Принятие Гражданского кодекса (вступил в силу в 1804 году) стало лишь одной из судебно-правовых реформ Наполеона, хотя и, несомненно, самой важной. К 1810 году к Гражданскому кодексу прибавились Гражданский процессуальный, Торговый, Уголовно-процессуальный и Уголовный. (Нормы последнего очень суровы, но не свирепы, как положения английского уголовного законодательства того времени, согласно которым ребенка могли сослать в Австралию, а взрослого повесить за кражу вещи дороже шиллинга.) Именно этот свод законов стали называть Наполеоновским кодексом. В марте 1804 года его действие распространилось почти на всю территорию Французской империи. В 1808 году кодекс был введен в тех районах Испании, где действовали законы военного времени, а также в Голландии после аннексии (1810). «Римляне давали законы своим союзникам, – сказал Наполеон брату Луи. – Так почему бы Голландии не принять французские законы?»{981} Кое-где, например в Неаполитанском королевстве, заимствования носили декларативный характер, но в других местах французские законы приобрели такую популярность, что остались в силе и после падения Наполеона{982}. Наполеоновский кодекс применялся в Рейнской области Пруссии до 1900 года, а в Бельгии, Люксембурге, на Маврикии и в Монако, а также в самой Франции он действует и поныне[99]. Отдельные его элементы сохраняются в четверти правовых систем мира, в таких далеких от Франции странах, как Япония, Египет, канадский Квебек и американская Луизиана{983}.
Наполеоновский кодекс унифицировал право, но не в меньшей степени он сказался на других сторонах жизни французов, которые Наполеон также стремился усовершенствовать. Так, в лангедокском регионе Корбьер (там жители 129 приходов говорили не по-французски, а по-окситански, а в трех южных деревнях – по-каталански) административные и судебные обязанности, а также поддержание общественного порядка и сбор налогов возлагались на власти четырех городов – Каркассона, Нарбонна, Лиму и Перпиньяна; при этом административное подчинение коммун постоянно менялось. Имелось не менее десяти возможных значений для сетье, меры объема сыпучих продуктов (setier; как правило, около 85 литров), и свыше пятидесяти единиц площади. Одна из них – сеттере (sétérée) – различалась в зависимости от того, шла речь о землях на равнине или в горах{984}. Сам Наполеон не был в восторге от придуманной Лапласом метрической системы («Я могу сообразить, что такое двенадцатая часть дюйма, но не понимаю, что такое тысячная часть метра»), однако ради единства торговли настоял после 1801 года на ее введении{985}. Он также упорядочил монетную чеканку и денежное обращение: были введены медные монеты достоинством в 2, 3 и 5 сантимов, серебряные – в ¼, ½ и ¾ франка, 1, 2 и 5 франков, а также золотые – в 10, 20 и 40 франков. Однофранковая монета весом 5 граммов в Западной Европе быстро стала образцом (торговой монетой). Ее стоимость и содержание (4,5 грамма серебра) не менялись до 1926 года.
Из 28 млн жителей Франции 6 млн совершенно не понимали французскую речь, а еще 6 млн с трудом изъяснялось на этом языке. На северо-востоке страны говорили по-фламандски, в Лотарингии – по-немецки, в Бретани – по-бретонски, а в других районах – по-баскски, по-каталански, по-итальянски, на языках кельтской группы и лангедокском диалекте{986}. Хотя французский самого Наполеона был далек от совершенства, он по собственному опыту знал, как важно для того, чтобы преуспеть, знать язык{987}. Начатая им реформа сделала единственным языком образования, как и делопроизводства, французский.
В отношении начального образования Наполеон был консерватором и, как мы видели, снова вверил его церкви, однако в том, что касалось среднего образования (с 11 лет), он проявил себя как революционер. В мае 1802 года Наполеон учредил 45 лицеев – государственных средних школ, призванных воспитывать воинов, администраторов и технических специалистов. Лицей стал его вариантом решения задачи: как воспитать лояльное и патриотически настроенное поколение будущих лидеров{988}. Все подающие надежды французские дети отныне изучали греческий и латинский языки, риторику, логику, этику, математику и физику, некоторые другие дисциплины, а также современные языки. Религиозное обучение в лицее было сведено к минимуму: Наполеон не желал влияния церкви на среднее образование, как то было при Старом порядке. Дисциплина была строгой. До четырнадцати лет ученики носили синий мундир, синие панталоны и круглые шляпы. Учеников сводили в роты с одним «сержантом», четырьмя «капралами» и выбранным из лучших учеников «штаб-сержантом».
Лицеи предоставляли так называемым «государственным учащимся» 6400 мест с полным пансионом, а также принимали детей, выдержавших вступительные экзамены, и тех, чьи родители могли оплатить обучение{989}. В лицеях действовала обязательная учебная программа (при прежней системе ученики сами выбирали предметы). За новыми учебными заведениями надзирали префекты департаментов и президенты уголовных и апелляционных судов, а также профессиональные инспекторы{990}. К 1813 году французское среднее образование стало лучшим в Европе, а некоторые из первых лицеев (например, Кондорсе, Карла Великого, Людовика Великого и Генриха IV) и теперь, два века спустя, числятся среди лучших школ в стране. Идея распространилась далеко за пределы Франции. В Испании и Голландии, противившихся французской оккупации, французская модель образования была взята за образец{991}.
В импровизированной речи в Государственном совете в 1806 году (произнесенной лишь потому, что министр образования Антуан де Фуркруа явился на заседание без доклада) Наполеон почти с поэтическим жаром говорил о том, что образование – это
важнейший из всех институтов, ведь все зависит от него – и настоящее и будущее. Необходимо, чтобы нравы и политические убеждения подрастающего ныне поколения уже не зависели от последних новостей или сложившихся обстоятельств… Люди и так в достаточной степени различаются – своими наклонностями, характером и всем, что не обусловливает и не способно исправить образование… Так создадим же свод неизменных догматов и корпус учителей, который не погибнет{992}.
Наполеон собирался открыть лицеи по всей Франции. В целом его образовательные реформы (как и планы перестройки Парижа) замечательны, но их свернули гораздо раньше, чем они смогли принести плоды. 17 марта 1808 года Наполеон перешел к следующему этапу реформирования, особым декретом учредив Императорский университет, призванный надзирать за всеми образовательными учреждениями страны. Все преподаватели должны были состоять членами одного из пяти его факультетов (богословия, правоведения, медицины, литературы, физики и математики). Для контроля над средними и высшими учебными заведениями Франции учреждалась иерархическая структура в военном духе во главе с решительным Луи де Фонтаном (в 1804–1810 годах возглавлявшим Законодательный корпус) и Советом тридцати{993}. Парижский университет, закрытый во время революции, в 1808 году был вновь открыт.
Глубокое женоненавистничество Наполеона нашло отражение и в его предписаниях касательно образования. «Народное просвещение почти всегда делает дурных женщин ветреными, кокетливыми и непостоянными, – объяснил он членам Государственного совета в марте 1806 года. – Совместное обучение (которое так благотворно для мужчин, особенно чтобы они научились помогать друг другу и приготовились к товариществу в борьбе за существование) для женщин представляет собой школу растленности. Мужчины созданы для полного блеска жизни. Женщины созданы для уединения семейной жизни и для домашней жизни»{994}. Как и Наполеоновский кодекс, отсутствие формального образования для женщин также следует рассматривать в контексте своей эпохи. В начале XIX века в Англии и Америке школ для девочек было очень мало, а государственной не было ни одной.
Самые радикальные реформы консулата пришлись на промежуток с июля 1800 до мая 1803 года. В этот период Наполеон регулярно встречался в Париже с Государственным советом, составленным главным образом из умеренных республиканцев и бывших роялистов, и случалось так, что одни члены совета некогда отправили на гильотину отцов или братьев других{995}. «Мы закончили с романтикой Революции, – заявил он на одном из первых заседаний совета, – и теперь должны начать ее историю». Наполеон указал Государственному совету направление, цель и генеральную линию («любовь к власти, прагматизм, презрение к привилегиям и оторванным от реальности правам, пристальное внимание к деталям и уважение к четкой социальной иерархии»){996}. Наполеон был моложе всех в совете и, по воспоминанию Шапталя,
совершенно не смущался своего незнания мелочей в вопросах общего управления. Он много спрашивал, просил дать определение и пояснить наиболее употребительные слова; он провоцировал споры и не давал им угаснуть, пока не составлял собственное мнение о предмете. Однажды этот человек, столь часто изображаемый крайним себялюбцем, признался Франсуа-Дени Тронше, человеку пожилому, уважаемому юристу: «Иногда в этих спорах я говорю нечто такое, что через четверть часа оказывается совершенно неверным. Я не хочу делать вид, что стою более, чем я есть на самом деле»