Наполеон: биография — страница 68 из 211

{909}. Наполеон знал, что необходимо прикрывать дорогу на Тортону, но не мог сделать это с фронта и отправил резервы на правый фланг. На Ланна можно было положиться: он удерживал линию, которая, если бы возникла нужда, могла превратиться в альтернативный путь отхода. Первостепенную угрозу представлял теперь Отт, которому противостояли всего 600 французов. Чтобы облегчить положение Ланна, Монье направил генерала Клода Карра Сен-Сира с 700 солдатами из 19-й полубригады легкой пехоты в слабо обороняемую австрийцами деревню Кастель-Чериоло. Одновременно 70-я линейная зашла Отту в тыл, а 72-я линейная осталась в резерве. Сначала Отту пришлось отступить в болота у Бормиды, но после часовой перестрелки он отбил Кастель-Чериоло у Сен-Сира.

Итак, это был самый неподходящий момент для Меласа (под которым были убиты две лошади и который сам был слегка контужен в руку) оставить бой, вернуться в Алессандрию, отправить в Вену донесение о своем успехе и приказать заместителю взять командование на себя, занять Сан-Джулиано-Веккьо и поручить кавалерии преследование бегущих французов. Однако поразительным образом именно так он и поступил.

В 15 часов, когда на равнине стала скапливаться австрийская конница, угрожавшая флангу Ланна, Наполеон решил ввести в бой 900 пехотинцев консульской гвардии. Они построились в колонну между Ла-Поджи и Вилланова, распевая: «On va leur percer le flanc» («Мы прорвем их фланг»). Впоследствии говорили, что положение спасла 96-й линейная полубригада, поделившаяся патронами с шедшими мимо гвардейцами. Когда гвардейцев атаковал один из драгунских полков Отта, они построились в каре и отогнали неприятеля с помощью застрельщиков и четырех полковых пушек. Затем на гвардию обрушилась австрийская пехота, с которой французы сорок минут обменивались залпами с дистанции 45–90 метров. В тот день 260 солдат консульской гвардии погибли, примерно столько же было ранено. Гвардейцы трижды отбивали кавалерийские наскоки, но, когда австрийская пехота примкнула штыки и пошла в атаку, французскому каре пришлось с боем вернуться к Ла-Поджи. Подвиг гвардии позволил Монье завершить свои маневры, а это, в свою очередь, позволило перестроиться всей армии. Позднее Наполеон говорил о «гранитной твердыне», которую представляла в тот день консульская гвардия, и вручил 24 награды ее пехотинцам, 18 кавалеристам и 8 артиллеристам.

К 16 часам, когда австрийцы подошли к Сан-Джулиано-Веккьо, гвардия и дивизия Монье отступили. Французы отошли в полном порядке, побатальонно, с боем. Искушение нарушить строй в этих обстоятельствах было сильным, но солдаты выдержали суровую проверку дисциплины, и это оправдалось. День выдался очень жарким, у солдат не было воды и почти не было артиллерийской поддержки, австрийская кавалерия непрерывно атаковала, и в этих условиях некоторые части отошли более чем на 8 километров (с 9:30 примерно до 16 часов), но порядки сохранили.

Наполеон ободрял солдат своей невозмутимостью и командовал, по словам одного из своих телохранителей, «со знаменитым хладнокровием», добиваясь, чтобы пехота, кавалерия и более чем скромная артиллерия поддерживали друг друга{910}. «Консул, казалось, готовился храбро встретить смерть, – вспоминал Пети, – и был близок к этому, поскольку пули не раз, как мы видели, взрывали землю между ног его лошади»{911}. Наполеон, совершенно исчерпавший резервы, теперь на фронте в 8 километров располагал всего 6000 пехотинцев, 1000 кавалеристов и 6 исправными орудиями. Солдаты устали и отчаянно страдали от жажды, у армии почти не осталось боеприпасов, а боеспособность сохраняло всего ⅔ личного состава, но Наполеон вел себя так, словно победа французов была делом решенным{912}. Наполеон даже шутил. Заметив, что лошадь Марбо легко ранена в ногу, Наполеон взял его «за ухо и со смехом спросил: “И вы ждете, чтобы я одалживал вам моих лошадей, когда вы так с ними обращаетесь?”»{913}.

Видя, что плотная масса австрийской пехоты готовится напасть, Наполеон приказал Бертье организовать безопасный отход, а сам отправился в Вилла-Голина, чтобы взглянуть с крыши, не идет ли колонна Дезе. Увидев на дороге клубы пыли, он поскакал навстречу Дезе, чтобы поторопить его, и немедленно отменил свой приказ об отступлении. Армия, увидев Дезе, ехавшего впереди своих пехотинцев, воспрянула духом. Когда Буде достиг Сан-Джулиано-Веккьо, Ланн, Монье и Ватрен построили солдат в некое подобие боевого порядка. Австрийские колонны остановились и начали разворачиваться в линию, готовясь к последней, как они считали, атаке. «Сегодня мы отступили достаточно далеко, – напутствовал Наполеон своих людей. – Солдаты! Помните, я привык вставать лагерем на поле боя!»{914}

Мармон, с шестью еще исправными пушками, а также пятью, взятыми из резерва, и восьмью пушками Буде, смог собрать внушительную батарею и поставил ее на пригорке. Буде вывел 4850 своих пехотинцев в «смешанном порядке» на большую дорогу, отчасти скрытую кустарником и виноградниками. Наполеон проскакал вдоль линии, подбадривая солдат. Теперь, имея 11 000 человек пехоты и 1200 – кавалерии, он мог начать долгожданную контратаку.

Когда в 17 часов австрийцы двинулись вперед, батарея Мармона расстреляла картечью их передовые части в центре. Как и при Риволи, удачным выстрелом у австрийцев был подорван зарядный ящик, который, взорвавшись, посеял хаос. Эффект был сокрушительным, и австрийцы дрогнули, особенно когда на них двинулась дивизия Буде. Энергичное сопротивление австрийцев вскоре вынудило Буде перейти к обороне, но, как только почти 6000 австрийских пехотинцев выстрелили из ружей и двинулись в штыковую атаку, Келлерман бросил в бой кавалерию, незаметно приблизившуюся под прикрытием зарослей. В результате, когда 400 французов из 2-го и 20-го кавалерийских полков врубились в левый фланг центральной колонны венгерских гренадер, ружья противников оказались незаряженными. Солдаты 2-го кавалерийского полка изрубили три батальона, взяв в плен 2000 и обратив в бегство 4000 австрийцев. Немедленно после этого Келлерман развернул 200 кавалеристов, замыкавших строй при последней атаке, напал на примерно 2000 стоявших без дела австрийских всадников и также обратил их в бегство.

Теперь французы наступали по всему фронту. Именно в этот момент триумфатор Дезе был убит пулей в сердце. «Почему мне не позволено плакать?» – воскликнул Наполеон при этом известии, но ему пришлось сосредоточиться на подготовке новой атаки{915}. Последующие атаки Келлермана опрокинули австрийскую кавалерию на ее же пехоту, полностью смешав ряды, и позволили соединениям Ланна и Монье, а также консульской гвардии выдвинуться по всему фронту и довершить разгром. «Судьба сражения, – впоследствии говорил Наполеон о Маренго, – зависит от одной минуты, от одной блестящей мысли… Наступает критическая минута, вспышка блестящей мысли решает дело, и сражение завершают находившиеся в резерве самые незначительные силы»[90]{916}. Храбро сражавшиеся весь день австрийские войска просто сломались, увидев, что победа вырвана из их рук, и в беспорядке отступили к Алессандрии.

Той ночью изможденные французы спали на поле боя. Потери австрийцев составили 963 человека убитыми, 5518 ранеными и 2921 пленными, 13 орудий досталось врагу, еще 20 было брошено в Бормиду. Чуть больше 1000 французов погибло, 3600 были ранены и 900 пленены противником или пропали без вести. За этими цифрами скрывается стратегически важная победа Наполеона{917}. По условиям вскоре заключенного Меласом перемирия французы получили весь Пьемонт, Геную, большую часть Ломбардии, 12 крепостей, 1500 орудий и огромные склады боеприпасов. Когда в Париже узнали о победе при Маренго, правительственные ценные бумаги, за полгода до сражения стоившие 11 франков, а накануне 29 франков, подорожали до 35 франков{918}. 22 июля Наполеон приказал Массена «разграбить и сжечь первую же мятежную пьемонтскую деревню», а 4 ноября написал Брюну: «Со всеми иностранцами, а особенно с итальянцами, время от времени нужно обходиться с суровостью»{919}. Впрочем, теперь, после повторного изгнания австрийцев, на север Италии стремительно и почти без репрессий возвращался мир, сохранившийся на четырнадцать лет. Победа при Маренго упрочила положение Наполеона на посту первого консула и укрепила легенду о его непобедимости.

При Маренго три рода войск – пехота, артиллерия и кавалерия – прекрасно взаимодействовали, но победой Наполеон во многом обязан удаче. Французов спасло внезапное вступление в бой Дезе в психологически точно выверенный момент и столь же удачно выбранное время для атаки Келлермана. Французы за час вернули себе равнину, которую австрийцы заняли за восемь часов. Ведомые ветеранами новобранцы очень хорошо проявили себя.

«Большое сражение, – записал капитан Блаз, – дает много пищи для ворон и сочинителей бюллетеней»{920}. Наполеон, несмотря на три свои серьезные ошибки (он вывел войска на равнину, не предугадал атаку Меласа, отослал Дезе), одержал победу, и по политическим причинам ему было необходимо представить Маренго своим триумфом или хотя бы разделить лавры с покойным Дезе. Поэтому распространенный после битвы бюллетень оказался образцом чистейшей пропаганды. Из него следовало, что австрийцы угодили в расставленные Наполеоном сети. «Сражение, казалось, было проиграно, – гласил бюллетень. – Враг сумел приблизиться на расстояние ружейного выстрела к деревне Сан-Джулиано-Веккьо, где выстроилась в боевой порядок дивизия генерала Дезе»