Он с одного взгляда оценил преимущества подобной позиции, увидев, что эта кордегардия располагалась всего лишь в ста шагах от почтовой станции, находившейся в те годы на улице Лесных ворот.
Его ответы, которых в любые другие времена было бы более чем достаточно для того, чтобы успокоить все подозрения, в эти времена возбуждения и тревог лишь усилили их.
Всю ночь город пребывал в волнении, и когда на другой день, в семь часов утра, гусары покидали его, он являл собой зрелище достаточно беспокойное для того, чтобы вечером г-н де Гогела́ предпочел сделать крюк, лишь бы не проходить через Сент-Мену во второй раз.
Как только гусары вышли из города через предместье Флорьон, драгуны вступили туда по Клермонской дороге.
На вопросы членов муниципалитета г-н Дандуэн, командир драгун, дал ответ, сходный с объяснениями г-на де Гогела́, и, как тот засвидетельствовал, в распоряжение отряда и его командиров была предоставлена кордегардия, выходившая одной стороной на Ратушную площадь, а другой — на сад Аркебузы.
В полдень командир драгун решил пройтись вместе со своим заместителем по Шалонской дороге.
Эта дорога, являющая собой, за исключением подъема на Лунный холм, не что иное, как протяженный пологий склон из Сент-Мену в Шалон, позволяет взгляду протянуться почти на два льё по линии, которую посреди скудных хлебных полей Шампани прочерчивает белая как мел полоса, обсаженная двумя рядами зеленых деревьев.
На дороге было пустынно.
Господин Дандуэн и его заместитель вернулись в город.
Спустя два часа они проделали тот же путь.
Чтобы дойти до казармы, расположенной на краю предместья Флорьон, им приходилось пересекать весь город.
В этот раз, как и в первый, они возвратились, ничего не увидев.
Однако их походы туда и обратно возбудили внимание населения, и без того охваченного волнением. Было замечено, что оба офицера сильно суетятся и выглядят озабоченными и встревоженными.
На вопросы, которые им задавали в связи с этим, они отвечали, что ждут армейскую казну, что она запаздывает и что это беспокоит их.
Около семи часов вечера прибыл курьер в светло-желтой куртке; он отправился прямо на почтовую станцию и потребовал у почтмейстера лошадей для двух карет.
Этого почтмейстера звали Жан Батист Друэ.
Господин Тьер ошибся, сказав — и я повторил это вслед за ним, — что Жан Батист Друэ был сыном почтмейстера. Жан Батист Друэ сам был почтмейстером.
Его отец умер задолго до описываемых событий.
Господин Дандуэн подошел к г-ну де Валори.
— Сударь, — спросил он его вполголоса, — вы следуете впереди кареты короля, не так ли?
— Да, сударь, — ответил курьер. — Но позвольте мне заметить, что я весьма удивлен тем, что вижу вас и ваших людей в повседневных головных уборах.
— Мы не знали точного времени проезда короля; к тому же наше присутствие тревожит население; вокруг нас собираются угрожающие толпы, и происходят попытки подстрекнуть моих людей к неповиновению.
— Тихо! — прошептал г-н де Валори. — Нас подслушивают; возвращайтесь к своим солдатам и постарайтесь держать их в руках.
Господа де Валори и Дандуэн разошлись.
В ту же минуту послышалось щелканье кнута, две кареты пересекли Ратушную площадь и остановились напротив почтовой станции.
Вы легко узнаете этот дом: расположенный, как мы уже говорили, на улице Лесных ворот, он был построен всего за три года до описываемых событий, о чем свидетельствует дата «1788», сделанная из гнутых железных прутьев и укрепленная на его фасаде.
Тогда же над дверью были высечены слова «КОРОЛЕВСКАЯ ПОЧТА».
Однако сохранилось лишь слово «почта»; слово «королевская» позднее соскоблили.
Как только королевская карета остановилась, ее со всех сторон обступили жители.
Один из зрителей спрашивает г-на де Мальдана, спрыгнувшего с козел:
— Кто это путешествует так роскошно?
— Госпожа баронесса фон Корф, — отвечает г-н де Мальдан.
— Опять эмигранты увозят денежки из Франции! — сквозь зубы шепчет зритель.
— Нет, эта дама русская, а значит, иностранка.
Тем временем г-н Дандуэн, держа в руке свой головной убор, подходит к дверце кареты и застывает перед ней в почтительной позе.
— Господин майор, — обращается к нему король, — почему случилось так, что я никого не застал в Пон-де-Сом-Веле?
— Я тоже, государь, — отвечает г-н Дандуэн, — задаюсь вопросом, почему вы прибыли без эскорта.
То, что командир драгун столь почтительно разговаривает с каким-то камердинером, расположившимся на переднем сиденье кареты, усиливает удивление толпы, и оно начинает переходить в подозрения.
К тому же король не принимал никаких мер предосторожности для того, чтобы спрятаться.
Господин Матьё, бывший нотариус, восьмидесятичетырехлетний старик, рассказывавший мне в Сент-Мену подробности этих событий, свидетелем которых он был, подробности настолько точные, как если бы они происходили накануне, говорил мне, что в тот день он стоял на пороге своего дома, располагавшегося на углу Ратушной площади, в начале улицы Лесных ворот, со своими родителями и начальником легкой почты, и начальник легкой почты — не следует смешивать его с начальником лошадиной почты — уверенно воскликнул:
— Вот те на, да ведь это король!
Однако он не стал ни с кем делиться этим открытием.
Так что король по неосторожности выдал себя, беседуя с г-ном Дандуэном.
В этот момент и Друэ подумал, что он узнал короля.
Друэ, патриоту, бывшему драгуну полка Королевы, бывшему выборному представителю на празднике Федерации, случалось прежде видеть короля.
Он подумал, что узнал его, и подошел к карете.
Как раз в эту минуту один из курьеров стал искать почтмейстера, чтобы расплатиться за сменных лошадей.
Друэ назвал себя и получил плату ассигнатами.
Среди них был ассигнат номиналом в пятьдесят франков, с оттиснутым на нем портретом короля.
Друэ берет этот ассигнат, сравнивает портрет с оригиналом и остается при убеждении, что камердинер г-жи фон Корф — это король собственной персоной.
В этот момент к Друэ подходит муниципальный чиновник по имени Фарси.
Друэ толкает его локтем и спрашивает:
— Узнаешь?
— Ну да, — отвечает тот, — это король!
— Сообщи в муниципальный совет.
Фарси бежит в ратушу, которая находится всего в ста шагах, и докладывает о происходящем.
Сразу после него туда приходит Друэ.
Тем времени кареты трогаются с места; однако в момент их отъезда происходит странное происшествие: драгунский унтер-офицер, на виду у всех разговаривавший, несмотря на свой невысокий чин, с королем, бросается вслед за каретами и при этом стреляет из пистолета в воздух.
Зачем он стрелял? Несомненно, чтобы подать сигнал, но жители восприняли это как угрозу.
При звуке пистолетного выстрела раздаются крики. Какой-то человек, который обмолачивал зерно в риге, стоявшей слева от дороги, чуть выше мостика через Эну, выбегает из риги и пытается своим цепом преградить путь унтер-офицеру.
Унтер-офицер выхватывает саблю, отбивает цеп и скачет дальше.
Все население города пребывает в волнении.
Друэ, который вместе со своим другом Гийомом докладывает в муниципальном совете о случившемся, крайне возбужден.
Муниципальный совет единодушно решает, что необходимо догнать королевские кареты и задержать их.
Муниципалитет предлагает Друэ исполнить это поручение, и тот соглашается.
Несколько молодых людей вызываются сопровождать Друэ, однако на почтовой станции, помимо его собственного коня, осталась только одна почтовая лошадка; этой лошадкой воспользуется Гийом, его друг.
Двое других горожан, упрямо не желающих отставать от них, садятся на пристяжных лошадей и уезжают вместе с Друэ и Гийомом.
Посланцы уезжают под одобрительные возгласы всего города.
Спустя час оба горожанина, оседлавшие пристяжных лошадей, возвращаются: они не смогли поспевать за погоней.
И здесь я должен сделать упор на новые и важные подробности, которые содержатся только в книгах местных историков: г-на Кл. Бюиретта, очевидца этих событий и автора «Истории Сент-Мену», и г-на Гюстава Невё-Лемэра, автора «Ареста Людовика XVI».
Эти важные подробности — отъезд драгунского унтер-офицера, который, облокотившись о дверцу карету, чуть ли не фамильярно разговаривал с королем (г-н Матьё сказал мне: «Я еще вижу его, как вижу вас»), а затем уехал, выстрелив из пистолета.
Эти важные подробности — приказ догнать и задержать короля, данный Друэ муниципалитетом.
Таким образом, Друэ больше не одинокий фанатик, охваченный жаждой убить короля; Друэ — это гражданин, действия которого освящены магистратами его города.
Желая своими глазами убедиться в этом обстоятельстве, я попросил показать мне реестр, в котором велись протоколы совещаний муниципального совета, и снял копию сохранившегося там письма руководителей округа Сент-Мену председателю Национальной ассамблеи, которое датировано 20 июня 1791 года.
Я прочел в нем буквально следующую фразу:
«Мы уже поручили г-ну Друэ, почтмейстеру, и еще одному жителю нашего города преследовать кареты и задержать их, если смогут догнать…»
Обождите, этим мы не ограничимся. Партийный дух возобладал над событиями и не только исказил их, но и затуманил обстановку, в которой они свершались.
Как было настроено общественное мнение по отношению к бегству короля — благосклонно или враждебно?
«Благосклонно» — ответят вам аббат Жоржель и г-н де Лакретель.
«Враждебно» — ответят вам Луи Блан и Мишле.
Господин Тьер не ответит вам ничего определенного.
Мы представим вам сейчас доказательство того, что общественное мнение было глубоко враждебно по отношению к этому бегству.
Прочтите следующие строки, которые мы извлекли из памятной записки, имевшей целью просветить Национальную ассамблею по части проявлений щедрости с ее стороны к городу Сент-Мену: