При тех известных обстоятельствах, в каких мы оказались перед лицом вторжения и на глазах у всей Европы, чрезвычайно важно, чтобы Франция была единой в своих устремлениях, желаниях и решениях. Именно к этому должны быть приложены все усилия добропорядочных граждан.
Что касается меня, тяжело раненного множеством несправедливостей и горьких обманов, то я с нетерпением ждал сегодняшнего дня, чтобы потребовать права, которые вы четыре раза за двадцать лет добровольно мне предоставляли. При тех бедствиях, охвативших нас, нет места для личных амбиций. Но до тех пор, пока законно избранные люди не смогут проявить своей воли, мой долг, как истинного представителя нации, будет состоять в том, чтобы обратиться к народу и сказать: «Все, что делается без вашей прямой власти, является незаконным».
Во Франции может существовать только одно правительство, сформированное национальной суверенностью, стоящее над эгоизмом партий, имеющее силы залечить ваши раны, заново распахнувшее ваши сердца для надежды, как оскверненная церковь для наших молитв, и несущее вновь дела, согласие и мир на благо страны.
Император полагал, что народ отдаст голос его сторонникам. Он был уверен, что миллионы людей, откликнувшихся на его призыв весной 1870 года, все еще были ему верны. Но когда известия о результатах выборов дошли до Вильгельмсхёэ, его охватила скорбь[2501]. Он не произнес ни одной жалобы, но был поражен до глубины души, потому что искренне верил в свою популярность. Несколько дней он оставался в глубокой меланхолии, порой закрываясь в своем кабинете. По прошествии некоторого времени его духовные силы и жизненная энергия вернулись, и он стал работать в обычном режиме[2502].
12 февраля 1871 года Национальная ассамблея начала свою работу в Большом театре Бордо.
На следующий день Фавр заявил, что правительство национальной обороны слагает с себя полномочия и передает вопрос о формировании нового правительства на рассмотрение парламента. В течение нескольких дней шло выдвижение и обсуждение кандидатур руководителей парламента и главы правительства. В итоге депутаты избрали республиканца Греви на пост председателя Национальной ассамблеи, а Тьера — «главой исполнительной власти». Кроме того, Тьер был уполномочен на проведение переговоров и подписание мирного договора с правительством Германской империи. Через несколько дней Тьер, члены его правительства и группа депутатов отбыли из Бордо в Версаль для проведения переговоров.
26 февраля 1871 года прелиминарный (предварительный) мирный договор между Францией и Германией был подписан в Версале[2503]. По его условиям Франция отказалась в пользу Германской империи от Эльзаса и Лотарингии, а также должна была в течение трех лет уплатить контрибуцию в размере 5 миллиардов франков. До полной выплаты долга на востоке Франции оставались немецкие войска[2504].
По договоренности между Бисмарком и Тьером, после ратификации прелиминарного мирного договора уполномоченные представители обоих государств в Брюсселе должны были начать переговоры об окончательном мирном договоре между Францией и Германией. В конце февраля этот договор был представлен на рассмотрение депутатам Национальной ассамблеи.
1 марта 1871 народные избранники рассмотрели вопрос о дальнейшей перспективе династии Бонапартов на французской земле. Предложение депутатов сводилось к одному — низложение Наполеона III и его династии за то, что он «несет ответственность за все наши беды и разорения, вторжения и расчленения Франции»[2505]. Одним из депутатов ассамблеи, который выступил против низложения, оказался бывший руководитель императорского секретариата Этьенн Конти. Он напомнил депутатам, что многие из них приняли присягу на верность императору. В ответ депутаты заорали на него: «Вор! Убийца! На каторжные работы вместе с ним!». Некоторые из них бросились к трибуне и напали на Конти. Началась потасовка. Председателю Национальной ассамблеи пришлось призывать к порядку и в конечном итоге остановить заседание. Через некоторое время заседание продолжилось и вопрос о низложении императора был поставлен на голосование. Подавляющим большинством голосов решение о низложении было принято. Против проголосовало только шесть депутатов[2506].
В тот же день депутаты голосовали по предварительному мирному договору с Германией. В результате 546 депутатов высказались за ратификацию договора, 107 — против при 23 воздержавшихся[2507]. Узнав об итогах голосования, 35 депутатов от Эльзаса и Лотарингии покинули зал заседания ассамблеи[2508], а Гамбетта, Рошфор, Делеклюз и некоторые другие левые республиканцы сложили с себя депутатские полномочия.
«Такой мир может быть только перемирием… Через двадцать или тридцать лет Пруссия станет еще более агрессивной, и тогда Европа сокрушит ее»[2509], — произнес в задумчивости Наполеон III, когда услышал новость о ратификации Национальной ассамблеей мирного договора с Германией. Через несколько дней, 6 марта 1871 года, появилось обращение Наполеона III к председателю Национальной ассамблеи Греви[2510].
Господин Председатель!
В то время, когда все французы, глубоко опечаленные условиями мира, думают только о страданиях своей страны, Национальная ассамблея приняла решение о низложении моей династии и заявила, что я один несу ответственность за национальную катастрофу. Я протестую против этой несправедливой и незаконной декларации. Несправедливой потому, что, когда была объявлена война, национальное чувство, возбужденное причинами, не зависящими от меня, имело всеобщую и непреодолимую силу. Незаконной, поскольку Ассамблея, избранная с единственной целью заключить мир, превысила свои полномочия, рассматривая вопросы вне своей компетенции, и поэтому она не может подменять собой волю нации. Имеется пример из прошлого, доказывающий это. Враждебность Законодательного собрания 1848 года закончилась референдумом в декабре 1851 года, когда народ более чем семью миллионами голосов уполномочил меня действовать против собрания.
Политические страсти не могут превалировать над законом, в соответствии с которым формирование легитимного французского правительства осуществляется только на основе плебисцита. Итогом отсутствия народного голосования стала узурпация для одних и угнетение для других, поэтому я готов подчиниться свободному волеизъявлению народа, но только ему. Ввиду трагических событий, требующих самоотречения и бескорыстия, я бы хотел сохранить молчание, но декларация Ассамблеи заставила меня протестовать во имя запятнанной правды и в защиту прав нации.
Примите, господин Председатель, уверения в моем самом высоком уважении!
Однако этот голос из Германии не был услышан и ситуацию не изменил.
В соответствии с условиями мирного договора, Германия и Франция начали процесс освобождения военнопленных. Наполеон III решил отправиться к семье в Англию. Он написал письмо супруге Вильгельма I, императрице Августе, в котором поблагодарил за теплый прием, оказанный в Вильгельмсхёэ[2511]. Воскресным утром 19 марта 1871 года бывший император покинул замок и направился в Бельгию. Там он добрался до Остенде, пересел на яхту короля Леопольда II и вечером 20 марта сошел на берег в Дувре[2512]. Здесь уже были Евгения и Наполеон Эжен.
На пирсе этого портового города собралась большая толпа, которая тепло приветствовала Наполеона III. С большим трудом при помощи полиции семья Бонапартов добралась до Lord Warden Hotel, а потом до железнодорожного состава. В специально подготовленном для них поезде они отправились в Чизлхерст[2513].
В эти дни многострадальный Париж, который только недавно был в осаде, опять превратился в арену острой политической и военной борьбы. Правительство Тьера попыталось разоружить Национальную гвардию, но это стало поводом для массового восстания.
К вечеру 18 марта Париж оказался в руках отрядов Национальной гвардии и народа. Глава исполнительной власти и члены его правительства бежали в Версаль. В последующие дни туда же отправились верные правительству Тьера войска и большинство жителей зажиточных районов столицы.
28 марта в Париже торжественно была провозглашена Коммуна, а в Брюсселе начались переговоры между представителями Франции и Германии по подготовке окончательного мирного договора.
Появление Наполеона III в Англии вызвало неподдельный интерес общественности. Во время существования Второй империи англичане то обожали и восхищались императором французов, то подвергали его сокрушительной критике и обструкции.
Ко времени приезда Наполеона III на Британских островах витал дух искреннего сочувствия к невзгодам руководителей Франции. Англичане были поражены размахом и жестокостью войны, развернувшейся за Ла-Маншем. Многомесячная осада Парижа, голод и обстрелы стали достоянием общества. Британские корреспонденты были по обе стороны фронта, и во многом благодаря их усилиям читатели в Европе и мире знали подробности войны.
Англичане стали первыми, кто откликнулся на призыв французского правительства оказать продовольственную помощь. Как правительство Ее Величества, так и частные лица