Я все еще спрашиваю себя, каким образом три корабля могли выдержать такой жестокий бой в течение девяти часов, ибо, когда, наконец, флотилия вошла в воды гавани форта, английский катер уже успел затонуть, бриг сгорел, сожженный раскаленными пушечными ядрами, и лишь один фрегат с разбитыми мачтами и порванными парусами все еще продолжал оставаться на плаву, такой же неподвижный, как скала, и в такой близости от нашей линии обороны, что можно было видеть и даже сосчитать матросов с обеих враждовавших сторон. Позади фрегата на небольшом расстоянии виднелось более сотни английских кораблей.
После десяти часов английский адмирал подал сигнал, и фрегат отплыл, а огонь пушек прекратился. Наша линия кораблей особенно не пострадала в этом долгом и жестоком морском бою, так как бортовые залпы фрегата просто попадали в наш такелаж и не проникали внутрь кораблей.
Меневаль
Сестра первого консула Полина, вдова генерала Леклерка, который умер в Сан-Доминго в 1802 году, 31 августа 1803 года вышла замуж за принца Камилла Боргезе, члена одной из наиболее знаменитых и богатых семей Рима. Этот принц, который в очень раннем возрасте воспринял принципы Французской революции, служил в рядах нашей армии в Италии во время военных кампаний генерала Бонапарта. Он был очень привязан к нашему главнокомандующему, который в свою очередь оказывал ему свое расположение. Союз Полины Бонапарт с принцем Боргезе, соответственно, был полностью в интересах Наполеона. Свадьба была отпразднована в Мортефонтене, в доме Жозефа Бонапарта. Полина последовала за своим новым мужем в Рим. После восшествия Наполеона на престол императора Сенат своим указом пожаловал принцу Боргезе права французского гражданина и принца.
Сентябрь и октябрь Наполеон провел в Сен-Клу, занимаясь, с привычным для него рвением, разбором деталей экспедиции в Булонь, делами внутреннего положения страны и решением проблем, связанных с различными переговорами, начатыми с рядом европейских кабинетов министров, в результате возобновления военных действий с Англией.
В первых днях ноября 1803 года первый консул совершил повторную поездку в Булонь. Целью этой поездки явилось посещение портов Булонь и Вимере. День и ночь он проводил в гавани на борту канонерской лодки и участвовал, всегда на передовой линии, в стычке между английскими фрегатами крейсерского класса под командованием адмирала Кейта и дивизионом французской флотилии. Огонь с борта наших сторожевых кораблей и мортир наших береговых батарей вынудил врага ретироваться.
Пока Наполеон был занят подготовкой к решительному столкновению с Англией, Австрия, используя надуманные предлоги, стала направлять свои войска в Баварию, Швабию и Швейцарию, одновременно укрепляя свою армию в Италии. Русские, со своей стороны, сконцентрировали войска в Подолии, позади Вислы, и в Литве; в Ливонии были сформированы военные лагеря, откуда войска были готовы напасть на Померанию, действуя сообща со шведами и англичанами. И наконец, в Англии крупные подразделения войск были собраны в кулак в районе известковых холмов на юге и юго-востоке страны, подготовлены для переброски на кораблях в Куксхавен, чтобы потом соединиться с русскими и шведскими войсками. Двор Неаполитанского королевства также готовился собрать свою армию.
Наполеон не спускал глаз со всех этих воинских передвижений. Он принял меры предосторожности для защиты Италии и приложил все усилия, чтобы поставить в известность Австрию о мирном характере своих намерений в отношении ее, указав, где находятся ее истинные интересы.
В тот самый день, когда первый консул вернулся из десятидневной поездки в Булонь, был созван законодательный корпус. Помимо новых законов, которые должны были быть представлены в парламент, необходимо было также подготовить обе палаты к любым чрезвычайным обстоятельствам. Возникли подозрения о существовании крупного заговора. По непроверенной информации стало известно, что Жорж Кадудаль и его шайка уже появились или только собираются появиться во Франции и что часть заговорщиков проникла в Париж. Расследование полиции поначалу не дало положительных результатов, и в связи с этим город был охвачен всеобщим беспокойством.
Трудно представить тревожное состояние, овладевшее первым консулом в течение января 1804 года, которое выразилось в бессонных ночах, чему я лично был свидетелем. Это было время, когда против него постоянно плелись заговоры, о которых он ничего определенного не знал и против которых боролся в полной темноте; когда он чувствовал, что почва буквально уходит из-под ног, а каждый глоток воздуха, казалось, несет с собой угрозу некой скрытой опасности.
Постоянное умственное напряжение вывело из равновесия спокойное и безмятежное состояние духа Наполеона, не изменив, однако, добросердечности его натуры. Дело было не в том, что он боялся за свою личную безопасность. В этом отношении он обладал таким оптимизмом, который ничто не могло потрясти, и каждая явная или скрытая предосторожность была несовместима с его характером, поскольку он верил в свою звезду и вручал себя своей судьбе с полнейшим доверием. Но у меня были возможности замечать, что раздражение и гнев он испытывал не в кругу своей семьи, а к тем, кто этого заслуживал. Его неудовольствие всегда проявлялось на публике, обычно в виде выговоров, которые часто были строгими, но всегда ограничивались словами. Он считал, что подобные сцены были необходимы для того, чтобы поддерживать на должной высоте бдительность и стимулировать энтузиазм, который должен усиливаться по мере усложнения обстановки.
Раскрытие существовавшего роялистского заговора и признания некоторых наемных убийц, арестованных в Париже, позволили Наполеону прийти к выводу, что Эттенхейм, место проживания герцога Энгиенского, — центр заговора.
Английское правительство, поначалу с явным презрением реагировавшее на возможное вторжение французов в Англию, затем совершенно справедливо встревожилось и кончило тем, что, придав огромное значение подготовке французской экспедиции, со своей стороны приняло поистине чрезвычайные меры по подготовке к отражению вторжения. На южном берегу Англии число редутов и траншей во много раз увеличилось, были проведены работы по затоплению части сельской местности, сами министры и представители высших слоев аристократии облачились в военные мундиры и фигурировали в ранге добровольцев, а каждого мужчину, способного держать оружие в руках, призвали в армию для прохождения строевой подготовки. Состояние тревоги охватило всю страну и поддерживалось следовавшими один за другим призывами к бдительности и возникавшими паническими настроениями, приводившими в смятение уже сам Лондон.
Правительство делало все возможное, чтобы избежать военной катастрофы одновременно старалось воспрепятствовать ее осуществлению прежде всего на британской территории. Повсюду за границей раздавалось золото, чтобы склонить державы к активным действиям и побудить врага, угрожавшего Англии, сражаться на территории европейского континента.
Не считая эти средства достаточными, английское правительство прибегнуло к помощи заговоров. Французские принцы, нашедшие приют в Лондоне, планировали серьезное покушение на жизнь главы консульского правительства, и это было благосклонно воспринято английскими министрами. Приказ тайного совета английского короля предписал французским эмигрантам отправиться на берега Рейна.
Некоторые решительно настроенные роялисты, которые сбежали в Лондон после умиротворения Вандеи, секретно высадились на берег около Дьеппа и направились в Париж окольными путями, находя временное прибежище на уединенных фермах и в загородных домах, в которых их принимали крестьяне, перешедшие на их сторону.
Герцог Энгиенский ранее получил разрешение от курфюрста Бадена на проживание в Эттенхейме, маленьком городке, расположенном на правом берегу Рейна и находившемся на расстоянии девяти километров от реки. Эмигранты, действовавшие по приказу тайного совета — Жорж Кадудаль, Ривьер, адъютант графа Д’Артуа, братья Полиньяк, Пишегрю и пятьдесят других заговорщиков, — тайно прибыли в Париж, где они скрывались в местах, неизвестных полиции.
Агенты французской полиции в Лондоне сообщили, что против Франции готовится крупнейший заговор. Информация о том, что консульское правительство близится к концу, дни его главы сочтены, а прежняя правящая королевская семья готова вновь овладеть троном, была повсеместно распространена в Англии и Европе; более того, она даже достигла наших колоний.
Полиция, руководимая государственным советником Реалем, провела активное расследование, в результате которого ей удалось напасть на след людей, прятавшихся в Париже в укромных местах. Арест Жоржа Кадудаля и его сообщников, пойманных вскоре после него, дал возможность выяснить, какие роли играли в заговоре Пишегрю и Моро. Жорж Кадудаль во время одного из допросов сообщил, что для начала активных действий он поджидал прибытия в Париж французского принца.
Интриги английских дипломатических агентов, которые организовывали заговоры на наших границах и даже в самом Париже, доказали активное участие в них Англии, чье правительство было душой антифранцузской коалиции. Присутствие в Париже Жоржа Кадудаля подтвердило тот факт, что готовилось покушение; Моро поручалось возглавить вооруженное восстание в армии; а принцу из дома Бурбонов предстояло стать во главе заговора и дать сигнал о начале его реализации.