— А бриллианты?
— Вы возьмете их с собой.
— Куда?
— Туда, куда мы едем.
— Но куда мы едем?
— На несколько льё отсюда, туда, где нам предстоит исполнить одно весьма особенное поручение.
— Но это невозможно, господин герцог! — воскликнул Леонар, в испуге отпрянув назад.
— Леонар, вы забываете, что должны повиноваться мне так же, как самой королеве.
— Разумеется, господин герцог, и я не отказываюсь делать это, если речь касается разумных вещей, но я оставил ключ от нашей квартиры в двери, и, когда мой брат вернется и не обнаружит ни своей шляпы, ни своего редингота, он поднимет страшный крик. К тому же я обещал сделать сегодня вечером прическу госпоже де Лаж, причесать которую могу только я. Наконец, во дворе Тюильри меня ждут мой кабриолет и мой слуга.
— Ну что ж, — заявил г-н де Шуазёль, смеясь и одновременно раздражаясь в ответ на возражения парикмахера, — ничего не поделаешь! Ваш брат купит себе новую шляпу и новый редингот, госпожу де Лаж вы причешете в другой раз, а ваш слуга, не дождавшись вашего возвращения, поймет, что вы возвратились к себе без него, и вернется домой без вас. Что же касается нас, мой дорогой Леонар, то мы уезжаем!
И, усадив пребывавшего в полном отчаянии парикмахера в свой кабриолет, он во весь опор погнал лошадь в сторону заставы Ла-Петит-Виллет.
IV
Античная пословица говорит: «Юпитер лишает разума тех, кого хочет погубить».
Юпитер лишил разума короля и королеву Франции.
Прежде всего, вопреки мнению г-на де Буйе, советовавшего воспользоваться двумя обычными английскими дилижансами, королева велит построить две огромные берлины, куда можно будет поместить дорожные сундуки, чемоданы и сумки с постельными принадлежностями.
Вместо того чтобы иметь курьера в обычной ливрее, неброской, а то и вовсе без ливреи, всех трех телохранителей наряжают в ливреи челяди принца де Конде.
Вместо того чтобы выбрать трех людей, знающих дорогу, выбирают трех людей, не знающих ее нисколько, причем берут их наобум.
Один из них даже не знает Парижа и начнет водить королеву по Паромной улице и набережной, в то время как ее будут ждать на улице Эшель.
Вместо того чтобы положить в карман небольшой гребень, чтобы самой поправлять волосы в ожидании того времени, когда парикмахер, посланный ею к границе, приведет в порядок ее прическу, которая растреплется в дороге, королева заказывает роскошный дорожный несессер, над которым в течение двух месяцев трудятся все парижские ювелиры.
Вместо того чтобы упрятать короля, камердинера баронессы фон Корф, в карету свиты, его сажают в главную карету, лицом к лицу, колено в колено с его мнимой хозяйкой.
Вместо того чтобы запрячь в карету две, три или даже четыре лошади, запрягают шесть лошадей, забыв, что один лишь король путешествует в карете, запряженной шестеркой лошадей.
Вместо того чтобы до зубов вооружить телохранителей, на пояс им привешивают небольшие охотничьи ножи, пригодные, в лучшем случае, для рукопашной схватки, и при этом кладут в дорожный сундук, на расшитый золотом красный кафтан, который король носил в Шербуре, пистолеты и мушкетоны.
Вместо того чтобы взять с собой г-на д’Агу — решительного человека, который прекрасно знает дорогу и за которого поручился королю г-н де Буйе, — берут г-жу де Турзель, гувернантку королевских детей.
Госпожа де Турзель, отстаивавшая свое право от имени этикета, берет верх над г-ном д’Агу, отстаивавшего свое право от имени самоотверженности.
За исключением сказанного, были приняты все меры предосторожности.
Более всего беспокоило, как преодолеть главную трудность, а именно, каким образом выбраться из Тюильри.
Королевская семья была настоящей пленницей.
Лафайет отвечал за нее перед Национальным собранием.
Шестьсот национальных гвардейцев, выделенных различными парижскими секциями, день и ночь несли охрану у Тюильри.
Два конных гвардейца постоянно находились у внешних ворот дворца.
Часовые стояли у всех ворот сада, а на прибрежной террасе они располагались в ста шагах друг от друга.
Внутри дворца все обстояло еще хуже.
Часовые стояли здесь даже у входов, которые вели к кабинетам короля и королевы, даже в небольшом темном коридоре, который был проложен под самой кровлей и к которому примыкали потайные лестницы, предназначенные для обслуживания королевской семьи.
Телохранителей больше не было.
Королевская гвардия была распущена.
Телохранителей сменили офицеры национальной гвардии, и без сопровождения двух или трех из них ни король, ни королева не могли выйти из дворца.
Кроме того, лакеи по большей части были шпионами.
Вспомним то, что мы сказали выше о г-же Рошрёй, горничной дофина.
Как ускользнуть от подобного надзора?
Королева долго размышляла об этом.
И вот что она придумала.
Госпожа Рошрёй, дежурство которой заканчивалось 12 июня, занимала небольшую комнату, где была дверь в покои, пустовавшие более полугода.
Покои принадлежали г-ну де Вилькье, первому дворянину королевских покоев.
Пустовали они потому, что г-н де Вилькье эмигрировал.
Эти покои, расположенные на первом этаже, имели два выхода: один во двор Принцев, другой — в Королевский двор.
С другой стороны, комната г-жи Рошрёй, будучи смежной с покоями г-на де Вилькье, прилегала к покоям королевской дочери.
Одиннадцатого июня, как только г-жа Рошрёй покинула дворец, король и королева осмотрели ее комнату.
Под предлогом расширения покоев своей дочери королева заявила, что она оставляет за собой эту комнату и что горничная дофина будет отныне жить в покоях г-жи де Шиме, придворной дамы.
Что же касается покоев г-на де Вилькье, то ключ от них попросили у г-на Ренара, смотрителя королевских строений.
Тринадцатого июня г-н Ренар вручил этот ключ королю.
Сколь ни многочисленной была дворцовая охрана, у дверей этих покоев, пустовавших на протяжении трех месяцев, часового поставить забыли.
Более того, часовые, стоявшие во дворе, привыкли видеть, что в одиннадцать часов вечера, когда служба во дворце заканчивалась, оттуда одновременно выходило много людей.
Стало быть, оказавшись в покоях г-на де Вилькье в одиннадцать часов вечера, королевская семья будет иметь шанс выбраться из дворца.
Что же касается того, чтобы вывезти ее из Парижа, то это было заботой г-на фон Ферзена.
Взяв напрокат фиакр и переодевшись кучером, он должен был дождаться беглецов у прохода на улицу Эшель и оттуда отвезти их к заставе Клиши, где в сарае одного англичанина из числа его друзей, г-на Кроуфорда, стояла дорожная берлина.
Трое телохранителей должны были ехать следом в фиакре.
Двум горничным, г-же Брюнье и г-же де Нёвиль, надлежало пешком добраться до Королевского моста, где должна была стоять запряженная парой лошадей карета, и доехать в ней до Кле, а затем ждать там королеву.
Королю предстояло выйти, как уже было сказано, в обличье камердинера.
Его наряд состоял из серого сюртука, шелкового жилета, серых коротких штанов, серых чулок, башмаков с пряжками и небольшой треугольной шляпы.
Волосы его, подобранные и поднятые на затылке, удерживались с помощью гребня из слоновой кости.
На протяжении целой недели камердинер Гю, фигурой напоминавший короля, выходил во двор через дверь покоев г-на де Вилькье в тот самый час, когда из нее должен был выйти король.
Делалось это с целью приучить часового к виду человека в сером.
Что же касается дофина, то для маскировки его предстояло переодеть девочкой.
Вроде бы все? Я не хочу упустить ни одной подробности.
Да, все.
Мы видели, что в девять часов вечера королева послала Леонара к г-ну де Шуазёлю и что оба они поспешно выехали из Парижа.
В тот же самый час трех телохранителей провели в покои короля и заперли в небольшом кабинете.
В половине десятого королева получила письмо от Байи; славный математик вздумал встать на ее защиту и переслал ей письмо г-жи Рошрёй, сообщавшей о предстоящем отъезде королевской семьи ближайшей ночью.
В десять часов доложили о визите г-на де Лафайета.
Не принять генерала было невозможно.
Его пригласили войти.
При нем находились его адъютанты, г-н де Гувьон и г-н Ромёф.
Госпожа Рошрёй, любовница г-на де Гувьона, предупредила его, что королевская семья приготовилась бежать этой ночью.
Королева и принцесса Елизавета выезжали вечером на прогулку в Булонский лес, но, разумеется, без эскорта.
Господин де Лафайет с изысканной учтивостью осведомился у королевы, удачной ли была прогулка, а затем с улыбкой добавил:
— Ваше величество напрасно возвращается столь поздно.
— Почему же? — спросила королева.
— Да потому что вечерний туман может нанести вред вашему здоровью.
— Вечерние туманы в июне? — усмехнулась королева. — По правде говоря, мне хотелось бы нарочно вызвать туман, чтобы скрыть наш побег, но я не знаю, как это сделать, — с восхитительным спокойствием добавила она, — ведь, полагаю, слухи о нашем отъезде по-прежнему ходят?
— Дело в том, ваше величество, — ответил генерал, — что об этом отъезде говорят больше, чем раньше, и я даже получил сообщение, что он произойдет нынешней ночью.
— О, держу пари, — откликнулась королева, — что эту приятную новость вы узнали от господина де Гувьона, не так ли?
— Но почему от меня? — покраснев, спросил молодой офицер.
— Не знаю, — промолвила королева, — просто мне кажется, что у вас во дворце есть лазутчики. А вот у господина Ромёфа их нет, и я уверена, что он соблаговолит поручиться за нас.
— И в этом большой заслуги с моей стороны не будет, ваше величество, — сказал молодой человек, — ведь король дал слово Национальному собранию не покидать Париж.
Затем разговор перешел на другую тему.
В половине одиннадцатого генерал Лафайет и его адъютанты удалились.
Как только г-н де Лафайет ушел, королева и принцесса Елизавета вызвали свою прислугу и с ее помощью занялись, как обычно, вечерним туалетом, а затем, как всегда в одиннадцать часов, слуг отослали.