{1339}. Официальное полотно «Коронование императора Наполеона I и императрицы Жозефины» (Sacre de L’Empereur Napoléon Ier et Couronnement de l’Impératrice Joséphine), которое в феврале 1808 года было выставлено в Лувре и привлекло большое внимание, исторически неточно. На ней присутствует государыня-мать, а Гортензия и три сестры Наполеона изображены довольно далеко от Жозефины, шлейф которой их все-таки заставили нести в момент ее коронования{1340}. Кардиналу Капраре не понравилась на картине собственная лысина, и он потребовал от Талейрана, чтобы тот принудил Давида изобразить его в парике. Художник отказался{1341}. Позднее потешались над боливийским диктатором Мануэлем Мельгарехо, сравнивавшим заслуги Бонапарта и Наполеона (он считал, что это два разных человека), но в некотором отношении Мельгарехо был прав. Император Наполеон видел потребность в соблюдении формальностей, генерал Бонапарт – едва ли.
Бурбоны, разумеется, глумились. Один автор уподобил костюм Наполеона накидке бубнового короля из карточной колоды. «Это выдумка достойна учителя рисования из школы для юных девиц», – иронизировал другой{1342}. Мероприятие, однако, было рассчитано на солдат и зевак, а не на старорежимных знатоков, которые в любом случае не удержались бы от злословия. Парижанам праздник понравился не в последнюю очередь потому, что тем вечером устроили грандиозный фейерверк, раздавали деньги, а из фонтанов текло вино{1343}. Государыня-мать на церемонии не присутствовала. Когда ее поздравили с восхождением сына на престол, она отреагировала с естественным фатализмом и большим здравым смыслом. «Только бы надолго» («Pourvu que ça dure»), – сказала она{1344}.
Аустерлиц
Есть в сражениях мгновение, где малейшее движение увлекает за собой победу; это капля воды, которая переполняет сосуд[129].
Что до меня, то у меня всего одно требование: успех.
Через несколько дней после коронации командиры полков отправились в Париж, чтобы на Марсовом поле получить из рук императора знамена-орлы. «Солдаты! – обратился к войскам Наполеон. – Вот ваши флаги! Эти орлы всегда будут служить вам поддержкой… Клянитесь пожертвовать жизнями для их защиты и постоянно поддерживать их на пути к победе вашей храбростью». «Клянемся!» – раздалось в ответ{1345}. Каждое навершие в виде орла (от макушки до когтей – 20 сантиметров, размах крыльев – 24 сантиметра), собранное из шести деталей из позолоченной бронзы, весило 2 килограмма[130]. Орел венчал синее дубовое древко полкового знамени. Роль орлоносца считалась очень почетной, хотя вскоре армейские острословы прозвали орлов «кукушками»{1346}. В 1807 году Наполеон в 55-м бюллетене Великой армии объявил: «Утрата “орла” есть оскорбление, нанесенное чести полка, и загладить его не могут ни победа, ни добытая в сотне сражений слава»{1347}.
В лагерях на побережье Ла-Манша продолжалось обучение: армия готовилась к вторжению в Англию. «Трижды в неделю мы проводим учения по дивизиям и дважды в месяц – тремя дивизиями разом, – докладывал Мармон из лагеря в Утрехте. – Войска приобрели прекрасную выучку»{1348}. Наполеон в ответ распорядился, чтобы Мармон
уделял большое внимание солдатам и тщательно заботился о них. При первом посещении лагеря постройте батальоны и восемь часов подряд проверяйте солдат, одного за другим; соберите у них их жалобы, осмотрите оружие и убедитесь, что они ни в чем не испытывают нужды. У этих семи-восьмичасовых смотров много преимуществ; солдат привыкает быть при оружии и на посту, видит, что предводитель внимателен к нему и полностью о нем заботится, а это для солдата важный побудительный мотив, внушающий доверие{1349}.
В декабре 1804 года. Уильям Питт заключил союз с Швецией. Когда в апреле 1805 года Англия подписала также Петербургский договор с Россией, сложилось ядро Третьей коалиции. Англия обязалась уплатить России по 1,25 млн фунтов стерлингов золотыми гинеями за каждые 100 000 солдат, выставленные против Франции. Позднее к коалиции присоединились Австрия и Португалия{1350}. Наполеон пустил в ход все дипломатические угрозы, чтобы помешать примкнуть остальным противникам. Уже 2 января он написал Марии-Каролине, королеве-консорту обеих Сицилий, сестре Марии-Антуанетты и тетке императора Франца, и предупредил ее: «Я располагаю несколькими письмами, написанными Вашим Величеством, которые не оставляют сомнений относительно ваших тайных намерений» присоединиться к формирующейся коалиции. «Однажды вы уже утратили свое королевство и дважды стали причиной войны, грозившей династии вашего родителя полным уничтожением», – написал он, намекая на поддержку неаполитанским двором уже двух антифранцузских коалиций. «Таким образом, вы желаете стать причиной третьей? – предрек Наполеон, намекая, что война может снова начаться из-за нее. – Вы и ваши отпрыски [Мария-Каролина родила своему мужу, королю Фердинанду IV, восемнадцать детей] перестанут царствовать, и ваши бездомные дети пойдут с сумой по разным странам Европы»{1351}. Наполеон потребовал, чтобы королева дала отставку премьер-министру (и своему любовнику) англичанину Джону Актону, а также выслала английского посла, отозвала из Санкт-Петербурга неаполитанского посла и распустила ополчение. Хотя ни одно из этих условий выполнено не было, 22 сентября 1805 года Королевство обеих Сицилий[131] заключило с Францией договор о строгом нейтралитете.
После коронации Наполеон не отдыхал. Даже на Рождество он работал: распорядился не арестовывать некоего Голда, англичанина, за дуэль с владельцем игорного дома в Вердене, поскольку «освобожденный под честное слово военнопленный вправе драться на дуэли»{1352}. В январе Наполеон написал турецкому султану, причем в письме обращался к нему на «ты» (tu), как принято у монархов: «О потомок великих Османов, владыка одного из величайших царств мира! – восклицал Наполеон. – Неужели ты больше не правишь? Как случилось, что ты позволяешь русским приказывать тебе?»{1353} (Султану доставляли неприятности симпатизировавшие русским наместники турецких провинций Молдавии и Валахии.) Наполеон предостерегал: русская армия на острове Корфу может при поддержке греческого населения «однажды напасть на твою столицу… Твоя династия канет во мрак забвения… Пробудись, Селим!» Персидский правитель Фетх Али-шах также получил цветистое послание в стиле, усвоенном Наполеоном в Египетском походе при обращении с восточными правителями: «Слава, гремящая повсюду, явила тебе, кто я таков и что свершил; и как я возвысил Францию над всеми народами Запада, и каким удивительным образом я проявил интерес, который испытываю к владыкам Востока». Перечислив нескольких великих шахов прошлого, Наполеон перешел к Англии: «Подобно им, ты не доверишься советам нации лавочников [nation de marchands], которая в Индии торгует жизнями и венцами властителей; и ты противопоставишь доблесть своего народа посягательствам русских»[132]{1354}.
Питт собирался платить союзникам, чтобы предотвратить вторжение в Англию, а Наполеон рассчитывал убедить их по меньшей мере сохранить нейтралитет. В апреле 1805 года он написал королю Пруссии, что почти не надеется на сохранение мира с Россией, и вину за это полностью возложил на царя: «Характер императора Александра слишком непостоянен и слишком слаб для того, чтобы мы всерьез могли ожидать чего-либо полезного для общего мира»{1355}.
Питт уже в 1793 году создал прецедент, начав нанимать у германских государей войска для борьбы с французами в Нидерландах, но его инвестиции нередко не окупались – как, например, в 1795 году, когда пруссаки предпочли воевать с поляками, а не с французами или когда Австрия по Кампоформийскому договору (1797) получила венецианские земли в обмен на Бельгию и мир. Однако и следующий английский кабинет в целом считал, что политика субсидирования себя оправдывает. Наполеон говорил, что Англия готова сражаться до последней капли крови своих союзников. В мае 1805 году Наполеон приказал Фуше: «Пожалуйста, распорядитесь нарисовать карикатуры – англичанина с кошельком в руке, уговаривающего различные державы взять у него деньги, и т. д.»{1356} В 1794 году Великобритания тратила 14 % доходов на выплаты союзникам. Двадцать лет спустя, когда армия Веллингтона уже действовала во Франции, этот показатель не изменился, хотя английская экономика за это время достигла подъема столь значительного, что доля союзников составила огромную сумму в 10 млн фунтов стерлингов. Унаследовавшему долги Французской революции Наполеону противостояло государство, подпитываемое прибылями от промышленной революции и готовое ими делиться ради приобретения союзников. Хотя 65 830 228 фунтов стерлингов, уплаченные Англией в 1793–1815 годах врагам Франции, – астр