И тогда Наполеон меняет свой план: он избежит этого естественного препятствия, поднимется к тому месту, откуда овраг берет свое начало, вклинится в центр вражеской армии и бросит кавалерию и артиллерию на Брюссельскую дорогу; таким образом, обоим крыльям рассеченной надвое армии будет отрезан всякий путь к отступлению — с одной стороны — войсками Груши, который непременно прибудет через два или три часа, а с другой — кавалерией и артиллерией, которые перекроют дорогу на Брюссель.
В итоге все свои резервы император сосредоточивает в центре.
Затем, поскольку все уже на своих местах и ожидают лишь приказа двинуться вперед, Наполеон пускает лошадь в галоп и едет вдоль всего строя; везде, где он проезжает, слышатся звуки военного оркестра и раздаются крики солдат, что всегда придает началу предпринимаемых им сражений облик праздника, составляющий полную противоположность с холодной сдержанностью вражеских армий, у которых ни один из командующих ими генералов никогда не возбуждает достаточно доверия или приязни, чтобы вызвать подобное воодушевление.
Держа в руке подзорную трубу и опершись на дерево у небольшой проселочной дороги, перед которой выстроились в ряды его солдаты, Веллингтон взирает на величественное зрелище армии, которая вся целиком клянется победить или умереть.
Наполеон возвращается, спешивается на Россоммских высотах и обозревает оттуда все поле сражения.
За его спиной еще раздаются крики и звуки оркестра, проносящиеся вдоль строя, словно пламя пороховой дорожки; вскоре весь этот шум сменяется торжественной тишиной, всегда витающей над двумя вражескими армиями, готовыми вступить в сражение.
Вскоре эту тишину нарушает ружейная перестрелка, которая вспыхивает у нашего крайнего левого фланга и дым от которой виден над Гумонским лесом: это стрелки принца Жерома Бонапарта получили приказ завязать бой, чтобы привлечь к себе внимание англичан.
И действительно, враг демаскирует артиллерию, и гром пушек перекрывает треск ружейной пальбы; генерал Рей приказывает выдвинуть вперед батарею дивизии Фуа, а Келлерман получает приказ императора пустить в ход двенадцать орудий своей легкой артиллерии, и, пока остальные войска стоят неподвижно, дивизия Фуа трогается с места и идет на помощь Жерому.
В тот момент, когда глаза Наполеона устремлены на это первое передвижение войск, галопом прибывает адъютант, посланный маршалом Неем, которому было поручено руководить атакой центра на ферму Ла-Э-Сент, следуя по Брюссельской дороге, и сообщает, что у маршала все готово и он ждет лишь сигнала к наступлению.
И в самом деле, Наполеон видит перед собой назначенные для этой атаки войска, построенные растянутыми колоннами, и уже собирается отдать приказ, как вдруг, в последний раз охватив взглядом поле битвы, замечает среди тумана нечто вроде облака, которое движется в направлении на Сен-Ламбер.
Он оборачивается к герцогу Далматскому, который в качестве начальника штаба находится при нем, и спрашивает его, что он думает об этом внезапном появлении.
Все подзорные трубы, имеющиеся в штабе, тотчас же направляются в ту сторону: кто-то полагает, что это деревья, а кто-то считает, что это люди; Наполеон первым распознает воинскую колонну, но Груши ли это? Или Блюхер? Никто этого не знает.
Маршал Сульт склонен думать, что это Груши, но Наполеон, словно охваченный дурным предчувствием, еще полон сомнений; он вызывает генерала Домона и приказывает ему двинуться со своей дивизией легкой кавалерии и дивизией генерала Сюберви в сторону Сен-Ламбера, чтобы провести разведку на правом фланге, быстро снестись с прибывающими войсками, осуществить соединение с ними, если это отряд Груши, или воспрепятствовать им, если это авангард Блюхера.
Стоило прозвучать приказу, как он начинает исполняться.
Три тысячи кавалеристов поворачивают направо по четыре в ряд, развертываются гигантской лентой, какое-то время извивающейся в расположении армии, а затем, отделившись от нашего крайнего правого фланга, быстро несутся вперед и примерно в трех тысячах туазов от него перестраиваются, словно на параде.
Стоило им совершить это маневр, своей точностью и своим изяществом ненадолго отвлекший общее внимание от Гумонского леса, где продолжает грохотать артиллерия, как егерский офицер приводит к Наполеону прусского гусара, только что захваченного между Вавром и Плансенуа летучим разведывательным отрядом.
Гусару было поручено доставить письмо генерала Бюлова, который сообщал Веллингтону, что он подходит со стороны Сен-Ламбера, и спрашивал его приказаний.
Помимо этих сведений, снимающих всякие сомнения относительно замеченных войск, пленный сообщает и другие известия, которым приходится верить, какими бы невероятными они ни казались: он рассказывает том, что еще утром три корпуса прусско-саксонской армии стояли лагерем в Вавре, но Груши нисколько их там не беспокоил и что никаких французов вблизи них не было, судя по тому, что конный разъезд его полка, проводивший прошедшей ночью разведку на расстояние до двух льё от Вавра, ни с кем не сталкивался.
Наполеон оборачивается к маршалу Сульту.
— Этим утром, — говорит он, — в нашу пользу было девяносто шансов; прибытие Бюлова лишило нас тридцати шансов, однако у нас еще остаются шестьдесят против сорока, и, если Груши исправит страшную ошибку, которую он совершил вчера, прохлаждаясь в Жанблу, если он быстро пришлет свой отряд, победа окажется более решительной, так как корпус Бюлова будет полностью разбит. Позовите дежурного офицера.
Тотчас же появляется штабной офицер; ему поручают отвезти маршалу Груши письмо Бюлова и поторопить его с выступлением.
По словам самого Груши, в это время он должен быть перед Вавром.
Офицеру приказано сделать крюк и подъехать к корпусу Груши с тыла; весь путь составит не более четырех или пять льё по отличным дорогам, так что офицер, под которым хорошая лошадь, обещает добраться до маршала за полтора часа.
Спустя несколько минут прибывает адъютант, посланный генералом Домоном; генерал подтверждает известие о том, что перед ним находятся пруссаки, и сообщает, что он, со своей стороны, отправил несколько лучших конных разъездов, чтобы наладить связь с маршалом Груши.
Император приказывает генералу Лобау пересечь с двумя дивизиями главную дорогу из Шарлеруа и перейти на крайний правый фланг, чтобы поддержать легкую кавалерию; ему надлежит выбрать удачную позицию, на которой он сможет с десятью тысячами человек остановить тридцать тысяч солдат противника.
Такого рода приказы Наполеон дает, когда знает тех, кому он их адресует.
Этот маневр осуществляется незамедлительно, и Наполеон вновь обращает взгляд на поле битвы.
Стрелки открыли огонь по всему фронту, и, тем не менее, за исключением боя, с тем же ожесточением продолжающегося в Гумонском лесу, ничего серьезного пока не происходит.
Если не считать дивизии, отделенной от центра английской армии и брошенной на помощь гвардии, вся линия англо-голландских войск пребывает в неподвижности, а на ее крайнем левом фланге отряды Бюлова отдыхают и строятся в ожидании своей артиллерии, которая еще не подтянулась.
В этот момент Наполеон посылает маршалу Нею приказ открыть артиллерийский огонь, двинуться на ферму Ла-Э-Сент, захватить ее в штыковой атаке и, оставив там пехотную дивизию, тотчас же атаковать фермы Папелотт и Ла-Э и выбить оттуда неприятеля, чтобы отрезать англо-голландскую армию от корпуса Бюлова.
Адъютант, которому поручено доставить этот приказ, уезжает, пересекает небольшое поле, отделяющее Наполеона от маршала, и теряется в плотных рядах колонн, дожидающихся сигнала к атаке.
Несколько минут спустя восемьдесят пушек грохочут разом, возвещая, что приказ главнокомандующего будет исполнен.
Граф д’Элрон с тремя дивизиями устремляется вперед, поддержанный ураганным артиллерийским огнем, который начинает прокладывать бреши в рядах английской армии, как вдруг, пересекая низину, артиллерия увязает в грязи.
Веллингтон, с высоты своего наблюдательного пункта увидев это досадное происшествие, принимает решение воспользоваться им и бросает туда кавалерийскую бригаду, которая разделяется на два отряда и с быстротой молнии обрушивается как на дивизию Марконье, так и на батареи, которые оказались отрезаны от всякой помощи и, не имея возможности маневрировать, не только перестали атаковать, но и утратили возможность обороняться; в упорно теснимые ряды пехоты вклинивается неприятель и захватывает два увенчанных орлом знамени; ездовые порублены саблями, постромки пушек и поводья лошадей перерезаны; уже семь орудий выведены из строя к тому моменту, когда Наполеон замечает эту сумятицу и приказывает кирасирам генерала Мийо прийти на помощь товарищам.
Железная стена приходит в движение, за ней следует 4-й уланский полк, и захваченная прямо на месте английская бригада гибнет под этим страшным ударом, оказавшись смятой, разорванной на части и порубленной; среди прочих полностью гибнут два драгунских полка; в итоге пушки отбиты, а дивизия Марконье вызволена.
Этот приказ, так великолепно исполненный, был доставлен лично Наполеоном, который во главе пехоты бросился вперед посреди пушечных ядер, картечи и разрывных снарядов, убивших рядом с ним генерала Дево и ранивших генерала Лаллемана.
Между тем Ней, хотя и лишенный артиллерии, продолжает идти вперед, и, в то время как по правую сторону дороги из Шарлеруа в Брюссель происходит эта роковая, хотя и быстро исправленная неудача, он двигает по главной дороге и по полям слева от нее другую колонну, которая подступает, наконец, к ферме Ла-Э-Сент.
И вот там, под огнем всей английской артиллерии, на который наша артиллерия в состоянии была отвечать теперь лишь весьма слабо, сосредоточивается все сражение.
В течение трех часов, вновь обретя всю силу своей молодости, Ней упорно атакует эту позицию, которую ему в конце концов удается захватить и которую он обнаруживает заваленной трупами вражеских солдат.