{1262}. «Великий человек! – льстили сенаторы. – Заверши свой труд. Обессмерть его, как обессмертил свою славу»{1263}. Единственный способ «обессмертить» плоды его трудов – это создать «другое установление», которое убережет его наследие и обеспечит стабильность государства в том случае, если убийца достигнет цели. Представлялось, что отсутствие ясности в вопросе о преемственности власти будет и далее провоцировать заговорщиков.
28 марта Наполеон заявил Государственному совету, что «предмет заслуживает величайшего внимания, что для себя он не хочет ничего; он совершенно доволен своей участью, но обязан подумать об участи Франции и о том, какое будущее ее ждет». Наполеон изменил свое отношение к законности монархии. «Лишь наследственный принцип [передачи верховной власти] способен предотвратить контрреволюцию», – прибавил он{1264}. После этого из департаментов страны стали поступать петиции с просьбой к Наполеону принять корону, газеты стали восхвалять монархические институты, а авторы заказанных властями памфлетов («Размышления о наследовании суверенной власти» Жана Ша и так далее) утверждали, что наилучший способ помешать заговорщикам – это основать наполеоновскую династию{1265}.
К концу марта тщательно спланированная кампания принесла такие плоды, что Государственный совет взялся обсуждать титул для Наполеона. «Никто не предложил “короля”!» – отметил Пеле. Вместо этого обсуждали варианты: «консул», «принц» и «император». Первые два показались Государственному совету слишком скромными, но титул императора советники, по мнению Пеле, сочли «слишком громким»{1266}. Сегюр (его отец, граф де Сегюр, присутствовал на заседании и позднее получил пост обер-церемониймейстера Франции) утверждал, что 27 из 28 членов Государственного совета согласились с принятием Наполеоном того или иного наследуемого титула. Когда председательствующий сообщил: все советники рекомендовали титул «императора – единственный титул, достойный его и Франции»{1267}, Наполеон сказал оказавшемуся там актеру Тальма: «В этот самый момент, в момент нашей беседы, мы творим историю!»{1268}
К тому времени, когда Наполеон решился провозгласить себя императором, большинство крупных полководцев-республиканцев уже не могли этому воспротивиться: Гош, Клебер и Жубер были мертвы, Дюмурье в изгнании, а Пишегрю и Моро должны были предстать перед судом за измену. Остались лишь Журдан, Ожеро, Бернадот и Брюн, которых Наполеон готовился вот-вот задобрить маршальскими жезлами. Наполеон объяснил Сульту, что «надеждам Бурбонов нужно положить конец», но, разумеется, имелись и другие причины. Он желал встать вровень с австрийским императором Францем и российским императором Александром, а также, вероятно, с Октавианом Августом, Адрианом и Константином{1269}. К 1804 году Франция фактически превратилась в империю, и провозглашение Наполеона императором было простой формальностью (как и объявление королевы Виктории императрицей в 1877 году). Всего через одиннадцать лет после казни Людовика XVI удивительно мало французов воспротивилось восстановлению наследственной монархии, и им пообещали провести плебисцит и таким образом предоставить возможность не одобрить этот шаг.
10 мая 1804 году Уильям Питт – младший вернулся на пост премьер-министра Англии, сформировав кабинет вместо слабого правительства Аддингтона. Питт собирался ассигновать 2,5 млн фунтов стерлингов на то, чтобы создать Третью антифранцузскую коалицию, в которую надеялся вовлечь Россию и Австрию{1270}. Восемь дней спустя Наполеон официально стал императором. Устроенная в Сен-Клу церемония заняла пятнадцать минут. Жозеф стал Великим электором, Луи – коннетаблем Франции. Титул, который отныне носил их брат, не отличался ни простотой, ни, на первый взгляд, логичностью: «Император французов милостью Божией и в силу конституции республики»{1271}. На обеде тем вечером Наполеон сухо удивился тому, как родные спорят из-за добычи: «Если послушать моих сестер, то я будто транжирю наследство нашего покойного отца-короля»{1272}.
Было решено, на случай, если Наполеон умрет, не оставив наследников, что корону получит Жозеф, а затем Луи. Люсьен и Жером утратили право на престолонаследие из-за вступления в брак вопреки желанию брата. Наполеон пришел в ярость, узнав, что в декабре 1803 года служивший во французском флоте Жером, сойдя на берег в Америке, женился на Элизабет Паттерсон, богатой красавице из Балтимора, и не стал дожидаться династического союза с каким-нибудь европейским домом. Впоследствии Наполеон сделал все, что было в его власти, чтобы расстроить этот брак, в том числе добивался аннуляции его у папы римского и приказал «публично объявить, что не признается брак, заключенный молодым человеком девятнадцати лет в нарушение законов своей страны»{1273}. Кроме Луи, все братья Наполеона и он сам женились по любви, а не в интересах Франции.
«Лишь я орудие собственной судьбы и ничем не обязан своим братьям», – заявил Наполеон 20 апреля французскому послу в Америке Луи-Андре Пишону, поручая ему изыскать способ аннулировать брак Жерома. Позднее Наполеон сказал Камбасересу, что в этом союзе «не больше от брака, чем в соединении двух влюбленных в саду на алтаре любви, в присутствии Луны и звезд»{1274}. Папа римский, однако, с ним не согласился и объявил брак нерасторжимым, но Наполеон все равно называл Элизабет «любовницей» Жерома и «женщиной, с которой он живет», а в апреле 1805 года даже пригрозил арестовать Жерома{1275}. В следующем месяце Жером уступил ему, вернулся на флот и отрекся от беременной жены. Элизабет, уехав в Лондон, родила сына, а после возвратилась в Америку, к своему отцу. Ее внук [Чарльз Джозеф Бонапарт] стал генеральным прокурором США.
Наполеон сурово отчитывал Полину за ее измены в Риме. «Не рассчитывай на мою помощь, – предупреждал он ее, – если в свои годы ты позволяешь себе следовать дурным советам»{1276}. О ее муже, князе Камилло Боргезе, он говорил: «Если поссоришься с ним, это будет твоя вина и Франция окажется для тебя недоступной»{1277}. Наполеон приказал кардиналу Фешу, своему дяде, объяснить глуповатой, но бесспорно привлекательной 23-летней Полине от своего имени, что «она уже не красива, через несколько лет будет еще гораздо менее красива и… что она не должна позволять себе плохие манеры, которые порицает свет». Вопреки предостережениям, отношения Полины с мужем еще ухудшились. Она не простила ему смерть своего шестилетнего сына (Дермид Леклерк скончался от лихорадки в августе того же года){1278}.
Через день после того, как Наполеон провозгласил себя императором, он назначил четырех почетных и четырнадцать действующих маршалов империи. Действующими маршалами стали: Александр Бертье, Иоахим Мюрат, Адриан Монсей, Жан-Батист Журдан, Андре Массена, Пьер Ожеро, Жан-Батист Бернадот, Никола Сульт, Гийом Брюн, Жан Ланн, Эдуар Мортье, Мишель Ней, Луи-Никола Даву и Жан-Батист Бессьер[123]. В 1807–1815 годах Наполеон назначил еще восемь маршалов. «Маршал» было не воинским званием, а почетным титулом, призванным отличить и поощрить то, что Наполеон позднее назвал «священным огнем», и, конечно, гальванизировать остальной генералитет{1279}. Четырнадцати маршалам Наполеон вместе с титулом пожаловал (в футлярах из красного сафьяна) жезлы из серебра и бархата, с золотыми орлами, что означало признание этих людей лучшими французскими военачальниками[124]. Но это произвело впечатление не на всех: когда штаб поздравлял Массена, он хмыкнул: «Нас четырнадцать!» А ведь Массена, голосовавшему против пожизненного консульства и критиковавшему приготовления к суду над Моро, жезл мог и не достаться. При этом его полководческий талант не подлежал сомнению{1280}. Даву стал маршалом, хотя на войне он еще не командовал и дивизией (зато командовал консульской гвардией). Возможно, Даву не получил бы жезл в числе первых, если бы генерал Леклерк, его шурин, еще был жив{1281}. Мармон был раздосадован тем, что не оказался в числе первых восемнадцати маршалов, а Жюно Наполеон считал не соответствующим маршальскому масштабу (а иногда и вовсе непригодным для военного дела).
При избрании первых маршалов Наполеон обеспечил баланс между Рейнской и Итальянской армиями (по семь жезлов) и приблизительно следовал этому принципу в дальнейшем, при назначении Виктора, Мармона и Сюше (из Итальянской армии), Макдональда, Удино, Сен-Сира и Груши (из Рейнской армии). Мортье и Сульт вышли из Самбро-Маасской армии, и, хотя Наполеон не знал их близко, они определенно были достойными боевыми офицерами, притом Сульт имел способности к самостоятельному руководству. Налицо и попытка соблюсти политический баланс. Брюн снискал доверие якобинцев, Журдан и Монсей возглавляли важные республиканские армии. Бернадот и Жозеф Бонапарт были женаты на родных сестрах, однако Бернадот был диссидентом, и Наполеон счел за лучшее привязать его к себе покрепче.