— Ох, эти пушки! Эти пушки!.. Возьмите простыню, скатерть, что угодно! Бегите! Скорей! Скажите, чтоб их заставили замолчать!
Адъютант поспешно вышел; император снова принялся ходить, пошатываясь, от камина до окна, а пушки все гремели, и весь дом сотрясался»[2332].
Страшные картины разгрома, разрушений и людских страданий придали решимости императору, и он, решив взять всю ответственность на себя, приказал вывесить на цитадели белый флаг.
Эта незавидная участь выпала на долю офицера Артюра де Лористона, который приходился внуком маршалу Франции Жаку де Лористону. Молодой человек плакал навзрыд: «Меня! Меня! Внука маршала Франции!»[2333]. Однако за плотной завесой дыма и гари флаг оказался не виден и сражение продолжалось. Вскоре белое полотно было спущено.
В префектуру привезли тяжелораненого генерала Маргеритта. Наполеон III отправился к нему. В ответ на слова поддержки умирающий генерал написал карандашом несколько слов на листе бумаги: «Moi, ce n’est rien, Sire; mais l’armée, la France!»[2334] («Я, это ничего, Сир, но — армия, Франция!»).
Германская артиллерия сосредоточила огонь уже непосредственно по крепости и городским кварталам Седана. Оборона французов на всех участках была сломлена, и войска панически откатывались в город. Наполеон III еще раз приказал вывесить белые флаги на цитадели и валах крепости. Несмотря на интенсивный огонь и пожары, на этот раз полотнища были видны. Три часа дня. Как говорит Герио: «Среди войск прозвучало „Нас предали!“ Кто-то указал на белый флаг. „Это невозможно, — ответил Дюкро, — это, должно быть, флаги скорой помощи с красным крестом“»[2335].
Золя точно передал факт появления в центре города издерганных и усталых Дуэ и Дюкро. Их здравые мысли и предложения были отвергнуты утром, а днем уже и они не могли повлиять сколь-нибудь благоприятным образом на ситуацию, которая полностью контролировалась противником. Они добрались до супрефектуры, где находился император. Вскоре здесь были все командующие корпусами, за исключением генерала Вимпфена. После коротких докладов и обмена мнениями все присутствовавшие согласились, что дальнейшее сопротивление бесполезно и ужасная бойня должна быть прекращена. В то же время генерал Дюкро придерживался мнения, что, хотя спасти армию уже было невозможно, Наполеона III необходимо отправить в безопасное место. Для этого надо продержаться до темноты и ночью мощным ударом пробить коридор для императора. Однако и на этот раз Наполеон III отказался, заявив, что хочет остаться со своей армией и абсолютно против любых планов побега[2336].
Понимая всю горькую участь положения и ответственность за столь непопулярное решение, Наполеон III и на этот раз взял на себя инициативу и приказал не снимать белый флаг над стенами Седана. «Ничто в его жизни не стало более значительным, чем то унижение, которое он принял на себя, чтобы спасти жизни французов»[2337], — написал Эдмон д’Оверн. В ходе разговора император сказал генералу Дуэ, что «это катастрофа, армия жертвует собой. Наступила моя очередь…»[2338]
Наполеон III обратился к Дюкро со следующими словами: «Нас мог спасти только отход, который Вы предложили утром. Требуется немедленно прекратить огонь. Присаживайтесь, генерал, на мой стул и пишите: „Парламентский флаг поднят. Переговоры будут начаты. Огонь должен быть прекращен на всех линиях“. Теперь подпишите»[2339]. Однако Дюкро отказался подписывать столь важный документ, ссылаясь на то, что он только «командовал армейским корпусом». По его мнению, «подписывать должен командующий армией или, по крайней мере, начальник штаба»[2340]. В свою очередь, начальник штаба Шалонской армии генерал Фор также отказался подписать. Тогда Наполеон III приказал отправить к немецким передовым позициям парламентеров для переговоров о прекращении огня и попросил генерала Лебрёна отправиться на поиски Вимпфена[2341].
Когда к прусским позициям, находившимся к западу от Седана, подъехал французский полковник с белым флагом и попросил прекратить огонь, немцы ответили, что не намерены прекращать огонь и обсуждать что-либо с полковником. Они потребовали полной капитуляции и сдачи крепости. Ввиду важности вопроса сдачи всей французской армии пруссаки потребовали также парламентеров более высокого ранга[2342]. Полковник был вынужден вернуться, не добившись результата.
Генерал Вимпфен направлялся к Балану, когда увидел группу офицеров с белым вымпелом. Узнав, о чем идет речь, Вимпфен закричал: «Никакой капитуляции! Бросьте эту тряпку! Я буду сражаться»[2343]. По мнению командующего, о прекращении огня, а тем более о сдаче не может быть и речи. Французы занимают выгодные позиции и могут продолжать бороться. Поэтому Лебрён должен поехать вместе с Вимпфеном в Седан и там подготовить войска к атаке. Лебрён был сбит с толку. Повинуясь Вимпфену, он поехал в сторону Седана, и по дороге они стали просить и уговаривать деморализованных солдат приготовиться к атаке.
Через полчаса французы яростно бросились вперед. Атаку возглавил сам командующий. На некоторое время немцы были вынуждены остановиться у Балана и даже начали пятиться назад, к Базей. Бой разгорелся с новой силой.
В супрефектуре царила нервозная обстановка. С момента принятия решения о подъеме белого флага и начала переговоров прошло больше часа, а стрельба продолжалась и даже усилилась. «Почему эта бесполезная борьба продолжается?»[2344] — потребовал ответа у своего окружения император. Выяснилось, что белый флаг был спущен по распоряжению Вимпфена и у Балана французы контратакуют немецкие позиции. Раздраженный Наполеон III приказал еще раз поднять белый флаг: «Это абсолютно необходимо для того, чтобы прекратить огонь»[2345].
В то время когда в супрефектуре проясняли ситуацию о местонахождении Вимпфена и Лебрёна, немцы сосредоточили мощный перекрестный артиллерийский огонь на наступавших у Балана французов. Через несколько минут они рассеяли вражеские колонны, и баварцы при поддержке саксонцев начали продвигаться вперед.
Без оружия и имущества, французские пехотинцы бросились обратно в сторону Седана. Они уже не слышали своих командиров. Предполагавшаяся контратака на Балан с попыткой прорваться дальше на Кариньян провалилась. Попытка Вимпфена продолжить бой оказалась тщетной. Вимпфен, Лебрён и другие офицеры направились в Седан[2346]. Было 17 часов. Борьба закончилась.
Через некоторое время разрозненный слабый артиллерийский огонь французской артиллерии смолк. Баварские стрелки из 2-го корпуса, продвигавшиеся от Балана к Седану, увидели белый флаг над стенами крепости.
Одним из первых в королевской ставке, кто также заметил белые флаги над Седаном, был Мольтке. Не теряя времени, он приказал полковнику Бронзарту фон Шеллендорфу подробнее изучить обстановку и выяснить, находится ли Наполеон III среди французской армии[2347]. В королевской ставке уже несколько часов обсуждалась тема присутствия среди французской армии самого императора. Американский наблюдатель генерал Фил Шеридан поинтересовался, как Наполеон III переживет поражение в сражении, на что Бисмарк просто рассмеялся и ответил: «О нет! Старая лиса слишком хитра, чтобы быть пойманной в такой ловушке; он, несомненно, ускользнул в Париж!»[2348]
Шеллендорф с еще одним офицером под белым вымпелом подъехал к французским позициям. Вскоре они были доставлены в супрефектуру, где, к их изумлению, с ними говорил сам император[2349]. Они ожидали, что их примет командующий, маршал Мак-Магон. В кратком разговоре Наполеон III попросил немецких офицеров препроводить до прусской ставки своего представителя, генерала Андрэ Рейля (Рейль был знаком с королем), который должен передать послание императора королю. С этими словами Наполеон III показал запечатанное письмо[2350].
Небольшой отряд прусско-французских парламентеров добрался до городских ворот, где уже находился пост немецких солдат. Командир поста, прусский полковник, приказал им остановиться. Шеллендорф в одиночку поскакал к ставке сообщить новость о нахождении императора в городе. К половине седьмого вечера Шеллендорф галопом вернулся к королевской ставке у Френуа и, придерживая разгоряченного коня за уздцы, закричал, указывая в сторону Седана: «Der Kaiser ist da!»[2351] («Император здесь!»).
Эта новость ошеломила всех. Два или три раза Вильгельм I с волнением переспросил: «Император? Император здесь?» Поднялся невообразимый шум, радостные крики: «Император здесь! Император здесь!» Выражение радости было столь шумным и бурным, что потрясенный наследный принц Фридрих Вильгельм заявил, что это все «недостойно такого великого события»[2352].
Через некоторое время к королевской ставке в сопровождении кирасир подъехал генерал Рейль. Он спешился за несколько десятков метров от холма, на котором в окружении немецких князей, военных, иностранных представителей, журналистов и секретарей стоял, чуть выдвинувшись вперед, Вильгельм I, и, подойдя ближе, сняв кепи, поклонившись, протянул королю запечатанное письмо. Затаив дыхание, несколько десятков человек устремили свои взгляды на короля Пруссии, предчувствуя, что находятся на одном из важнейших событий не только своей жизни, но и всей мировой истории…