Вначале он довольствуется тем, что приказывает снести торговые ларьки, загромоздившие двор Тюильри.
Но вскоре, выглянув в одно из окон дворца и возмутившись тем, что набережная Орсе обрывается в том месте, где Сена, разливаясь каждую зиму, препятствует сообщению с Сен-Жерменским предместьем, он пишет распоряжение: «Набережная у Школы плавания должна быть закончена следующим летом» и посылает его министру внутренних дел, который спешит исполнить приказание.
Каждодневное стечение людей, переправляющихся через Сену на лодках между Лувром и школой Четырех Наций, указывает на то, что в этом месте нужен мост: первый консул посылает за господами Персье и Фонтеном, и, словно некое волшебное сооружение, с одного берега на другой протягивается мост Искусств.
Вандомская площадь лишилась статуи Людовика XIV: ее заменит колонна, отлитая из пушек, захваченных у австрийцев в ходе трехмесячной кампании.
Сгоревший Хлебный рынок будет построен заново из железа; целые льё новых набережных, которые протянутся с одного конца столицы в другой, будут удерживать воды реки в ее русле; для Биржи будет построен дворец; церковь Дома инвалидов возвратится к своему первоначальному предназначению, сияя, как в тот день, когда она впервые заблистала в огненных лучах солнца Людовика XIV; четыре кладбища, похожие на Каирский некрополь, разместятся на севере, юге, западе и востоке Парижа; наконец, если Бог дарует ему время и власть, будет проложена улица шириной в сто шагов, которая протянется от церкви Сен-Жермен-л’Осеруа до Тронной заставы; она будет обсажена деревьями, как бульвары, и окаймлена аркадами, как улица Риволи; но с этой улицей ему придется несколько повременить, ибо ей предстоит именовать Императорской.
Между тем первый год девятнадцатого столетия подготавливал поразительные военные подвиги.
Закон о рекрутском наборе исполнялся с воодушевлением, и предназначенный для войны людской материал формировался взамен того, что был израсходован в предыдущих кампаниях; новобранцы, по мере того как их набирали, отправлялись в различные места расположения французской армии, от Генуэзского побережья до Нижнего Рейна.
Резервная армия, о создании которой было официально объявлено Бонапартом, собиралась в Дижонском лагере и состояла большей частью из солдат Голландской армии, незадолго до этого усмирившей Вандею.
Враги, со своей стороны, ответили на эти военные приготовления сходными действиями.
Австрия ускорила проведение собственных рекрутских наборов, Англия взяла на свою службу корпус из двенадцати тысяч баварцев и платила им жалованье, а один из самых ловких ее агентов проводил для нее рекрутские наборы в Швабии, Франконии и Оденвальде; наконец, шесть тысяч вюртембержцев, швейцарские полки и дворянский корпус эмигрантов под начальством принца Конде перешли со службы Павлу I на жалованье к Георгу III.
Все эти войска предназначались для военных действий на Рейне.
Австрия отправила своих лучших солдат в Италию, ибо именно там союзники намеревались начать кампанию.
Семнадцатого марта 1800 года, в разгар работы по организации дипломатических школ, основанных г-ном де Талейраном, Бонапарт внезапно поворачивается к своему секретарю и с явной веселостью спрашивает его:
— Где, по вашему мнению, я разобью Меласа?
— Понятия не имею, — с удивлением отвечает ему секретарь.
— Расстелите в моем кабинете большую карту Италии, и я покажу вам, где это произойдет.
Секретарь спешит исполнить приказание.
Бонапарт вооружается булавками с головками из красного и черного воска, ложится на огромную карту, накалывает на ней свой план кампании, втыкая во всех точках, где его поджидает противник, булавки с черными головками, и выстраивая по всей линии, куда он намеревается привести свои войска, булавки с красными головками, а затем поворачивается к секретарю, молча наблюдающему за его действиями.
— Ну вот! — произносит он.
— Да, — отвечает секретарь, — но мне понятней не стало.
— Вы болван, дорогой Бурьенн. Взгляните сюда. Мелас в Алессандрии, где у него главная ставка. Он пробудет там до тех пор, пока Генуя не сдастся. В Алессандрии у него склады, госпитали, артиллерия, резервы. Перейдя Альпы здесь, — при этих словах он указывает на Большой Сен-Бернар, — я обрушиваюсь на его тылы прежде, чем он догадается, что я в Италии; я перерезаю его коммуникации с Австрией, настигаю его на равнинах Скривии, — тут он втыкает красную булавку в Сан Джулиано, — и вот здесь разбиваю.
Первый консул только что наметил план сражения при Маренго.
Четыре месяца спустя этот план был полностью осуществлен.
Альпы были преодолены, главная ставка поместилась в Сан Джулиано, Мелас был отрезан, и оставалось только разбить его.
Бонапарт вписал свое имя рядом с именами Ганнибала и Карла Великого.
Первый консул сказал правду.
Словно лавина, он спустился с альпийских вершин.
Уже 2 июня он был перед Миланом, беспрепятственно вступил в город и тотчас же блокировал его крепость.
В тот же день Мюрат был отправлен в Пьяченцу, а Ланн — в Монтебелло: оба они еще не подозревали, что одному из них предстоит сражаться за корону, а другому — за герцогство.
На другой день после вступления Бонапарта в Милан дает знать о себе лазутчик, служивший ему во время его первых кампаний в Италии.
Генерал узнает его с первого взгляда; теперь он на службе у австрийцев.
Мелас послал его следить за французской армией, но он хочет покончить с этим опасным ремеслом и просит тысячу луидоров, чтобы предать Меласа; кроме того, ему нужны какие-нибудь точные сведения, чтобы доставить их австрийскому генералу.
— За этим дело не станет, — говорит первый консул. — Мне совершенно не важно, насколько кто-то осведомлен о моих силах и расположении моих войск, лишь бы мне самому знать силы и расположение войск моего врага. Расскажи мне что-нибудь стоящее того, и тысяча луидоров — твои.
Лазутчик называет ему число корпусов, дает сведения об их численности и расположении, сообщает имена генералов, оценивает их храбрость и свойства характера.
Первый консул следит за его рассказом, глядя на карту и усеивая ее булавками.
К тому же, по словам лазутчика, Алессандрия не обеспечена запасами продовольствия, Мелас никоим образом не ожидает осады, у него много больных и не хватает медикаментов.
В обмен Бертье вручает лазутчику записку с более или менее точными данными о состоянии французской армии.
Первый консул ясно видит расположение войск Меласа, как если бы дух сражений пронес его над равнинами Скривии.
Восьмого июня, ночью, прибывает гонец из Пьяченцы.
Послал его Мюрат.
Гонец доставил перехваченное письмо.
Это депеша Меласа, адресованная Венскому государственному совету; она извещает о капитуляции Генуи, произошедшей 4 июня: съев все, вплоть до седел своих лошадей, Массена был вынужден сдаться.
Бонапарта будят среди ночи, основываясь на его предписании: «Дайте мне поспать, если приходят хорошие известия, будите, если приходят дурные».
— Ба! Вы не понимаете по-немецки! — говорит он в первую минуту своему секретарю.
Но затем, вынужденный признать, что тот сказал правду, он встает, проводит остаток ночи, отдавая приказы и рассылая курьеров, и к восьми часам утра все уже готово для того, чтобы устранить вероятные последствия этого неожиданного события.
В тот же день главная ставка переносится в Страделлу, где Бонапарт остается до 12 июня и где 11-го к нему присоединяется Дезе.
Тринадцатого июня, направляясь к Скривии, первый консул пересекает поле сражения в Монтебелло и застает церкви еще заполненными убитыми и ранеными.
— Черт возьми! — говорит он Ланну, который служит ему проводником. — Дело, как видно, было жарким.
— Да уж, — отвечает тот, — кости в моей дивизии трещали так, будто град стучал по стеклам.
Наконец 13-го вечером первый консул прибывает в Торре ди Гарофоли.
Хотя уже поздно и его одолевает усталость, он не желает ложиться спать, пока не выяснит, есть ли в распоряжении австрийцев какой-нибудь мост через Бормиду.
В час ночи офицер, посланный на разведку, возвращается и докладывает, что моста не существует.
Это известие успокаивает первого консула.
Ему подают последний отчет о расположении войск, и он ложится спать, не думая более о завтрашней схватке.
Наши войска занимали следующие позиции.
Дивизия Гарданна и дивизия Шамбарлака, составлявшие армейский корпус генерала Виктора, стояли лагерем близ усадьбы Педра Бона, впереди Маренго, на равном расстоянии от этого селения и реки.
Корпус генерала Ланна расположился перед селением Сан Джулиано, справа от главной дорога на Тортону, примерно в шестистах туазах от селения Маренго.
Консульская гвардия стояла в резерве позади войск генерала Ланна, на расстоянии около пятисот туазов.
Кавалерийская бригада под командованием генерала Келлермана и несколько гусарских и егерских эскадронов образовывали левый фланг и заполняли на первой линии промежуток между дивизиями Гарданна и Шамбарлака.
Вторая кавалерийская бригада под командованием генерала Шампо образовывала правый фланг и заполняла во второй линии промежутки между пехотными отрядами генерала Ланна.
Наконец, 12-й гусарский полк и 21-й егерский полк, переданные Мюратом под командование генерала Риво, занимали рубежи возле городка Сале, расположенного на крайнем правом фланге общей позиции.
Все эти корпуса, собранные вместе и построенные наискось, с левым флангом впереди, составляли армию из восемнадцати — девятнадцати тысяч пехотинцев и двух с половиной тысяч кавалеристов, к которой на следующий день должны были присоединиться дивизии Моннье и Буде, по приказу генерала Дезе занявшие в тылу, примерно в десяти льё от Маренго, селения Акви и Кастель Нуово.
Генерал Мелас, со своей стороны, в течение 13 июня завершил соединение войск генералов Хадика, Кайма и Отта.
В тот же день он перешел Танаро и стал лагерем перед Алессандрией, располагая тридцатью шестью тысячами пехотинцев, семью тысячами кавалеристов и многочисленной, хорошо оснащенной конной артиллерией.