Знала ли об этом Жозефина? В ноябре 1804 года Наполеон ответил на ее «печальное», по его выражению, письмо: «Добрую, нежную Жозефину не вытравит из моего сердца никто, кроме самой Жозефины, когда она становится унылой, обидчивой, взбалмошной. В моей жизни много неприятностей, и лишь уютный, милый дом, избавленный от всех беспокойств, позволяет мне их выдержать»{1201}. В январе он, однако, послал «тысячу нежностей маленькой кузине» и рассказал, что Евгений [Богарне] «волочится за всеми женщинами Булони, и ему от этого ничуть не легче»{1202}.
Все лучшие французские флотоводцы – Оноре Гантом, Эсташ Брюи, Лоран Трюге, Пьер де Вильнёв, Декре – обоснованно протестовали против экспедиции на Британские острова, указывая на два английских отряда (более 30 линейных кораблей) с постоянной дислокацией в Ла-Манше. Луи-Рене Латуш-Тревилль – наиболее способный офицер из имеющихся – после возвращения из Сан-Доминго болел и в августе 1804 года умер. Сменивший его Брюи умер в марте 1805 года от туберкулеза. Наполеон и его старшие советники понимали, что за один прилив крупную группировку переправить невозможно. Неожиданную переправу под покровом тумана также признали слишком опасной. Людовик XIV готовил вторжение в Англию в 1692 году. В 1779 году такие планы строил Людовик XVI, да и сам Наполеон рассматривал эту возможность в 1797–1798 годах. Наилучшим вариантом было отвлечь английский флот от южного побережья Англии на срок, достаточный для переправы через Ла-Манш. Но предположение, будто военный совет ВМС в Лондоне мог оставить пролив без охраны даже на время одного прилива, всегда было чистой фантастикой.
23 ноября 1803 года Наполеон писал Гантому, что вскоре рассчитывает иметь армаду из 300 канонерских шлюпок (chaloupes cannonières), 500 канонерских лодок (bateaux cannoniers) и 500 крупных плоскодонных судов: «Сообщите мне свое мнение об этой флотилии. Надеетесь ли вы, что она перевезет нас на берег Альбиона? Только восемь часов ночного времени, благоприятные нам, и судьба мира будет решена»{1203}. На следующий день он попросил Шапталя распорядиться о сочинении нескольких песен «для завоевания Англии» (одну – на мотив марша «На поле сражения»){1204}. В середине декабря Наполеон определил, что командиры бригад смогут взять с собой в Англию по четыре слуги, полковников же смогут сопровождать лишь двое[118]. «Здесь все красиво и радует глаз, – написал он Жозефу. – Мне действительно нравится прекрасная, милая Нормандия. Настоящая Франция»{1205}. Год спустя, 12 ноября 1804 года, он написал Ожеро из Булонского лагеря: «Последние десять дней я провел здесь, и у меня есть повод надеяться, что я достигну цели, которой ждет Европа. Нам нужно отомстить за шесть веков оскорблений»{1206}. Через четыре дня он рассказал Камбасересу, что со скал у Амблетеза может различить «дома и движение» на английском побережье, и назвал Ла-Манш «рвом с водой, который будет преодолен тогда, когда у нас достанет смелости это сделать»{1207}.
24 января 1804 года Наполеон поручил двойному агенту Жану-Клоду-Ипполиту Меэ де ла Тушу скормить Френсису Дрейку, английскому посланнику в Мюнхене, сведения, «что приготовления в Булони – ложная демонстрация, которая, хоть и обходится недешево, менее серьезна, чем кажется на первый взгляд; что заложенные с этой целью суда могут быть превращены в торговые, и т. д. и т. д.; что первый консул слишком хитер и считает свое нынешнее положение слишком прочным для того, чтобы пойти на авантюрное предприятие, которое подвергнет опасности множество солдат»{1208}. В том месяце Наполеон даже попытался заручиться поддержкой папы римского и писал ему о «нестерпимом… угнетении» ирландских католиков. Реакции Рима не последовало{1209}.
Десятилетие спустя на Эльбе Наполеон открыто и часто рассуждал о планах вторжения. Он говорил, что требовалось лишь обеспечить три-четыре дня господства в Ла-Манше, чтобы обезопасить транспорты. «Поскольку ему необходимо было идти без задержки на Лондон, ему следовало предпочесть высадку на побережье Кента, – позднее вспоминал Наполеон, упоминая себя в третьем лице, – но это зависит от ветра и погоды»{1210}. Наполеон говорил, что думал положиться на адмиралов и штурманов в определении места высадки 100 000 солдат, с тем что артиллерия и кавалерия последуют вскоре за ними. Он считал, что мог «дойти до Лондона в три дня» – как раз тогда, когда из Вест-Индии вернется Нельсон, погнавшийся за другой французской эскадрой, – и британский адмирал уже не успеет спасти свою страну{1211}.
Но если Наполеон и сумел бы высадиться в Англии, возвращение Нельсона лишило бы его возможности получать припасы и подкрепление, а стотысячной армии было недостаточно, чтобы покорить 17 млн британцев, многие из которых были готовы встретить врага с оружием в руках (правда, самодельным). В Англии с 1803 года велись активные приготовления. В южных городах разместились гарнизоны, были поставлены сигнальные башни, на складах в Фулхэме, Брентфорде, Стейнсе и других местах сделаны запасы, выявлены все вероятные места десантирования от Корнуолла до Шотландии. В 1805–1808 годах на южном побережье было возведено 73 небольших укрепления типа мартелло, а на юге Лондона устроены временные полевые укрепления. Около 600 000 человек (11–14 % взрослых мужчин в стране) к концу 1804 года было зачислено в армию и флот, а еще 85 000 – в ополчение{1212}.
Рано утром 23 августа 1803 года капитан Джон Уэсли Райт, офицер разведки английского флота, тайно высадил в Бивиле, в Нормандии, небольшой отряд шуанов вместе с Жоржем Кадудалем и доктором Керелем[119]. В 1790-х годах Райт сражался вместе с шуанами, попал в плен к республиканцам и сумел бежать из Тампля. Во время Сирийского похода он, переодевшись в араба, следил за французами. На его счету было еще несколько подобных тайных операций{1213}.
Фуше и Наполеон (который требовал показывать ему все сырые разведданные, чтобы не полагаться на чужую их интерпретацию) узнали о прибытии Кереля и его сообщника по фамилии Трош. «Или я сильно заблуждаюсь, – отозвался Наполеон о Кереле, – или он кое-что знает»{1214}. Когда в одном из мест высадки Райта схватили конспиратора Данувиля, он повесился в камере, и это, по словам Сегюра, адъютанта Наполеона, «подтвердило опасность заговора, но не пролило на него свет»{1215}.
16 января 1804 года Райт высадил в Бивиле генерала Шарля Пишегрю (некогда инструктора Бриеннского училища, героя революционных войн и бывшего якобинца, ставшего роялистом) вместе с семерыми его сообщниками и вернулся в Кент, в замок Уолмер, где располагался разведывательный центр английского флота{1216}. Райт исполнял приказы адмирала Кита, главнокомандующего флотом Северного моря, а лорд Кит подчинялся начальнику главного морского штаба адмиралу графу Сент-Винсенту. Самому же Сент-Винсенту лорд Хоксбери приказал: «Чрезвычайно важно, чтобы капитан Райт был вовлечен максимально широко». Из других документов (в одном Кит упоминает, что Райт «выполняет тайное, щекотливое поручение») ясно, что английское правительство было непосредственно и на высшем уровне связано с заговором Кадудаля{1217}. Другие доказательства непосредственного участия английского правительства в заговоре 1804 года с целью убийства Наполеона содержатся в нескольких письмах. В первом, от 22 июня 1803 года, Уолтер Спенсер просит у лорда Каслри, главного министра кабинета, вознаграждение в 150 фунтов стерлингов для себя и в 1000 фунтов стерлингов для Мишеля де Боннея. Этот заговорщик-роялист, пользовавшийся несколькими именами, после заключения Амьенского договора встречался в Эдинбурге с братом Людовика XVIII графом д’Артуа (будущим королем Карлом X). Спенсер утверждал, что указанные суммы выдавались «в связи с политической интригой, планировавшейся лордом Каслри для похищения Бонапарта в 1803 году». Координация была возложена на Листона, английского посла в Гааге{1218}. («Похищение» было эвфемизмом, обозначающим покушение на жизнь Наполеона.) Хотя, как можно ожидать, прямых улик против правительства нет, Джордж Холфорд (член парламента и ближайший политический союзник Каслри) известил Спенсера, что, если тот «возьмет на себя труд посетить Даунинг-стрит, его светлость с ним встретится». Это едва ли случилось бы, будь Спенсер просто сумасбродом.
28 января Пишегрю встретился с генералом Моро: тот, по-видимому, колебался, не стал доносить о заговоре властям и так сам оказался замешанным в нем. Моро ждал развития событий. В случае «похищения» Наполеона нация вполне могла обратиться к нему, герою Гогенлиндена. К тому времени Моро уже сообщил генералу Тибо, что считает Наполеона «самым честолюбивым воином из всех живших» и что его правление положит «предел всем… трудам, всем этим надеждам, всей этой славе»{1219}. Арест английского тайного агента Курсона 29 января помог Фуше восстановить картину заговора. Кроме того, французский разведчик капитан Рози сумел убедить Спенсера Смита, английского посланника в Штутгарте и брата Сидни Смита, что он, Рози, – адъютант некоего оппозиционно настроенного французского генерала. Когда Смит стал доверять Рози, тот начал скармливать ему информацию