И действительно, французская армия начинает преследовать Больё.
Напрасно он кружит, противясь переходу через По, ему все равно приходится совершить переправу; он укрывается за стенами Лоди, но его выбивают оттуда после трехчасового сражения; он строится в боевой порядок на левом берегу Адды, всей своей артиллерией обороняя мостовую переправу, перерезать которую у него не хватило времени; французская армия строится в плотную колонну, бросается к мосту, опрокидывает все, что встает у нее на пути, рассеивает австрийскую армию и, восторжествовав над ней, продолжает свой марш.
И тогда покоряется Павия, сдаются Пиццигеттоне и Кремона, Миланский замок открывает свои ворота, король Сардинии подписывает мир, герцоги Пармский и Моденский следуют его примеру, а у Больё хватает времени лишь на то, чтобы запереться в Мантуе.
Заключая мирный договор с герцогом Моденским, Бонапарт дал первое свидетельство своего бескорыстия, отказавшись от четырех миллионов золотом, которые командор д’Эсте предлагал ему от имени своего брата и которые Саличети, правительственный комиссар при армии, убеждал его взять.
В этой же кампании он получил просторечное прозвище, которое в 1815 году вновь открыло перед ним ворота Франции.
Вот в связи с чем он его приобрел.
Когда он явился принять командование армией, его молодость вызвала немалое удивление у бывалых солдат, и потому они решили сами жаловать ему низшие чины, которыми, как им казалось, правительство его обошло.
Соответственно, после каждого сражения они собирались, чтобы присвоить ему очередной чин, и, когда он возвращался в лагерь, его встречали самые старые вояки, приветствуя его и поздравляя с повышением.
Именно так в Лоди он был произведен в капралы.
Отсюда прозвище Маленький капрал, оставшееся за Наполеоном навсегда.
Между тем Бонапарт позволяет себе короткую остановку, и за время этой остановки его успевает догнать зависть.
Директория, усмотревшая в письмах солдата откровения политика, опасается, как бы победитель не взял на себя роль властелина Италии, и готовится прикомандировать к нему Келлермана.
Бонапарт узнает об этом и пишет председателю Директории:
«Приставить ко мне Келлермана равносильно желанию все погубить. Я не могу добровольно служить вместе с человеком, считающим себя лучшим полководцем в Европе; к тому же я полагаю, что один плохой генерал лучше, чем два хороших. Война, как и управление, дело щекотливое».
Затем Бонапарт торжественно вступает в Милан, и, пока Директория подписывает в Париже мирный договор, переговоры о котором вел при Туринском дворе Саличети, пока завершаются затеянные ранее переговоры с Пармой и начинаются переговоры с Неаполем и Римом, он готовится там к завоеванию Северной Италии.
Ключ к Германии — это Мантуя: стало быть, Мантую следует захватить.
Сто пятьдесят орудий, взятых в Миланском замке, направлены к этому городу; Серюрье захватывает его внешние укрепления.
Осада начинается.
И только тогда Венский кабинет осознает всю опасность положения.
Он посылает на помощь Больё двадцать пять тысяч человек под командованием Квоздановича и тридцать пять тысяч под командованием Вурмзера.
Депеши, извещающие об этом подкреплении, вручают венецианскому лазутчику, который берется проникнуть в осажденный город.
Однако лазутчик попадает в руки ночного дозора, которым командует адъютант Дермонкур, и его приводят к генералу Дюма.
Его обыскивают, но тщетно: при нем ничего не находят.
Его уже готовы отпустить на свободу, как вдруг, по какой-то подсказке судьбы, генерал Дюма догадывается, что депеши лазутчик проглотил.
Лазутчик отпирается.
Генерал Дюма приказывает расстрелять его: лазутчик сознается.
Его передают под охрану адъютанта Дермонкура, который при помощи рвотного, прописанного полковым хирургом, становится обладателем воскового катыша размером с лесной орех.
В катыше спрятано письмо Вурмзера, написанное на веленевой бумаге тонким стальным пером.
В письме содержатся важнейшие подробности операций неприятельской армии.
Его отсылают Бонапарту.
Квозданович и Вурмзер разделились: первый идет к Брешии, второй — к Мантуе.
Это повторение ошибки, которая уже погубила Проверу и д’Аржанто.
Бонапарт оставляет у Мантуи десять тысяч солдат, во главе двадцатипятитысячного войска идет навстречу Квоздановичу, отбрасывает его в ущелья Тироля, разгромив перед этим при Сало и Лонато, а затем тотчас обрушивается на Вурмзера, который узнает о поражении своего коллеги при виде победившей его армии.
Атакованный с чисто французской яростью, Вурмзер разбит при Кастильоне.
За пять дней австрийцы потеряли двадцать тысяч солдат и пятьдесят орудий.
Эта победа Бонапарта дала Квоздановичу время собраться с силами.
Бонапарт поворачивается лицом к нему, разбивает его при Сан Марко, Серравалле и Роверето, а затем, после боев при Бассано, Примолано и Коволо, возвращается к Мантуе, куда вошел Вурмзер с остатками своей армии, и во второй раз подвергает ее осаде.
Тем временем, пока совершаются эти военные подвиги, вокруг него и по его слову образуются и упрочиваются целые государства.
Он основывает Циспаданскую и Транспаданскую республики, изгоняет англичан с Корсики и оказывает давление одновременно на Геную, Венецию и Святой престол, не давая им восстать.
В разгар этих огромных политических маневров ему становится известно о приближении новой имперской армии, которую возглавляет Альвинци.
Однако над всеми этими людьми тяготеет рок: Альвинци в свой черед совершает ту же ошибку, что и его предшественники.
Он разделяет свою армию на два корпуса: один, состоящий из тридцати тысяч человек и ведомый им, должен пересечь земли Вероны и достичь Мантуи; другой, состоящий из пятнадцати тысяч человек и находящийся под командованием Давидовича, должен растянуться вдоль Адидже.
Бонапарт идет навстречу Альвинци, сталкивается с ним у Арколе, три дня сражается с ним врукопашную и отпускает его, лишь усеяв поле битвы телами пяти тысяч убитых врагов, взяв восемь тысяч пленных и захватив тридцать орудий; затем, едва переведя дух после Арколе, он вклинивается между Давидовичем, вышедшим из Тироля, и Вурмзером, вышедшим из Мантуи, одного отбрасывает назад в горы, другого — назад в город; узнав прямо на поле боя, что Альвинци и Провера идут на соединение, он обращает Альвинци в бегство при Риволи и, дав сражения при Сан Джорджо и Ла Фаворите, вынуждает Проверу сложить оружие; наконец, избавившись от всех своих противников, он возвращается к Мантуе, окружает ее, сжимает тесным кольцом, душит и вынуждает сдаться в тот момент, когда пятая имперская армия, взятая из резервов на Рейне, переходит в наступление, ведомая уже эрцгерцогом.
Но Австрии не избежать ни одного позора: поражения терпят даже те ее генералы, что стоят у трона.
Шестнадцатого марта 1797 года эрцгерцог Карл разгромлен у переправы через Тальяменто.
Эта победа открывает нам дороги во владения Венеции и в ущелья Тироля.
Ускоренным маршем французы наступают по открывшемуся им пути, одерживают победы при Лависе, Трамине и Клаузене, вступают в Триест, захватывают Тарвис, Град иску и Филлах, ожесточенно преследуют эрцгерцога, оставляя его в покое лишь для того, чтобы занять дороги, ведущие к столице Австрии, и, наконец, оказываются в тридцати льё от Вены.
Там Бонапарт останавливается и ждет парламентеров.
Прошел год с тех пор, как он покинул Ниццу, и за этот год он разгромил шесть армий, взял Алессандрию, Турин, Милан, Мантую и водрузил трехцветное знамя в Альпах Пьемонта, Италии и Тироля.
Вокруг него заблистали имена Массена́, Ожеро, Жубера, Мармона и Бертье.
Образуется плеяда, спутники вращаются вокруг своего светила, небо будущей Империи озаряется звездами!
Бонапарт не ошибся: парламентеры прибыли.
Местом переговоров назначен Леобен.
Бонапарт уже не нуждается в полномочиях со стороны Директории.
Это он воевал, это ему подобает заключить мир.
«Учитывая нынешнее положение дел, — пишет он Директории, — переговоры о мире, даже с императором, сделались военной операцией».
Тем не менее эта операция затягивается.
Всевозможные дипломатические ухищрения обволакивают его и утомляют.
Но приходит день, когда лев устает находиться в сетях.
Прямо в разгар спора он встает, хватает великолепный фарфоровый поднос, разбивает его вдребезги и топчет ногами, а затем, обернувшись к ошеломленным полномочным представителям, говорит им:
— Вот так я сотру вас всех в порошок, раз вы этого хотите.
Дипломаты настраиваются на более мирной лад; приступают к зачитыванию договора.
В его первой статье император заявляет, что он признает Французскую республику.
— Вычеркните этот параграф, — восклицает Бонапарт, — Французская республика подобна солнцу на горизонте: слепы те, кого не поразило ее сияние!
Таким образом, в возрасте двадцати семи лет Бонапарт держит в одной руке меч, которым он делит на части государства, а в другой весы, на которых он определяет вес монархов.
Тщетно Директория предписывает ему путь, каким он должен идти: он идет своим путем.
И если он еще не повелевает, то уже не подчиняется.
Директория напоминает ему в своих письмах, что Вурмзер является эмигрантом; Вурмзер попадает в руки Бонапарта, который оказывает ему все знаки почтения, каких заслуживают его несчастье и его старость.
Директория употребляет по отношению к папе оскорбительные выражения — Бонапарт всегда уважителен к папе в своих письмах к нему и называет его не иначе как пресвятейшим отцом.
Директория изгоняет священников и объявляет их вне закона — Бонапарт приказывает своей армии воспринимать их как братьев и почитать как пастырей Божьих.
Директория пытается искоренить последние следы аристократии — Бонапарт пишет приверженцам народовластия Генуи, порицая их за крайности, до которых они доходят в отношении дворянства, и дает им понять, что если они хотят сохранить его уважение, то должны пощадить статую Дориа.