Юше, вместо того чтобы посмеяться над его страхами, как это сделала г-жа Бюзби, воспринял их, напротив, со всей серьезностью.
Будучи по натуре еще горячее, чем тот, кто поделился с ним своими опасениями, он спрыгнул с кровати, а затем, не надев никакой другой одежды, кроме подштанников — возможно, именно к этому достойному гражданину следует возводить происхождение эпитета «санкюлот», — выскочил на улицу, начал колотить в двери близлежащих домов и разбудил десятка два соседей.
Разбуженные соседи составили группу патриотов во главе с Бюзби и Юше и двинулись к особняку Лафайета.
Генерал только что вернулся домой.
В эти тревожные времена, если ты был мэром Парижа или командующим национальной гвардией, приходилось быть готовым к тому, что тебя могут побеспокоить как днем, так и ночью.
И потому, несмотря на поздний час, Лафайет велел впустить господ Бюзби и Юше.
Они рассказали ему, что король намеревается уехать нынешней ночью, и призвали его воспрепятствовать этому отъезду.
В ответ г-н де Лафайет рассмеялся.
По его словам, он только что покинул короля и королеву; господа Юше и Бюзби могут спокойно спать, он несет ответственность за все.
Однако этот ответ не удовлетворил их.
Они возвратились к Тюильри, где не заметили никакого движения; если их что и поразило, так это большое число извозчиков, выпивавших рядом с передвижными торговыми лавочками, которые стояли на площади Карусели возле проездных аркад.
Затем они обошли кругом дворца, дойдя до дверей Манежа, где заседало Национальное собрание.
Но и там патриоты не заметили ничего подозрительного.
В итоге, решив последовать совету, который дал им г-н де Лафайет, они вернулись к себе домой.
Господин фон Ферзен вернулся в Париж около шести часов утра.
Перед тем как отправиться в Брюссель, он хотел узнать, не обнаружилось ли уже бегство короля.
Вначале он двинулся к Ратуше.
Потом к мэрии, где жил Байи.
Затем к особняку Лафайета.
Во всех трех местах царило полнейшее спокойствие.
Так что г-н фон Ферзен снова сел в карету и направился в сторону Брюсселя.
В это самое время у ворот Монмирая лопнул, как мы уже говорили, подвесной ремень королевской берлины.
Пришлось задержаться в этом городе, на что ушло два часа.
Затем на каком-то подъеме дороги король изъявил желание выйти из кареты и прогуляться пешком; на эту прогулку ушло еще полчаса.
На колокольне собора пробило половину пятого, когда берлина въехала в Шалон и остановилась перед почтовой станцией, располагавшейся в те времена, как мы уже говорили, в конце улицы Сен-Жак.
Господин де Валори подошел к карете.
— Все идет хорошо, Франсуа, — обращаясь к нему, сказала королева. — По-моему, если бы нас могли задержать, то уже сделали бы это.
Чтобы поговорить с г-ном де Валори, королева показалась в окошке.
Король сделал то же самое.
Почтмейстер узнал короля.
Мы уже говорили, что почтмейстера звали Вье.
Один из зрителей, привлеченных любопытством, тоже узнал короля.
Увидев, что этот человек удалился, почтмейстер испугался за короля.
— Государь, — вполголоса произнес он, — не показывайтесь так, иначе вы погубите себя.
А затем, обращаясь к форейторам, закричал:
— Эй вы, бездельники, разве так служат славным путешественникам, которые платят вам по тридцать су прогонных?
И он сам взялся за дело, помогая форейторам.
Карету запрягли прежде, чем кто-либо мог появиться у почтовой станции.
— Пошел! — кричит почтмейстер.
Передний форейтор хочет пустить лошадей вскачь, но две лошади падают.
Под ударами кнута лошади поднимаются.
Форейторы хотят сдвинуть карету с места.
Однако две лошади второго форейтора падают в свой черед.
Форейтора вытаскивают из-под подседельной лошади, придавившей ему ногу.
Однако под лошадью остается его ботфорт.
Лошади поднимаются.
Форейтор надевает ботфорт и снова садится в седло.
Карета трогается.
Путешественники облегченно вздыхают.
Однако, поскольку предупреждение почтмейстера породило опасения, г-н де Валори, вместо того чтобы поскакать вперед, едет рядом с берлиной.
Эти падения лошадей, одно за другим, причем без всякой на то причины, кажутся королеве дурным предзнаменованием.
Тем не менее на этот раз беглецам снова удается ускользнуть.
Человек, узнавший короля и тотчас же покинувший почтовую станцию, бросился к мэру.
Однако мэр был роялистом.
Тщетно доносчик доказывает ему, что это король и вся королевская семья, — мэр отрицает, что такое возможно, а когда, припертый к стенке, он в итоге отправляется на улицу Сен-Жак, карета уже пять минут как уехала.
Выезжая из ворот города и видя, с каким пылом форейторы погоняют лошадей, королева и принцесса Елизавета в один голос восклицают:
— Мы спасены!
Но почти в то же мгновение какой-то человек, взявшийся неизвестно откуда, верхом на лошади проносится возле дверцы кареты и кричит:
— Вы плохо подготовились, вас арестуют!
Никто так и не узнал, кто это был.
К счастью, они находились не более чем в четырех льё от Пон-де-Сом-Веля, где их должен был ждать г-н де Шуазёль со своими сорока гусарами.
Наверное, следовало выслать вперед г-на де Валори, чтобы он, помчавшись во весь опор, успел предупредить г-на де Шуазёля и его людей.
Однако грозное предостережение незнакомца усилило тревоги королевы, и она посчитала необходимым оставить при себе всех своих защитников.
Форейторов торопили.
За один час беглецы проделали четыре льё и прибыли в Пон-де-Сом-Вель — хутор, состоявший из одной фермы и пары домов.
Они с тревогой устремляли глаза налево, под полог леса, который бросал тень на ферму, и направо, под кроны деревьев, которые росли вдоль течения реки, образуя зеленую стену.
Ни г-на де Шуазёля, ни г-на де Гогела́, ни одного из сорока гусаров там не было!
Но что же произошло?
Начнем с г-на де Шуазёля, который на наших глазах, во весь опор погнав свою лошадь к заставе Ла-Петит-Виллет, увлек с собой Леонара.
Вспомним, в каком отчаянии пребывает Леонар.
Единственное, что немного утешает его, это обещание г-на де Шуазёля увезти его всего лишь на несколько льё от Парижа.
И потому, когда кабриолет останавливается на почтовой станции в Бонди, Леонар, намереваясь выйти из экипажа, спрашивает:
— Ну что, мы прибыли, господин герцог, не так ли?
— Да, к месту смены лошадей, — отвечает г-н де Шуазёль.
— К месту смены лошадей? Так мы еще не прибыли?
— Еще нет.
— Но, сударь, так куда же мы тогда едем?
— Ба! — произносит г-н де Шуазёль. — Коль скоро вы вернетесь завтра утром, то не все ли вам равно, куда мы едем, мой дорогой Леонар?
— О, главное, — отвечает Леонар, — успеть в Тюильри к десяти часам утра, чтобы причесать королеву, это все, что мне нужно.
— Тогда можете быть спокойны, мой дорогой Леонар, все будет хорошо.
Кабриолет запрягли в одну минуту: лошади были приготовлены заранее.
Слуга г-на де Шуазёля ехал впереди них в качестве курьера.
Все шло хорошо, как и говорил г-н де Шуазёль, вплоть до Кле.
Однако в Кле, видя, что в карету запрягают свежих лошадей и речи о том, чтобы останавливаться, нет, несчастный парикмахер воскликнул:
— Так что, господин герцог, выходит, мы едем на край света?
— Послушайте, Леонар, — принимая серьезный тон, ответил г-н де Шуазёль, — вам, и в самом деле, пора узнать, куда мы едем. Мы едем к границе.
Леонар сделался бледным, как его галстук.
Он уперся руками в колени и с испуганным видом посмотрел на г-на де Шуазёля.
— К границе! — прошептал он.
— Да, я должен застать там, в своем полку, письмо чрезвычайной важности для королевы; не имея возможности вручить ей это письмо лично, я нуждался, чтобы переслать его королеве, в надежном человеке; я попросил ее величество указать мне такого человека, и она выбрала вас как наиболее достойного ее доверия.
— Ах, господин герцог! Разумеется, королева оказала мне великую честь, но как я вернусь? Вы же видите, я в открытых туфлях, в белых чулках, в шелковых кюлотах! У меня нет с собой ни белья, ни денег.
— Будет вам, — произнес г-н де Шуазёль, — вы забываете, что у вас с собой бриллиантов на три или четыре миллиона.
— Да, но эти бриллианты принадлежат королеве, господин герцог, и, пусть даже мне придется умереть от голода, я не обращу в свою пользу и самую маленькую алмазную розу, самый крошечный камушек.
— Не беспокойтесь, дружище, — промолвил г-н де Шуазёль, проникшись жалостью к бедняге, — у меня в карете есть сапоги, платье, белье, деньги, так что у вас ни в чем не будет нужды.
— Конечно, конечно, господин герцог, с вами у меня ни в чем не будет нужды, но мой бедный брат, у которого я взял шляпу и редингот, бедная госпожа де Лаж, которую только я умею хорошо причесывать! Боже мой, Боже мой! Чем же все это кончится?
И жестом отчаяния Леонар возвел руки к небу.
Господин де Шуазёль понял, что задача утешить Леонара ему не по силам.
И он предоставил бедняге утешаться самостоятельно.
В Монмирае они поужинали, и г-н де Шуазёль объявил Леонару, что тот может поспать пару часов не раздеваясь или, если пожелает, даже раздевшись.
В три часа утра перед почтовой станцией остановилась какая-то карета.
Уже через минуту г-н де Шуазёль стоял на пороге.
Два человека в мундирах национальных гвардейцев настойчиво требовали свежих лошадей.
Кабриолет г-на де Шуазёля был уже запряжен.
— Для кареты вновь прибывших господ лошади имеются? — спросил он форейтора.
— Да, ваше превосходительство.
— Тогда пропустите эту карету вперед, но следуйте за ней, не теряя ее из виду ни на минуту.
Затем, подозвав гостиничного лакея, он сказал ему:
— Сходите за моим спутником.
Леонар спустился вниз, все еще осоловевший от сна.