Камера Луи Наполеона находилась в одном из двухэтажных строений в центре тюрьмы. Для того чтобы попасть в камеру осужденного принца, необходимо было вначале зайти в караульное помещение, пройти по длинному белому коридору первого этажа, где располагалась камера генерала де Монтолона, подняться по лестнице на второй этаж, там были камеры Луи Наполеона и Конно, а также комната для Телена и столовая. Камера Луи Наполеона состояла из двух небольших квадратных белых комнат с кирпичными полами, одна из которых была гостиной с видом на внутренний двор, а вторая — спальней. «У меня есть кровать… стол, комод и шесть стульев. Как видите, у меня есть все, что нужно», — написал знакомой принц[458].
Через некоторое время простая и аскетичная обстановка камеры кардинально поменялась. «Вскоре камера, — по словам Страус-Шома, — была заполнена мебелью, подаренной друзьями, в том числе коврами, шторами, картинами, диваном, креслом для чтения и тахтой, не говоря уже о семейных портретах Бонапартов, бюстов, книг… После своего визита Луи Блан охарактеризовал камеру принца как „обеспеченную всем, что необходимо для внутреннего комфорта“»[459].
Луи Наполеон в замке Ам.
Гравюра. Художник А. Филиппото, 1853
Расходы правительства на питание троих «булонских» заключенных составляли 21 франк в день, включая вино и свежую дичь[460]. Пищу готовили на тюремной кухне и подавали в гостиную Луи Наполеона, куда также приходили Конно и Монтолон. Вечером они же играли в карты (как правило, в вист) под бокал вина, иногда к ним присоединялись Телен или комендант тюрьмы Демарль. Луи Наполеон имел возможность получать нужные ему книги и свободно писать[461]. Каждое утро он работал с книгами по различным отраслям знаний (политика, история, военное дело, экономика, сельское хозяйство и др.), делал переводы (в том числе своего любимого авт. Фридриха Шиллера) и писал различные заметки и статьи. С помощью местного химика Акара он приобщился к химическим опытам, что дало возможность подготовить специальную записку в Академию наук о проводимости электричества. Из академии пришел похвальный лист, и исследования принца были приняты для дальнейшего изучения[462]. Впо следствии Луи Наполеон с удовольствием говорил, что получил образование в «Университете Ама»[463].
Принц также мог получать после предварительного просмотра Демарлем письма от своих друзей и знакомых и отвечать на них. Поскольку «булонское дело» и последующий судебный процесс имели широкий резонанс в мире, на его имя приходило много корреспонденции на английском, немецком, итальянском и других языках. Эти послания отправлялись предварительно в Париж и только после одобрения оттуда передавались Луи Наполеону. Такая же схема практиковалась, когда заключенный отвечал на иностранных языках.
Каждое утро после завтрака Луи Наполеон выходил на улицу и шел на валы. Несмотря на то что везде находились часовые, за ним неотступно шел полицейский в штатском, кто «следил за тем, чтобы ни один из солдат гарнизона не ослушался распоряжения правительства, которое запрещало разговаривать с заключенным и его приветствовать»[464].
Через некоторое время Луи Наполеону разрешили сделать небольшой цветник в одном из углов крепостных валов. Этому занятию он с удовольствием посвящал много времени. Разведение цветов и ухаживание за ними напоминали ему времена Арененберга и прекрасные цветочные насаждения, которые самозабвенно создавала там его мать.
Привыкший к физическим упражнениям, заключенный несколько раз испрашивал разрешения позволить ему заниматься верховой ездой. После некоторого колебания в Париже согласились, и Луи Наполеон несколько месяцев катался на лошади[465]. Правда, выездка была позволена только на небольшом участке двора и в присутствии охраны, что принцу чрезвычайно не нравилось. В 1842 году он отказался от верховой езды.
Жизнь стала удобной, хотя и монотонно-рутинной. Даже обязанности коменданта тюрьмы осматривать камеру заключенного четыре раза в день стали восприниматься буднично и вскоре превратились в пустую формальность[466]. Строгость режима постепенно ослабла, и жена коменданта тюрьмы стала регулярно приглашать Луи Наполеона на домашние ужины и вечерние игры в карты.
С разрешения правительства Луи Наполеона могли посещать его родные, друзья и знакомые. Этим правом воспользовалось множество людей. Это были знакомые по Арененбергу дамы из окружения его матери: Грене, Сальваж, Корну, а также Вильяр, Гордон, баронесса де Босси, де Кверель, Джейн О’Хара, Лэти, Дюма, Шатобриан, Харрис (лорд Малмсбери) и др. Среди тех, кто побывал в замке Ам, были газетчики и публицисты, бывшие офицеры или сыновья бывших наполеоновских офицеров, французы и иностранцы. Чтобы увидеться с осужденным, приезжали даже из США. Более того, встретился с Луи Наполеоном и его старый друг, банкир Орси, который, отсидев «свое», вышел на свободу[467].
Был еще один посетитель Луи Наполеона, кто мог с разрешения коменданта тюрьмы постоянно видеться с осужденным без уведомления Парижа. Это была местная двадцатилетняя красивая прачка Элеонора Верже-Камю, более известная в городе как Александрин. Вполне возможно, что это была установка властей — увлечь Луи Наполеона красивой молодой женщиной, но на ближайшие годы она действительно стала его любовницей[468]. Комендант тюрьмы прекрасно был обо всем осведомлен, но делал вид, что ничего не происходит. Только осенью 1842 года, когда Александрин забеременела, комендант сказал Луи Наполеону, что ее надо срочно удалить из Ама, чтобы избежать скандала. В ответ Луи Наполеон пообещал ее отослать, но всю осень и начало зимы она продолжала оставаться в городе, и тогда Демарль был вынужден написать обо всем в военное министерство[469].
Луи Наполеон очень привязался к Александрин, но был вынужден предпринять какие-то шаги. В конце декабря он попросил Гортензию Корну устроить ее у себя в Париже. Корну выполнила просьбу принца, хотя отношения между ней и Александрин не сложились. Корну думала, что девушку интересуют только деньги. Через некоторое время Луи Наполеону стало известно, что Александрин была недовольна отношением к себе со стороны хозяйки. Тогда он написал Корну и попросил ее не думать плохо о его возлюбленной и быть очень доброй к ней. Когда в феврале 1843 года у Александрин родился мальчик Эжен, Луи Наполеон написал Корну письмо с просьбой прислать ему портрет матери и ребенка[470].
После рождения ребенка Александрин снова вернулась в Ам, и отношения между ней и Луи Наполеоном возобновились. Два года спустя она снова забеременела, и Луи Наполеон опять договорился с Корну, чтобы она позаботилась об Александрин[471]. В марте 1845 года в Париже родился второй мальчик, которого назвали Людовиком. К чести Луи Наполеона необходимо сказать, что он никогда не забывал о своих внебрачных детях и старался помочь им и их матери. Впоследствии, уже в годы Второй империи, они получили титулы графов[472].
Бонапартисты и газеты, которые их поддерживали, много говорили о тяжелых условиях содержания Луи Наполеона в замке Ам. Они требовали улучшения тюремных условий для него и других осужденных. Этому давал повод и сам заключенный. В одном из протестов в правительство он говорил, что ему и его товарищам отпущено на питание только по 7 франков в день, в то время как Жюль де Полиньяк и другие министры короля Карла X, отбывавшие наказание в замке Ам после революции 1830 года, получали питание на 10 франков в день[473].
Бонапартисты говорили о суровом и влажном климате Ама, плохом состоянии камер местной тюрьмы, строгом режиме содержания и так далее. Эти жалобы подхватывались и другими оппозиционными силами во Франции, а также иностранной прессой и политиками. Вот что по этому поводу говорит Ридли: «Единственной жалобой Луи Наполеона, имеющей действительно реальное основание (за исключением климата в Аме), было плохое состояние его камеры. Во всех комнатах были дыры в потолках, обои шелушились, а кирпичные полы были разбиты и постоянно покрыты влагой. Лестница была в аварийном состоянии. Однако правительство отказалось тратить деньги на ремонт; оно предлагало провести соответствующие работы за счет Луи Наполеона. Но он не согласился на это, заявив, что не несет ответственности за содержание французских тюрем. В конце концов, после того как у него развился ревматизм и врачи подтвердили, что влага и аварийное состояние крепости ставит под угрозу его здоровье, коменданту было позволено потратить 600 франков на ремонт и выполнить самую срочную работу»[474].
Со времени Наполеона I бонапартизм представлял собой двойственность революционного движения: с одной стороны — лидер, избранный голосами народа, а с другой — тот же лидер, но пропитанный духом королевского величия, страстно ощущавший свои привилегии. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, несмотря на свои социалистические призывы и идеи, которые Луи Наполеон излагал в книгах в Аме, он одновременно требовал особого отношения к себе из-за королевского происхождения. Например, в письме от 22 мая 1841 года на имя министра внутренних дел Луи Наполеон так выражал свое недовольство: «Правительство, признавшее легитимность главы моей семьи, обязано признать меня принцем и относиться ко мне как к таковому… Его поведение будет непоследовательным и подлым, если оно будет относиться ко мне, являющемуся сыном короля, племянником императора и союзником всех суверенов Европы, как к обычному заключенному… Суверенитет народа сделал моего дядю императором, моего отца королем, а меня — французским принцем по происхождению… Если в первый раз в жизни я заявляю о своем происхождении, то только потому, что чувство гордости должно соответствовать человеку в моем положении»