Кортеж выехал из города и приблизился к спуску на Даммартен-ла-Планшетт.
На выезде из города г-н де Дампьер появился снова.
Он ехал вдоль правой стороны дороги, не отставая от королевских карет и беспрестанно подавая королю какие-то знаки.
Эти знаки в конце концов возбудили подозрение.
Все сочли, что во время короткого обмена слов, происходившего у дверцы королевской кареты, речь шла о плане похищения короля, и окружили берлину плотным кольцом, не давая г-ну де Дампьеру приблизиться к ней во второй раз.
Тем не менее г-н де Дампьер пытался сделать это, проявляя упорство, породившее ропот и угрозы.
Однако на сей раз его упорство не возымело успеха.
Видя, что все его усилия бесполезны, г-н де Дампьер решил закончить их бравадой.
Спустившись к Ла-Гревери, он воскликнул «Да здравствует король!», выстрелил в воздух и пустил лошадь в галоп.
В полукилометре от дороги находился лес; все подумали, что в этом лесу устроили засаду войска и выстрел служит для них сигналом.
Пять или шесть человек бросились в погоню за г-ном де Дампьером; одновременно раздалось с десяток выстрелов, но пули его не задели.
Господин де Дампьер по-прежнему мчался вперед, в знак своего торжества потрясая ружьем.
Но, перепрыгнув через канаву, его лошадь споткнулась и упала.
Господин де Дампьер выпустил из рук ружье, и оно скатилось в канаву; тем не менее с помощью поводьев и шпор он заставил лошадь подняться и галопом поскакал дальше.
В этот момент раздался одиночный выстрел.
Стрелял крестьянин, сидевший на гусарской лошади, которую он захватил накануне.
Нетрудно было видеть, что на сей раз г-н де Дампьер ранен: он откинулся на круп лошади, взвившейся на дыбы.
И тогда, через какое-то мгновение, у небольшого моста Святой Екатерины, на берегу канавы, вода которой течет под этим мостом, в ста метрах от дороги, с быстротой молнии разыгралась чудовищная сцена!
Крестьянин, которого сопровождали человек сорок, подъехал к графу де Ану, нанес ему удар саблей и выбил его из седла.
Потом разглядеть что-либо было уже невозможно.
Однако послышалось десятка два выстрелов.
Господина де Дампьера расстреляли в упор.
Нам не приходится упрекать г-на Тьера в искажении обстоятельств этого убийства: хотя оно является немаловажным событием, он не говорит о нем ни слова.
Господин Бертран де Мольвиль говорит о нем, но со своей обычной предвзятостью. Вот что сказано в его «Мемуарах»:
«Один старый шампанский дворянин, г-н де Дампьер, случайно оказавшийся на Шалонской дороге в тот момент, когда там проезжала королевская семья, решил приблизиться к карете и попытался пробиться сквозь окружавшую ее бешеную толпу. Он был без оружия и просто хотел глазами выразить их величествам чувства своей преданности и своей скорби. Это желание, столь естественное и столь трогательное, стоило ему жизни. Он был зверски убит на глазах у короля, под крики "Да здравствует нация!"».
Здесь ошибки встречаются не как у г-на Тьера, на каждой странице, а в каждой строчке, в каждом слове.
Господин де Дампьер вовсе не случайно оказался на Шалонской дороге, ведь еще в девять часов утра он был в доме г-на Матьё, открыто заявляя о своей преданности королю.
Господин Матьё еще жив и удостоверяет сказанное.
Господин де Дампьер был там не случайно, ведь он ждал короля, стоя на углу Водопойной улицы, а после этого отправился ждать его снова на площади вблизи бульвара.
Он не просто хотел глазами выразить их величествам чувства своей преданности и своей скорби, ведь ему удалось добраться до кареты, поговорить с королем и назвать ему себя.
Он не был безоружным, ведь в его седельных кобурах нашли пистолеты.
Таким образом, вопрос сводится к следующему: стрелял г-н де Дампьер или нет?
Господин Бюиретт, историк города Сент-Мену, все симпатии которого на стороне роялистов, рассказывает об этом ружейном выстреле как о факте и, чтобы не оставлять ни у кого сомнения, говорит:
«Я излагаю таким, каким оно было в действительности, это печальное событие, очевидцем которого я стал: quaeque ipse miserrima vidi».[20]
Послушайте теперь г-на де Лакретеля.
«Некий дворянин, — говорит он, — живший в замке поблизости от дороги, граф де Дампьер, не мог вынести ужаса этого зрелища и совладать с неодолимым желанием показать королю, что осталось еще несколько преданных ему французов. Верхом на лошади он пробивается сквозь толпу, приближается к карете короля и испрашивает у него милости поцеловать ему руку; в ту же минуту этот благородный француз падает, изрешеченный пулями; его мертвое тело калечат вилами и косами, и его кровь обрызгивает карету короля».
Мизансцена, возможно, и хороша, но факты изложены неверно.
Вы, несомненно, полагаете, что нельзя отступить от правды дальше, чем это делает г-н де Лакретель?
Да ладно, разве у нас нет аббата Жоржеля?
Прежде всего, у аббата де Жоржеля графа де Дампьера убивают в Варение и свидетелями этого убийства становятся комиссары Национального собрания, которые на самом деле доехали лишь до Пор-а-Бенсона, расположенного в тридцати льё от Варенна.
Данный факт ввергает достойного аббата в политико-философические рассуждения, исполненные высочайшего краснословия.
«Вот до какой степени унижения заставили склониться головы августейших особ! — восклицает он. — Виконт де Дампьер, примчавшийся в Варенн, чтобы выказать королю свое почтение и свою скорбь, был заколот кинжалом на глазах у монарха в ту секунду, когда он с глазами, полными слез, приблизился к карете и намеревался поцеловать руку, которую чувствительный Людовик XVI протянул ему. Тело достойного офицера было растоптано копытами лошадей. Барнав, не испытывая ни малейшего волнения, велел кортежу двигаться дальше, свалив вину за это несчастье на неосторожность виконта, который, вопреки запрету, упорно стремился прорваться сквозь охрану, чтобы приблизиться к карете короля… Воистину жестокая душа этого Барнава никогда не изменяет себе!»
Вскоре мы увидим, где Барнав встретился с королем и какие доказательства жестокости своей души явил молодой трибун.
Впрочем, даже Мишле, человек строгих правил, историк, сочинения которого зиждутся на доказательствах, впадает в ошибку.
Вот его рассказ, как всегда яркий и живой, но в главном отступающий от истины:
«При возвращении из Варенна был убит лишь один человек, некий кавалер ордена Святого Людовика, который, восседая на коне, словно святой Георгий, отважно гарцевал у дверцы кареты посреди пеших людей и теми почестями, какие он отдавал королю, опровергал приговор, вынесенный королю народом. Адъютант был вынужден просить его удалиться, но было слишком поздно! Этот человек попытался выбраться из толпы, сдерживая шаг своего коня; потом, видя, что его окружили со всех сторон, он пришпорил коня и поскакал напрямик через поле. В него стали стрелять; он ответил тем же. Залп из сорока ружей сразил его. На несколько минут он исчез из виду, окруженный группой людей; они отрезали ему голову. Эту окровавленную голову бесчеловечно поднесли к дверце кареты; с большим трудом удалось добиться, чтобы эти дикари несли сей ужасный предмет вдали от глаз королевской семьи».
Господин Кл. Бюиретт не только ничего не говорит о том, что голова убитого была отрезана, но и, в одном из примечаний к своему историческому сочинению (примечание № 4), приводит доказательство обратного.
Вот это примечание:
«Господин граф де Дампьер-сын, который был совсем юным во время зловещего события, только что описанного мною, а сегодня является генерал-майором и заместителем командира телохранителей Месье,[21] графа д’Артуа, в апреле 1821 года добился от властей разрешения произвести на кладбище Шодфонтена эксгумацию тела отца, чтобы захоронить его останки в деревне Ан, в родовом склепе.
Эксгумация состоялась 17 октября в шесть часов утра в присутствии г-на де Дампьера, приходского кюре г-на Тьерри, врача г-на Буко, мэра коммуны г-на Руйе, а также сьеров Бюро, Гужона, Соке и Матье; в прошлом эти четверо служили у г-на де Дампьера-отца, а в 1791 году присутствовали на его похоронах. Место захоронения г-на де Дампьера было указано ими, а также несколькими бывшими жителями деревни; при вскрытии могилы были обнаружены остатки дубового гроба, того, о каком сообщили четверо вышеуказанных свидетелей; в гробу находился скелет, на котором, осматривая его, врач обнаружил следы многочисленных переломов костей, вызванных выстрелами. Эти переломы отчетливо просматривались на теменной кости, на затылке, на челюсти, на грудной кости и на лопатках; были также обнаружены кусочки меди, вонзившиеся в бедро; никто не сомневался, что эти кусочки металла — остатки часов, разбитых на теле г-на де Дампьера при его убийстве.
Когда сын убедился, что этот скелет действительно является останками его отца, он велел переложить их в новый гроб, сделанный из тополя. Гроб поставили в церкви, а наутро вынесли и доставили в Ан, где захоронили в склепе церкви этого селения».
Если бы голову отрезали, ее не было бы на скелете, и, разумеется, хирург, удостоверивший костные переломы, удостоверил бы и отсутствие головы.
Если даже предположить, что голову потом приставили к скелету, то хирург, по крайней мере, удостоверил бы рассечение позвоночного столба.
Кстати говоря, г-н Матьё и г-н Никез, очевидцы этих событий, сообщившие мне самые точные их подробности, которые они хранили в своей памяти две трети столетия и которые я привожу здесь, в один голос заверили меня, что голову убитому никто не отрезал.
Впрочем, еще одна не менее примечательная деталь, которую удостоверяет первый протокол погребения, заключается в том, что убийцы г-на де Дампьера, придя в деревню Даммартен-ла-Планшетт, чуть было не перерезали друг другу глотки, споря, кому достанутся лошадь и оружие убитого, но оставили на трупе пятьдесят луидоров, лежавших в седельной кобуре графа, и золотую цепочку от его часов.