Французы, более привычные к благодарственным молебнам, а не к молениям о заступничестве, собирают отставших, сплачивают ряды, приводят в готовность оружие, размещают артиллерийские парки.
Численности живой силы с обеих сторон почти равны: у русских сто тридцать тысяч человек, у нас — сто двадцать пять тысяч.
Император располагается позади Итальянской армии, слева от большой дороги.
Старая гвардия строится в каре вокруг его палатки, зажигаются костры.
Костры русских образуют обширный и правильный полукруг.
Костры французов тусклые, неравномерные и беспорядочные; различным корпусам еще не назначены места расположения, и не хватает дров.
Всю ночь идет холодный мелкий дождь, осень уже дает о себе знать.
Наполеон одиннадцать раз подряд приказывает разбудить князя Невшательского, чтобы отдать ему очередные приказы, и всякий раз спрашивает его, полагает ли он, что неприятель по-прежнему намерен удерживать позицию: дело в том, что уже несколько раз, внезапно проснувшись от страшной мысли, что русские снова ускользнут от него, он вскакивает и ему чудится, будто слышен шум их отступления.
Но он ошибался, и лишь проблески утренней зари гасят свет неприятельских биваков.
В три часа утра Наполеон садится верхом и, незаметный в предрассветных сумерках, с небольшим эскортом объезжает на расстоянии в половину пушечного выстрела всю неприятельскую линию.
Русские занимают все водоразделы, они оседлали Московскую дорогу и Горицкий овраг, на дне которого течет небольшой ручей, и заперты между Старой Смоленской дорогой и Москвой-рекой.
Барклай де Толли с тремя пехотными корпусами и одним кавалерийским образует правый фланг, который тянется от большого редута, снабженного бастионами, до Москвы-реки.
Багратион с седьмым и восьмым корпусами образует левый фланг, который тянется от большого редута до перелеска между деревнями Семеновское и Утицы.
Эта позиция, при всей ее силе, была уязвимой.
Своим недостатком она была обязана генералу Беннигсену, который, исполняя функции начальника главного штаба армии, обратил все свое внимание на правый фланг, защищенный складками местности, и пренебрег левым.
Между тем именно левый фланг являлся слабой стороной позиции; да, его прикрывали три флеши, но между ними и Старой Московской дорогой оставалось пространство в пятьсот туазов, защищенное лишь несколькими егерями.
Вот что предполагал сделать Наполеон.
Своим правым флангом, находящимся под командованием Понятовского, он захватит Московскую дорогу, разрежет армию противника надвое и, в то время как Ней, Даву и принц Евгений будут сдерживать левый фланг русских, сбросит их центр и правый фланг в Москву-реку.
Это была почти та же диспозиция, что и при Фридланде, однако там река находилась за спиной неприятеля и отрезала ему все пути к отступлению, в то время как здесь он имел позади себя удобное для отхода пространство и Москва-река служила преградой лишь на его правом краю.
Днем план сражения претерпел изменения.
Атаковать центр теперь будет не Бернадот, а принц Евгений; Понятовский во главе всей своей кавалерии проскользнет между перелеском и большой дорогой и атакует край левого крыла, в то время как Даву и Ней ударят его в лоб.
Для выполнения поставленной задачи Понятовский получит, помимо собственной кавалерии, две дивизии корпуса Даву.
Мысль о том, что у него отберут часть его корпуса, привела маршала в крайнее раздражение, и он предложил собственный план битвы, который представлялся ему безошибочным, но был отклонен.
Этот план состоял в том, чтобы развернуть позицию, перед тем как атаковать флеши, и начать бой, расположившись под прямым углом к флангу неприятеля.
Маневр был хорош, но рискован, поскольку русские, увидев себя под угрозой быть отрезанными и лишиться пути к отступлению в случае поражения, могли ночью уйти по Можайской дороге и на другой день оставить нас перед безлюдным полем сражения и пустыми редутами.
Но именно этого Наполеон опасался наравне с поражением.
В три часа дня Наполеон во второй раз верхом покидает лагерь, желая убедиться, что ничего не изменилось.
Он поднимается на высоты Бородина и, с подзорной трубой в руках, снова обозревает местность.
Хотя его сопровождают совсем немного людей, с русских позиций его замечают и узнают: раздается пушечный выстрел, единственный за весь этот день, и ядро отскакивает от земли в нескольких шагах от императора.
В половине пятого император возвращается в лагерь.
Там он застает г-на де Боссе, который привез ему письма от Марии Луизы и портрет Римского короля кисти Жерара.
Портрет выставлен перед палаткой, и вокруг него уже толпятся маршалы, генералы и офицеры.
— Уберите портрет, — говорит Наполеон, — слишком рано показывать моему сыну поле битвы.
Вернувшись в палатку, Наполеон диктует следующие приказы:
в течение ночи построить два редута напротив тех, что были возведены неприятелем и обследованы днем в ходе рекогносцировки;
разместить на левом редуте сорок два артиллерийских орудия, на правом — семьдесят два;
на рассвете правому редуту открыть огонь; левому редуту начать стрелять в ту же минуту, когда он услышит канонаду правого;
вице-королю тотчас же бросить на равнину значительное число егерей, которые обеспечат плотный огонь;
третьему и восьмому корпусам под командованием маршала Нея также бросить вперед стрелков;
князю Экмюльскому оставаться на своих позициях;
князю Понятовскому с пятым корпусом выступить до рассвета, чтобы до шести часов утра обойти левый фланг противника;
с началом сражения император будет отдавать приказы в зависимости от требований ситуации.
Составив план сражения, Наполеон располагает свои войска так, чтобы не слишком привлекать внимание неприятеля; каждый получает указания, сооружаются редуты, пушки приводятся в боевое положение.
С рассветом сто двадцать орудий станут осыпать ядрами и снарядами укрепления, захват которых будет поручен правому флангу.
Наполеон не может уснуть ни на час: он поминутно посылает спросить, по-прежнему ли на месте неприятель.
Ряд передвижений русских войск несколько раз приводит его к мысли об отступлении противника, однако все обстоит иначе: враг исправляет ошибку, на которой Наполеон выстроил свой план сражения, и целиком переносит на левый фланг корпус Тучкова, чтобы укрепить все слабые места позиции.
В четыре часа в палатку императора входит Рапп и видит, что тот сидит за столом, опустив голову на руки.
Наполеон поднимает голову.
— Ну что, Рапп? — спрашивает он.
— Сир, они по-прежнему на месте.
— Это будет жестокая битва! Рапп, вы верите в победу?
— Да, сир, но она станет кровавой.
— Я это знаю, — отвечает Наполеон, — но у меня восемьдесят тысяч человек, я потеряю двадцать тысяч из них и с шестьюдесятью тысячами вступлю в Москву. Там нас догонят отставшие войска и маршевые батальоны, и мы окажемся сильнее, чем были до сражения.
Как видим, к числу своих бойцов Наполеон не относит ни свою гвардию, ни свою кавалерию; с этого момента он твердо настроен выиграть битву, не прибегая к их участию: это будет битва, в которой все решит артиллерия.
В эту минуту раздаются приветственные возгласы и по всему фронту проносится крик «Да здравствует император!»: при первых проблесках дня солдатам зачитывают следующее воззвание — одно из самых лучших, самых искренних и самых лаконичных обращений Наполеона к армии.
«Солдаты!
Вот сражение, которого вы столь желали! Отныне победа зависит лишь от вас. Она необходима нам; она доставит нам довольство, хорошие зимние квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске, и пусть самое отдаленное потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в этом сражении, пусть скажут о каждом из вас: "Он был в этой великой битве под стенами Москвы!"»
Как только крики стихают, Ней, как всегда горя нетерпением, просит разрешения начать атаку.
Все тотчас берутся за оружие, каждый готовится принять участие в грандиозном действии, которое может решить судьбу Европы; адъютанты стрелами разлетаются по всем направлениям.
Генерал Компан, так превосходно проявивший себя за день до этого захватом Шевардинского редута, начнет бой, захватив флешь, образующую крайний левый фланг русских; он проскользнет вдоль перелеска, а Дессе будет помогать ему, продвигаясь вперед под прикрытием того же перелеска.
Дивизия Фриана останется в резерве.
Как только Даву завладеет редутом, Ней эшелонами двинется вперед, чтобы обрушиться на Семеновское; поскольку его дивизии сильно потрепало в сражении у Валутиной горы, они насчитывают от силы пятнадцать тысяч бойцов; десять тысяч вестфальцев должны будут послужить им подкреплением и образовать вторую линию боевого порядка.
Молодая и Старая гвардии образуют третью и четвертую линии.
Мюрат разделит свою кавалерию.
Слева от Нея, напротив неприятельского центра, будет находиться корпус Монбрёна.
Нансути и Латур-Мобур расположатся так, чтобы следовать за передвижениями нашего правого фланга.
Наконец, Груши будет поддерживать вице-короля.
Вице-король, которому будут приданы дивизии Морана и Жерара, взятые у Даву, начнет с захвата Бородина, оставит там дивизию Дельзона и, перейдя с тремя другими дивизиями через Колочу по трем мостам, наведенным еще утром, атакует большой центральный редут на ее правом берегу.
Полчаса достаточно, чтобы доставить на места все эти приказы.
В половине шестого утра правый редут открывает огонь, ему вторит левый редут, все приходит в движение, все устремляются вперед.[4]
Даву во главе двух дивизий бросается в атаку.
Левый фланг принца Евгения, состоящий из бригады Плозонна, которая должна была остаться обсервационной, ограничившись захватом Бородина, вовлекается в атаку, невзирая на возмущенные крики своего генерала, оставляет деревню позади и вскоре натыкается на Горицкие высоты, где русские уничтожают его огнем с фронта и с фланга.