В октябре 1827 года Филипп Леба уехал в Париж и через некоторое время сделал блестящую академическую карьеру. Он стал большим специалистом в области археологии, античной и греческой истории и литературы. Много лет возглавлял библиотеку в Сорбонне. В 1858 году стал президентом Института Франции. Леба не изменил своим политическим убеждениям и не был сторонником Луи Наполеона, когда тот стал сначала президентом республики, а потом и императором. При этом он никогда не афишировал свою роль в судьбе Наполеона III. Единственный раз, когда жизнь их снова свела, оказался прием, который в первый день 1859 года император устроил для делегаций иностранных национальных академий, собравшихся в Париже. Леба, как президент Института Франции, представил делегации главе Франции. Но ни старый преподаватель, ни его ученик внешне не показали вида, что признали друг друга[206]. Филипп Леба умер в Париже 19 мая 1860 года.
Освободившись от занятий строгого наставника, следующие два года Луи провел в праздности и удовольствиях. Как говорит Бреслер, «он был молод, довольно красив, отличный наездник, с небольшими военными усами (знаменитая короткая, острая борода появится гораздо позже) и приятным голосом. Одним из ранних его удовольствий стал секс. Французский историк Кастело рассказывает, что Луи впервые влюбился в возрасте двенадцати лет в невысокую девочку в Аугсбурге. Он выложил ее имя из семян на клумбе для цветов, но Леба сердито смешал семена с землей. Однако в следующем году Луи поступил гораздо серьезней, чем просто выложенное имя девушки из семян. В возрасте тринадцати лет он потерял девственность с горничной по имени Элиза в Арененберге»[207].
Но была не только ранняя физическая страсть. Луи мог также быть романтичным и веселым в самом лучшем, «старомодном» понимании этого слова. Например, однажды пятнадцатилетний Луи гулял с тремя своими кузинами, дочерьми великого герцога Баденского, вдоль берега реки в Мангейме. Они говорили о золотом веке рыцарства, и девушки утверждали, что его больше нет. Луи возразил, что это неправда, но в этот самый момент порыв ветра сорвал декоративный цветок, украшавший шляпку одной из девушек, и унес в воду. «Мой дорогой Луи, — произнесла одна из девушек, — вот хорошая возможность для настоящего рыцаря показать свою доблесть!»[208]. Без разговоров, в одежде, Луи бросился в реку и достал цветок.
Годом позднее, когда Луи еще ходил в школу в Аугсбурге, ему понравилась одна девушка, которая сидела у окна. Хотя они прежде не виделись и не общались, Луи сказал Валери Мазуер, одной из подруг матери, что он запомнит эту девушку на всю жизнь[209]. По словам Кастело, «в подростковом возрасте Луи уже представлял угрозу для „молоденьких крестьянских девушек“ вокруг Арененберга. Однако, когда соседи подали его матери официальную жалобу, она только снисходительно улыбнулась»[210].
Луи был отличным наездником, первоклассным пловцом, хорошим гимнастом, искусным фехтовальщиком и превосходным стрелком. Другими словами, как говорит Бреслер, «возможно, он и был активнее в сексуальном плане по сравнению со своими сверстниками, но при этом он был совершенно нормальным, атлетически сложенным молодым человеком из высшего общества. Два года после увольнения его преподавателя прошли для него очень приятно, будь то в Арененберге летом или в Риме зимой, хотя, возможно, не для девушек, которых он лишил девственности или чьи сердца разбил»[211].
Тридцатые годы XIX века, когда Луи Наполеон вступил во взрослую жизнь, можно охарактеризовать как время надежд и молодежной романтики. Европа достаточно далеко отошла от революционных и наполеоновских войн. Затянулись шрамы войны. На континенте шли процессы промышленной революции и машинного производства, значительно окреп класс буржуазии. Технические новинки все больше и больше находили свое место в жизни людей. Постепенно крестьянская община вступала в процесс распада. Наметился рост городского населения за счет притока крестьян. Власти стали уделять гораздо большее внимание развитию городского хозяйства. Были достигнуты успехи в медицине и естествознании, литературе и искусстве. Неуклонно повышалась грамотность населения, и пресса становилась значимой силой в жизни общества. Гуманистические и философские идеи находили отклик у образованной части населения.
Молодые люди, особенно из обеспеченных слоев населения, начинали, в отличие от своих отцов, чувствовать себя гораздо более значимой силой. Некое притягательно магическое влияние на них оказывала романтика героев политических и военных баталий в Европе конца прошлого и начала текущего столетия, и прежде всего личность Наполеона Бонапарта. Легенда об императоре французов, активно поддержанная ветеранами Великой армии, начинала все больше входить в массовое сознание общества. Каждый человек, проявив усилия, может достичь самых высоких вершин и повлиять на ход событий — эта мысль прочно вошла во внутренний мир молодежи.
В условиях, когда монархи и высшие дворянские круги пытались обратить процесс общественного развития вспять, а церковь — отвоевать свои позиции после ударов революционной стихии, молодые люди считали себя обманутыми. Они не желали с этим мириться. Индивидуальная свобода оказалась под прессом режимов, которые боролись против лозунгов Великой революции — «Свобода. Равенство. Братство». Казалось, что отцы и деды жили неправильно и их пример не имел притягательной силы для нового поколения.
Душевные метания молодых людей совпали с общеполитическими и экономическими процессами в Европе. Решения Венского конгресса во многих регионах были восприняты с негодованием. Там, где французы всколыхнули надежды на улучшение, обновление, очищение от старых порядков, вернулись старые правители, церковники, цензоры, которые установили свои правила жизни. Это было особенно заметно в раздробленной Германии, Италии, Испании, Польше и других регионах. Проникновенно об этом сказал итальянский политик и революционер Джузеппе Мадзини: «Для всей Италии одним росчерком пера были стерты все наши свободы, вся наша реформа, все наши надежды… мы, итальянцы, не имеем ни парламента, ни трибун для политических выступлений, ни свободы прессы, ни свободы слова, ни возможности законных общественных собраний, ни хоть какого-нибудь средства выражения мнений, бурлящих в нас»[212]. В Италии, западной части Германии, Польше широко было распространенно мнение, что новые (по сути, старые) правители были навязаны силой и держались на иноземных штыках. В этих регионах набирала силу национально-освободительная борьба и стремление к объединению.
Передовое европейское сознание всколыхнули новости о событиях в Испании, Португалии, Италии и борьбе за национальное освобождение в Греции. В начале 1820-х годов в Испании началась борьба против короля Фердинанда VII из династии Бурбонов. Сохранить власть короля удалось только после вмешательства в испанские дела Священного союза и интервенции в 1823 году французских войск. В Португалии волнения завершились установлением конституционной монархии.
Летом 1820 года в Неаполе и Сицилии (Королевство обеих Сицилий) и весной 1821 года в Пьемонте (Сардинское королевство) произошли революции. Требования восставших: конституция, самоуправление, либеральные реформы. Революции удалось подавить только при помощи австрийских войск, которые по согласованию с другими монархическими державами Европы играли роль жандарма на всем итальянском полуострове.
В 1821 году всю Грецию охватило восстание против османского господства. В начале 1822 года греческое Национальное собрание провозгласило независимость страны. В ответ турецкое правительство всеми силами постаралось подавить восстание и вернуть Грецию в состав Османской империи. Греческое освободительное движение нашло горячий отклик на всем континенте. Был организован сбор средств для восставших, переправлялось оружие. Многие молодые люди желали отправиться в Грецию и принять непосредственное участие в борьбе с турками. Примером стал английский поэт Байрон, который на свои средства вооружил добровольческий отряд и возглавил его.
Быть романтичным и бескорыстным героем стало модно. Военная карьера издревле была в чести, и если общественное положение семьи к тому же было достаточно высоко, то перед молодым человеком открывался путь к славе, признанию и быстрому продвижению по карьерной лестнице. Часть молодых офицеров полагали, что своим примером они должны увлечь других — гражданских служащих и чиновников, студентов, торговцев, рабочих, крестьян и т. д. Так, в Испании и Португалии главными проводниками революционных идей и преобразований стала армия. Все эти обстоятельства благоприятствовали национально-освободительной и революционной борьбе.
В 1828 и 1829 годах Наполеон Луи и Луи Наполеон выказали горячее желание присоединиться к русской армии и участвовать в войне против Османской империи за освобождение Греции. Однако против этого выступили отец и, после некоторого раздумья, мать. Родители были едины в своем мнении, что если и бороться, то исключительно за Францию, а события в Греции — это война неизвестно за какие интересы[213].
В июне 1830 года Луи Наполеон поступил в военную школу в Туне (кантон Берн). Реализовать желание молодого человека обучаться в военной школе оказалось непростым шагом для швейцарских властей. Он был родственником Наполеона Бонапарта и сыном бывшей королевы Голландии, а также не имел швейцарского гражданства. Однако власти после некоторых колебаний позволили ему пройти курс обучения