день (по-видимому, после ухода синьорины Грассини) во дворец явилось двести католических священников, чтобы обсудить вопросы веры. Наполеон выразил желание ознакомить их «с чувствами, влекущими [его] к католической, апостольской и римской вере»{899}. Менее года назад Наполеон объявил перед диваном в Каире, что «нет иного Бога, кроме Аллаха, а Мухаммед – его пророк». Теперь он об этом промолчал, зато объяснил, что католичество «особенно благоприятно для республиканских установлений. Я сам философ и знаю, что в любом обществе не признается благочестивым и добродетельным человек, не понимающий, откуда он пришел и куда идет. В этом отношении один разум не способен вести человека; без религии непрестанно бродишь во тьме»{900}. Вера, с точки зрения Наполеона, – явление развивающееся и даже имеющее стратегическое значение. Он вполне серьезно утверждал, что принимал веру, обычную для тех мест, где он воевал, а на севере Италии это было католичество.

Мелас располагал тремя путями отхода: через Пьяченцу и вдоль южного берега реки По; к Генуе и далее на кораблях английского флота; в Павии через реку Тичино. Вернувшись 9 июня к армии, Наполеон попытался отрезать Меласу все три пути. Для этого ему пришлось нарушить первое из собственных правил ведения войны: не дробить свои силы. В тот день Ланн разбил Отта между Монтебелло и Кастеджо и вынудил австрийцев отступить на запад, за реку Скривия, к Алессандрии. Там Отт соединился с Меласом. «Враг, без преувеличения, – на следующий день заявил Наполеон члену Государственного совета Клоду-Луи Петье, – потерял 1500 убитыми и можно лишь вообразить, сколько – по меньшей мере вдвое больше – ранеными». Как обычно, Наполеон преувеличил: австрийцы потеряли 659 убитыми и 1445 ранеными