Проведенное французскими властями расследование установило следующую картину подготовки и осуществления преступления. Террористическая группа сложилась в Англии. Бомба, взрывчатые вещества, пистолеты и холодное оружие были британского происхождения[1441]. В конце ноября 1857 года члены группы по британскому паспорту на имя Томаса Элсопа (Орсини и три его слуги) выехали из Лондона в Брюссель[1442]. В начале января 1858 года они перебрались из Бельгии в Париж.
На месте совершения покушения присутствовали все четверо. У каждого из них была грушевидная бомба, начиненная гвоздями, пулями, железными осколками, порохом, а также пистолеты и ножи. В 20 часов 10 минут, за несколько минут до прибытия императорской кареты, один из полицейских по имени Эбер в толпе около театра узнал Пьери и арестовал его[1443]. Однако он не успел допросить преступника, поскольку услышал взрыв одной из бомб, которую бросили под ноги лошадей кареты. Через несколько секунд вторая бомба упала около кареты, а третья — под ней. Стенки кареты, метавшиеся лошади и люди смягчили ударную волну, а также стали невольными препятствиями для смертоносных осколков разорвавшихся бомб, что и спасло жизни Наполеона III и Евгении. Подоспевшие полицейские и солдаты не позволили террористам воспользоваться пистолетами и ножами.
При обыске у Пьери нашли поддельный паспорт, бомбу, пистолет и нож[1444]. При первом же допросе ночью он рассказал о мотивах и подготовке к покушению на императора. По названным им адресам гостиниц полиция арестовала остальных членов преступной группы. Несмотря на оперативность и результаты работы следователей, Наполеон III высказал немало «теплых» слов в адрес префекта парижской полиции Пьетри. По мнению императора, свободное передвижение и присутствие с бомбами и оружием стольких преступников в Париже выходило за грани понимания[1445].
Покушение 14 января 1858 года заставило Наполеона III по-иному взглянуть на будущее. Следующая попытка террористов могла достигнуть своей цели. Фактически здание Второй империи зиждилось на личности императора, и его устранение могло привести к фатальным последствиям. Это побудило Наполеона III 1 февраля 1858 года создать Тайный совет, который был правомочен в чрезвычайной ситуации взять на себя бразды государственной власти[1446]. В него вошли архиепископ Парижа Франсуа Марло, маршал Пелисье, министр Фульд, посол в Англии Персиньи, председатель Сената Раймон Троплон и председатель Законодательного корпуса Морни.
Кроме того, император задумался над механизмом регентства на случай непредвиденных обстоятельств. Соответственно, Сенат и Законодательный корпус одобрили закон о регентстве, наделявший этим правом императрицу Евгению при малолетнем принце империи в случае смерти Наполеона III.
Власти предприняли жесткие меры, направленные на недопущение террористических актов и выступления оппозиции. Усилились меры безопасности и досмотра иностранцев, въезжавших на территорию Франции. Министр внутренних дел Бийо убедил императора закрыть некоторые республиканские и легитимистские газеты[1447].
27 января 1858 года Франция была разделена на пять военных округов, каждый из которых находился под контролем маршала Франции[1448]. В начале февраля были созданы специальные следственные комитеты. 7 февраля вместо Бийо был назначен генерал Шарль Эспинас, сторонник крутых полицейских мер.
27 февраля 1858 года вступили в силу законы об общественной безопасности[1449] (получившие название законов против «подозрительных»), которые значительно ужесточили наказания за нарушения общественного порядка, антиправительственную агитацию, изготовление и хранение взрывчатых веществ и оружия. Кроме того, этими документами министру внутренних дел в интересах общественной безопасности предоставлялось право наказывать, штрафовать, арестовывать и ссылать без суда в Алжир или Кайенну любое лицо, кто ранее привлекался к ответственности за политические преступления, связанные с событиями 1848, 1849 и 1851 годов[1450]. Таким образом, например, респектабельный господин Тьер, вернувшийся во Францию и отошедший от политической деятельности, мог быть подвергнут без суда серьезному наказанию, вплоть до депортации.
Эспинас сразу же воспользовался предоставленными ему полномочиями и направил префектам инструкцию составить списки потенциально подозреваемых и враждебно настроенных политических деятелей, кого следовало арестовать. Департаментам были спущены даже квоты на арест и депортацию. Причем для регионов, традиционно поддерживавших оппозиционных лидеров, квоты были выше[1451]. В стране воцарился жесткий полицейский режим, и в обществе поселилось чувство страха.
В эти месяцы в окружении императора шла борьба между теми, кто стоял за жесткую линию, и теми, кто выступал за смягчение полицейских преследований. К лету 1858 года последние смогли убедить императора не скатываться к военной диктатуре и остановить маховик политических репрессий.
В июне Эспинаса сменил более умеренный Шарль Делонгл[1452]. Законы об общественной безопасности остались в силе, но их применение стало редкостью. В целом за первые три месяца действия указанных законов аресту и депортации подверглись около пятисот человек, в основном это были республиканцы и социалисты[1453].
В обществе, подогреваемом правительственной прессой, поднялась буря возмущения против участников покушения на императора. В газетах целыми полосами печатались письма от граждан, организаций, армейских подразделений, от жителей провинции в поддержку императорской семьи, содержавшие требования найти и наказать преступников.
Тем временем все четверо участников покушения на императора были помещены вначале в тюрьму Мазас, а потом переведены в Консьержери[1454]. Поскольку террористы не скрывали своих мотивов и давали откровенные показания, следствие шло стремительно.
11 февраля 1858 года Орсини написал письмо Наполеону III. В тот же день оно попало в руки главы государства. Текст письма был следующим[1455]:
Его Императорскому Величеству, Императору французов Показаний, которые мною сделаны против меня самого в том политическом процессе, вызванном покушением 14 января, достаточно для того, чтобы послать меня на эшафот. Я приму смерть, не прося помилования, с одной стороны, потому что я никогда не унижусь перед тем, кто убил нарождавшуюся свободу моей несчастной родины, а с другой — потому что в том положении, в каком я нахожусь, смерть будет для меня благодеянием. Перед закатом моего существования я все же хочу еще раз попытаться прийти на помощь Италии, идея независимости которой всегда побуждала меня презирать все опасности и идти на всякие жертвы.
Она была всегда предметом моих стремлений, и именно ради нее я хочу обратиться с этими последними словами к Вашему Величеству. Италия требует, чтобы Франция не выступала против нее, она требует, чтобы Франция не позволяла Германии поддерживать Австрию в борьбе, которая скоро, может быть, завяжется. Вот это и могли бы сделать Ваше Величество, если бы этого захотели.
Таким образом, от Вашей воли зависит благополучие или несчастие моего отечества, жизнь или смерть нации, кому Европа в большой мере обязана своей цивилизацией.
Такова просьба, какую я из моей темницы осмеливаюсь адресовать Вашему Величеству, все же питая надежду, что мой слабый голос будет услышан. Я заклинаю Ваше Величество вернуть Италии независимость, которую ее сыны утратили в 1849 году по вине французов. Пусть припомнит Ваше Величество, что итальянцы, в числе которых был и мой отец, с радостью пролили свою кровь за Наполеона Великого; они делали это всюду, куда бы он их ни повел. Пусть вспомнит Ваше Величество, что они были ему верны вплоть до самого его падения. Пусть Ваше Величество подумает о том, что до тех пор, пока Италия не будет свободной, спокойствие Европы и Вашего Величества будет весьма призрачным. Пусть Ваше Величество не отвергнет последней воли патриота, уже стоящего на ступеньках эшафота, пусть освободит мою родину, и благословения 25 миллионов граждан будут следовать за ним и за его потомством.
25 февраля начался судебный процесс по делу Орсини, Пьери, Гомеса и Рудио. Защитником обвиняемых выступил известный адвокат и политик Жюль Фавр. Орсини не просил прощения и брал всю вину на себя. Фавр, который был противником терроризма в любой его форме, просил у суда понимания высоких моральных качеств и мотивов своих подзащитных, особенно Орсини. Фавр отличался блестящим красноречием и обладал даром убеждения. Ему приходилось участвовать в судебных процессах с политическим подтекстом. Он понимал, как нужно выстроить линию защиты, и, может быть, по его совету Орсини и написал свое знаменитое письмо императору[1456].
В первый же день суда Фавр с разрешения Наполеона III зачитал обращение Орсини. Оно произвело сильнейшее впечатление на публику, заполнившую зал. Более того, письмо Орсини было опубликовано в официальном издании Le Moniteur и вскоре разошлось в иностранной прессе[1457]