Солдаты!
Вчера вы сражались с превосходящими силами. От рассвета до наступления темноты вы с предельной доблестью сопротивлялись врагу и практически израсходовали свой последний патрон. Измученные борьбой, вы не смогли откликнуться на призыв ваших генералов и офицеров, чтобы попытаться добраться до Монмеди и воссоединиться с маршалом Базеном. Только две тысячи человек смогли сплотиться, чтобы сделать все возможное. Они были вынуждены остановиться в деревне Балан и вернуться в Седан, где ваш генерал с глубокой скорбью объявил, что не имеется более ни резервов, ни боеприпасов. Защита города была невозможна; его расположение не позволяет оказать сопротивление многочисленной и мощной артиллерии противника. Армия, собранная в стенах города, неспособна покинуть его или защищать, недостаточно провизии для жителей и войск. Я был вынужден принять тяжелое решение о переговорах с врагом.
Приехав вчера в прусскую штаб-квартиру со всеми полномочиями от императора, я вначале не мог принять предъявленные условия. Только сегодня утром, когда мне стали угрожать бомбардировкой, на что у нас не было возможности ответить, я предпринял дальнейшие усилия и получил условия, которые облегчают вам, насколько это возможно, унизительные формальности, обычно используемые на войне точно при таких же обстоятельствах. Нам, офицерам и солдатам, сейчас не остается ничего, кроме как покорно принять неизбежное — против чего армия не могла бороться из-за недостатка продовольствия и боеприпасов. Меня, по крайней мере, утешает то, что я избежал бесполезной резни и сохранил для страны солдат, способных в последующем хорошо и замечательно служить.
Новость о капитуляции распространилась по городу со скоростью лесного пожара, раздуваемого порывами ветра. Толпы солдат яростно кричали и требовали расправы с теми, кто их предал. Многие офицеры и генералы просто прятались от солдат. По всему городу слышался треск от ломаемых митральез, винтовок, штыков, сабель и другого оружия. Кое-где оружие, боеприпасы, заряды, орудия, транспорт были брошены в Мёз. Командиры полков отдавали приказы не допустить попадания знамен и орлов в руки врага. Их начали сжигать или прятать[2414]. Однако бессильная злость и ярость французов уже не могли ничего решить.
Победители были недовольны и грозили применить силу к строптивому поверженному врагу. Кое-где раздались выстрелы — это германцы пустили в ход оружие против тех, кто не захотел подчиниться. По всему городу немцы организовали поиски французских солдат и офицеров, а также провели реквизицию продовольствия.
Очевидец Франко-прусской войны 1870–1871 годов, британский офицер Генри Хозьер, впоследствии писал, что это «была восемнадцатая капитуляция, произошедшая в Европе с 1700 года, однако единственная, которая включала суверена, и, безусловно, наиболее важная в количественном отношении. Помимо 25 000 взятых в плен в ходе сражения и 14 000 раненых, найденных в Седане и в его окрестностях, военнопленными стали еще 84 450 человек. Более 500 орудий, в том числе 70 митральез, 330 полевых и 150 крепостных орудий, 10 000 лошадей, 100 000 шасспо, 80 000 орудийных зарядов и большое количество другого военного снаряжения также попали в руки победителей. Только переданная им артиллерия заняла несколько акров (1 акр — приблизительно 4047 м². — Прим. авт.). Среди военнопленных оказались император и маршал Франции, 39 генералов, 230 штабных и 2095 других офицеров. Большинство из них предпочли пойти в плен вместе со своими солдатами (освободилось на немецких условиях 550 офицеров[2415]. — Прим. авт.). Остальная часть армии — около 14 500 человек с 12 000 лошадьми, пушками и транспортом сумела достичь нейтральной территории Бельгии.
Таким образом, армия Мак-Магона, насчитывавшая 150 000 человек, в течение трех дней прекратила свое существование. Почти каждый солдат был либо убит, либо ранен, либо пленен, поскольку даже те, кто бежал в Бельгию, были немедленно разоружены и взяты под стражу в крепостях»[2416].
Практически вся плененная французская армия была заперта на полуострове Иж, который западнее Седана образует река Мёз. Пленные на несколько дней остались без продовольствия и необходимой медицинской помощи[2417]. Вскоре французов начали делить на партии и отправлять в Германию.
В тот же день, 2 сентября, в Бельвю из Седана прибыл длинный императорский кортеж экипажей и повозок. В нем было много офицеров, лакеев, форейторов, кучеров и сотня лошадей[2418]. Как эта картина неуместной роскоши императорского двора на этой войне разительно отличалась от аскетичного подхода немцев к исполнению своего воинского долга! И пленные французы сразу заметили существенную разницу между французской и германской армией. Генерал Кастельно говорил, что был поражен видом немецких войск. Несмотря на усталость, тяжелые бои накануне, походные условия, германские солдаты выглядели подтянуто и аккуратно. Их одежда была чистая и опрятная. Выправка и весь вид говорил, что они полны достоинства и отваги. Дисциплина была на самом превосходном уровне. Казалось, что отряды немецких солдат можно тотчас же отправлять на парад[2419]. Те же самые впечатления высказали в своих записях доктор Анжэ и другие[2420].
В восемь часов утра 3 сентября 1870 года, под проливным дождем, из Бельвю, не заезжая в Седан, по окружной дороге в сторону Бельгии выехал императорский обоз. В черной закрытой карете ехали завернутый в синий плащ император и генерал Кастельно. Императорский поезд двигался по дороге между серых унылых полей, на которых слева и справа виднелись человеческие тела, убитые лошади, разбитые пушки, ящики, повозки, оружие — все, что свидетельствовало о недавнем людском ожесточении.
По дороге попадались отряды немецких солдат и пленные французы. Чувство острой душевной боли у всех вызывали многочисленные орудия, повозки и вагоны, а также разнообразное имущество французской армии, которые уже стали достоянием победителей. «Этот поход был пыткой»[2421], — написал Наполеон III на следующий день. Несколько раз он пытался выглянуть из окна кареты, где его взор неумолимо останавливался на следах катастрофы армии и безмерной глубине людского горя. Слезы непрерывно душили императора, и, завернувшись в плащ, он опять бросался в угол экипажа[2422].
Вот обоз начал спускаться с холма в долину, и по команде охраны длинная колонна тащившихся по размытой дождем дороге пленных солдат начала прижиматься к обочине. Кто-то из толпы, увидев в окне проносившейся черной кареты знакомое лицо императора, зычным громким голосом закричал: «Ты продал нас, чтобы спасти свои экипажи!»[2423]. В ту же секунду кричавший получил звонкую оплеуху от стоявшего рядом немецкого офицера[2424]. Наблюдая, как вдалеке исчезает императорская процессия, Бисмарк обернулся к своим спутникам и сказал: «Династия уходит!»[2425]
Глава 22В плену. Чизлхерст
Ошеломляющая новость о сдаче в плен всей французской армии во главе с императором появилась в Париже утром 3 сентября 1870 года. Это было краткое сообщение информационного агентства «Гавас» из Брюсселя[2426]. Шокированное правительство графа Паликао на несколько часов засекретило эту новость. Однако телеграмма Наполеона III на имя императрицы о сдаче в плен окончательно развеяла все сомнения[2427]. Францию постигла катастрофа, путь на Париж для немецких войск был открыт. Скрывать истинное положение дел больше не имело смысла, и граф Паликао, только что вернувшийся с бурного заседания Законодательного корпуса, распорядился подготовить обращение к народу[2428].
В это время по городу уже бродили всевозможные слухи о событиях в Седане. К вечеру центр города начал заполняться недовольными людьми, которые требовали низложения династии Бонапартов и отставки правительства[2429]. Было разграблено несколько магазинов, продававших оружие. В Сену полетели бюсты императора и императрицы.
Часть депутатов нижней палаты потребовали от Шнейдера созвать незамедлительно заседание Законодательного корпуса. Палата собралась в час ночи, но в условиях неопределенности и тревоги за общественный порядок и собственную безопасность завершила свою работу через двадцать минут, не приняв никаких решений.
Пока в Бурбонском дворце происходили эти события, обстановка в Тюильри оставалась напряженной. Ночь прошла беспокойно, поскольку толпа в центре города постоянно выкрикивала: «Отречение! Да здравствует Республика!» Эти крики были хорошо слышны в Тюильри[2430]. Париж начали покидать состоятельные жители центральных и западных районов столицы. К ним присоединились некоторые депутаты, которые всегда поддерживали Наполеона III и правительство.
Рано утром в воскресенье, 4 сентября, из предместий и рабочих кварталов в центр города начали стекаться огромные толпы людей, которые непрерывно пели «Марсельезу», требовали низложения императора и установления республики. Войска и Национальная гвардия заняли выжидательную позицию, но через несколько часов начали переходить на сторону демонстрантов