Говорят, что каждый солдат носит в ранце маршальский жезл, и простонародное происхождение многих наполеоновских маршалов служит ярким доказательством справедливости этого изречения. Десять маршалов выслужились из рядовых, и среди них сыновья бондаря (Ней), дубильщика (Сен-Сир), нотариуса (Виктор), пивовара (Удино), зажиточного крестьянина (Мортье), мельника (Лефевр), трактирщика (Мюрат), лакея (Ожеро) и лавочника (Массена){1282}. Аристократами были лишь князь Юзеф Понятовский и маркиз де Груши (они получили жезлы соответственно в 1813 и 1815 годах), а Периньон, Макдональд, Мармон, Бертье и Даву происходили из старых дворянских семейств{1283}. Серюрье похвалялся тем, что его отец был «поставщиком двора» (выяснилось, что тот состоял кротоловом при королевских конюшнях в Лане){1284}. Каким бы ни было происхождение маршалов, Наполеон в письмах обращался к ним «мой кузен» – как и к Камбасересу и некоторым из высших сановников империи[125].
Маршалы получали и дворянские титулы. Так, Бернадот стал князем Понтекорво, Бертье – князем Невшательским, Бессьер – герцогом Истрийским, а Даву – князем Экмюльским. Кроме титулов и жезлов, Наполеон одаривал маршалов земельными пожалованиями, иногда огромными. Из 26 маршалов 24 получили пожалования, и лишь тайные республиканцы Брюн и Журдан не получили ничего (впрочем, Брюна возвели в графское достоинство){1285}. О фаворитизме Наполеона можно судить по очень неравному распределению пожалований. Четырем маршалам досталось более половины общей суммы в 6 млн франков: Бертье – 1 млн, Массена – 933 000, Даву – 817 000, Нею – 729 000. Сульт, Бессьер, Ланн и Бернадот получили от 200 000 до 300 000 франков. На долю остальных пришлось менее 200 000 франков, причем Сен-Сир, которого Наполеон ценил как солдата, но недолюбливал лично, получил всего 30 211 франков{1286}.
Кроме маршальского звания, Наполеон официально учредил 18 мая 1804 года императорскую гвардию, объединив консульскую гвардию с частями, охранявшими Законодательный корпус. У гвардии имелся собственный штаб, пехотные, кавалерийские, артиллерийские и инженерные части и соединения, а также морской батальон. Позднее гвардия разделилась на Старую, Среднюю (солдаты, участвовавшие в кампаниях 1807–1809 годов) и Молодую (лучшие новобранцы каждого призыва). Растущая гвардия (ее численность в 1804 году достигала 8000, а к 1812 году – уже 100 000 человек) сознавала свое превосходство над линейной пехотой. Наполеон нередко держал ее в качестве стратегического резерва и бросал в бой лишь в переломный момент, если вообще пускал ее в дело. Боевой дух гвардии был очень высок, но Великая армия гвардейцев недолюбливала, справедливо считая, что Наполеон относится к ним особенно благосклонно. Солдаты шутили, что прозвищем «бессмертные» гвардейцы обязаны тому, что император их бережет.
В июне 1804 года власти почти провалили процесс по делу о большом заговоре Моро и Кадудаля. Обвинение против Моро, еще признаваемого вторым после Наполеона кумиром Франции, основывалось главным образом на домыслах и косвенных доказательствах, поскольку он не доверял бумаге ничего опасного. Моро произнес проникновенную речь перед особым трибуналом, составленным из гражданских судей, и признал, что заговорщики ему «предложили, как прекрасно известно, возглавить народные волнения, сходные с волнениями 18 брюмера». Однако, по словам Моро, он отказался, поскольку, хотя он и справлялся с командованием войсками, у него «не было желания возглавить саму республику»{1287}. На судей, обязанных руководствоваться законами о чрезвычайном положении, произвели впечатление знаки неподдельной симпатии народа к Моро, и они, к ярости Наполеона, назначили самое мягкое наказание – два года тюрьмы (позднее замененные Наполеоном высылкой в США). Когда мадам Моро пришла к Наполеону просить за мужа, он заметил: «Судьи не оставили мне места для снисхождения!»{1288} Когда генерал Клод Лекурб, бывший заместитель Моро в Германии, публично пожавший ему на суде руку, вскоре явился в Тюильри, Наполеон вскричал: «Как вы осмелились осквернить своим присутствием мой дворец?»{1289}
Суд оправдал 21 подсудимого. Моро и еще четверых приговорили к тюремному заключению, а Кадудаля и девятнадцать других осужденных, в том числе одного из братьев Полиньяков, аристократа, – к смертной казни{1290}. Через две недели, когда Моро уехал в Филадельфию, Наполеон смягчил приговор некоторым осужденным: Буве де Лозье, Полиньяку и еще одному аристократу, маркизу де Ривьеру. Остальных, в том числе Пико, 25 июня обезглавили на Гревской площади. Это единственный случай массовой казни на гильотине за все время правления Наполеона{1291}. Отмена смертного приговора Арману де Полиньяку привела Мюрата в ярость. Он считал, что все дело в классовой принадлежности, но, возможно, стоит учесть и то, что Полиньяк учился в Бриенне вместе с Наполеоном. «Мы достигли большего, чем рассчитывали, – заметил Кадудаль по пути на эшафот. – Мы пришли дать Франции короля, а дали императора»{1292}. Кадудаль потребовал, чтобы его казнили первым, чтобы его соратники не верили слуху, будто он принял помилование, о котором будет объявлено после того, как они лишатся головы.
12 июня 1804 года в Сен-Клу собрался Императорский (по сути, прежний Государственный) совет, чтобы принять решение о коронации. Советники быстро отказались от Реймса (где традиционно короновались французские короли), Марсова поля (этот вариант был отвергнут из-за вероятной холодной погоды) и Ахена (из-за ассоциаций с Карлом Великим). Они остановились на соборе Парижской Богоматери. Дата 2 декабря стала итогом компромисса между Наполеоном, настаивавшим на 9 ноября (пятой годовщине переворота 18 брюмера), и папой римским, предложившим Рождество (25 декабря 800 года короновался Карл Великий){1293}. Затем совет перешел к обсуждению государственной символики. Возглавляемый Крете особый комитет единодушно рекомендовал галльского петуха, но защитники нашлись и у орла, льва, слона, эгиды Афины, дуба и хлебного колоса. Лебрен даже предложил бурбонскую лилию{1294}. Мио де Мелито справедливо назвал заимствование королевской эмблемы «глупостью» и вместо нее посоветовал поместить на герб Наполеона на троне.
«Петуху место на скотном дворе, – заметил Наполеон. – Это слишком слабое создание». Граф де Сегюр высказался за льва, поскольку тот якобы побеждает [английских] леопардов, а Жан Ломон предложил слона – царственное животное, которое, по распространенному (и ошибочному) мнению, не способно преклонить колени. Камбасерес отстаивал пчелу, ведь у пчел есть могучий предводитель (хотя это и самка), а генерал Лакюэ напомнил, что пчела способна и жалить, и давать мед. Виван-Денон высказался за орла, но ему указали, что орлом уже пользуются Австрия, Пруссия, США и Польша. Голосование не устраивали. Наполеон выбрал льва. Совет перешел к обсуждению легенды новых монет и, как ни странно, сохранил на деньгах слова «Французская республика» (до 1809 года). Вскоре после заседания Наполеон передумал и вместо льва выбрал орла с распростертыми крыльями, который «демонстрирует имперское величие и напоминает о Карле [Великом]»{1295}, а также о Древнем Риме.
Не удовольствовавшись одним лишь символом, Наполеон сделал своей личной и семейной эмблемой пчелу, и она в виде декоративного мотива украсила ковры, занавесы, одежду, троны, гербы, жезлы, книги и другие атрибуты императорской власти. Символ бессмертия и возрождения – сотни пчел из золота с гранатовыми вставками (или цикад, или даже неудачно изображенных орлов) нашли в 1653 году в Турне в гробнице правившего Францией в V веке Хильдерика I, отца Хлодвига I{1296}. Заимствовав у Хильдерика пчел, Наполеон сознательно связал Бонапартов с древней династией Меровингов, которым Франция обязана суверенитетом.
Итоги плебисцита по вопросу об установлении наследственной монархии были объявлены 7 августа{1297}. Когда министр внутренних дел Порталис принес Наполеону данные о проголосовавших за него в вооруженных силах (120 032 человека в армии и 16 224 – на флоте), тот взял перо и округлил первое число до 400 000, а второе – до 50 000, не оставив голосов против{1298}. И все же в итоге (3 572 329 за и 2579 против) голосов за оказалось на 80 000 меньше, чем на плебисците по поводу пожизненного консульства{1299}. Есть данные, что некоторых офицеров, голосовавших против, уволили, но позднее им, как правило, позволяли вернуться на службу, а один (генерал Солиньяк), четыре года спустя лично попросивший императора «о чести отправиться в Испанию, чтобы разделить с армией почет и опасности», получил дивизию{1300}.
14 июля 1804 года в Дом инвалидов перенесли прах двух великих французских маршалов, Вобана и Тюренна. Наполеон воспользовался случаем и вручил первые знаки новой награды – ордена Почетного легиона – за заслуги перед Францией. Сначала знак ордена (его присваивали всем заслужившим вне зависимости от происхождения) представлял собой простой, покрытый белой эмалью пятиконечный крест на красной ленте, к которому, однако, прилагалась денежная выплата, соответствующая степени награды. Легионеры (кавалеры), офицеры, командоры и высшие офицеры ордена объединялись в пятнадцать территориальных когорт, каждая когорта ежегодно получала 200 000 франков и распределяла их среди достойных.