В 1834 году, после смерти своего бездетного старшего брата Эухенио Эулалио де Палафокса и Портокарреро, дон Сиприано унаследовал титул 8-го графа Монтихо и остальные титулы древнего рода. Правда, он недолго был графом Монтихо, так как скоропостижно скончался в марте 1839 года.
Дон Сиприано и Мария Мануэла хотели дать детям хорошее образование и не жалели для этого сил и средств. Мария Мануэла с дочерьми много путешествовала. Мария и Евгения учились в элитном парижском пансионе в Сакре-Кер и в английском колледже в Бристоле. Учителями девочек были Проспер Мериме и Анри Бейль (Стендаль)[1121]. Более того, Мериме был очень дружен с четой де Монтихо.
Евгения де Монтихо увлекалась верховой ездой и физическими занятиями. Любила охоту и корриду. Отличалась твердостью характера и здравомыслием. Она не скрывала своих воззрений, тем самым нередко обезоруживая собеседников. Некоторые полагали, что отличительной особенностью Евгении были упрямство и эксцентричность. Другие считали, что у нее доброе сердце и душевный романтизм, который делал ее склонной сочувствовать и переживать людям. Она интересовалась политикой и по убеждениям была бонапартисткой. По общему мнению, Евгения обладала привлекательной внешностью и безупречным вкусом в одежде и манерах.
Как говорилось ранее, Луи Наполеон и Евгения де Монтихо познакомились еще весной 1849 года на одном из балов в Елисейском дворце. Несколько раз они встречались на вечеринках, какие устраивала в своем доме принцесса Матильда. В том же году президент неоднократно приглашал девушку на званые ужины. Однако на этот раз все было гораздо серьезней.
В сентябре 1852 года Мария Мануэла и Евгения появились в Париже и сняли квартиру на Вандомской площади. В октябре они были среди толпы парижан, приветствовавших возвращение Принца-президента из триумфального турне по стране[1122]. В середине ноября 1852 года Евгения и ее мать были в числе приглашенных главой государства на охоту в Фонтенбло[1123]. В охоте приняли участие члены правительства и их супруги, представители дипломатического корпуса. На охоте Евгения выказала большое мастерство верховой езды и умение обращаться с оружием. Это не осталось незамеченным Луи Наполеоном. По возвращении в Париж он в знак признания мастерства Евгении приказал подарить ей лошадь из президентской конюшни.
Мария Мануэла и Евгения получили приглашение принять участие 21 ноября 1852 года (первый день референдума об учреждении империи во Франции) в бале в Сен-Клу. Одним из участников мероприятия был австрийский посол барон Хюбнер. Среди гостей он выделил «молодую и красивую мадемуазель де Монтихо, которой особо благоволил президент»[1124].
Когда Наполеон III пригласил в Компьень на Рождество более сотни гостей, в том числе Марию Мануэлу и Евгению, то практически уже все были осведомлены, что император проявляет особый интерес к испанской красавице. Страстное увлечение Наполеона III уже невозможно было скрыть, оно вызвало бурную реакцию родственников и ближайшего окружения императора. Многие просто негодовали. Другие, не менее сильные фигуры, активно поддержали Луи Наполеона в его отношениях с Евгенией.
Бóльшая часть во главе с принцем Наполеоном Жозефом («Плон-Плон»), принцессой Матильдой и министром Персиньи открыто воспротивилась кандидатуре Евгении Монтихо на роль возможной супруги главы государства. Они утверждали, что она и ее мать — ловкие интриганки, которые всегда преследовали исключительно материальные выгоды, а в данном случае добиваются положения в обществе и императорского титула.
Наполеон Жозеф утверждал, что у Евгении плохая репутация в Испании и она по своим взглядам не может находиться рядом с императором. Правда, некоторые поговаривали, что Плон-Плон печется не о благе Наполеона III и Франции, а о возможном императорском троне для себя, который он получил бы в случае отсутствия детей у главы государства.
Принцесса Матильда жалела, что приглашала на вечеринки в свой дом Евгению и Марию Мануэлу. Она говорила, что «с мадемуазель де Монтихо спят, но на ней не женятся»[1125]. «Мы создали империю не для того, чтобы император женился на цветочнице»[1126], — вторил Матильде Персиньи.
Противоположный лагерь возглавили Морни, Валевский и Друэн де Люис. Морни, как только узнал о намерениях императора жениться на Евгении, заявил, что это было бы хорошо для Франции. По его мнению, лучше жениться на хорошей девушке по любви, чем сочетаться браком с представителями династий, которые воевали против Наполеона I. Посол в Лондоне Валевский, кто вел переговоры о браке между Наполеоном III и Адельгейдой Гогенлоэ-Лангенбургской, по прибытии в конце декабря 1852 года в Париж поддержал императора в его желании жениться на Евгении де Монтихо.
Министр иностранных дел Друэн де Люис вначале был против возможного брака Наполеона III с испанкой. Он даже пригрозил отставкой, но вскоре переменил свое мнение и решительно выступил на стороне императора.
12 января 1853 года во дворце Тюильри проводился большой бал, куда были приглашены высшие сановники государства, политики, крупнейшие бизнесмены, представители дипломатического корпуса. В числе участников мероприятия значились Евгения и ее мать.
В начале бала они в поисках места присели за одним из столиков, но супруга министра иностранных дел указала им, что этот стол зарезервирован для жен членов правительства. Мария Мануэла и Евгения отправились в поисках другого места. Невольным свидетелем этого разговора стал Наполеон III. Он подошел к ним и повел к столу, предназначенному для членов императорской семьи, где и сам присел рядом с Евгенией. Австрийский посол Хюбнер был так восхищен сценой смятения, которое поразило мадам де Люис и других жен министров, что с удовлетворением записал в своем дневнике: «Можно сказать, что брак был объявлен на этом балу»[1127].
15 января 1853 года Наполеон III написал официальное письмо Марии Мануэле, которое на Вандомскую площадь доставил министр императорского двора Фульд. В нем говорилось следующее[1128]:
Госпожа Графиня, я давно люблю Вашу дочь и желаю, чтобы она стала моей женой. Поэтому сегодня я хочу попросить у Вас ее руки, поскольку никто, кроме нее, не способен сделать меня более счастливым и достойным носить корону. При этом я прошу, если Вы дадите свое согласие, чтобы наш план не стал широко известен, прежде чем мы завершим все приготовления.
В тот же день Евгения написала сестре: «Моя дорогая и добрая сестра, я хочу первой рассказать тебе о моем браке с императором. Он был так благороден, так щедр ко мне»[1129].
Наполеон III решил официально объявить о своем браке 22 января 1853 года в Тюильри, куда были приглашены члены правительства и Государственного совета, сенаторы, депутаты Законодательного корпуса, иностранные послы. На встрече с собравшимися император заявил, что решил связать себя узами брака с Евгенией де Монтихо. По словам Наполеона III, это решение не означало, что Франция не хочет связывать себя родственными отношениями со старыми монархиями, но история последних семидесяти лет показала, что иностранным принцессам, вступавшим на французский трон, не везло. С другой стороны, Жозефина Богарне, которая не происходила из королевского рода, была любима и почитаема французами[1130].
Император опроверг общепринятую мысль, что браки между королевскими семьями способствовали сближению монархий. На самом деле, сказал он, они «углубляют ложное чувство безопасности и заменяют семейными интересами интересы общественные. Не надо старить свой герб и стремиться любой ценой сойтись с семьями королей, а надо всегда помнить о своем происхождении, не изменять себе и чистосердечно принять перед всей Европой положение parvenu, поскольку ты parvenu благодаря свободному голосованию великого народа»[1131].
Далее Наполеон III сказал, что у Евгении высокое происхождение. Она француженка по сердцу и по образованию, а ее отец пролил свою кровь за Французскую империю. «У нее, как у испанки, — по словам императора, — есть преимущество не иметь во Франции семьи, которой, возможно, придется отдавать почести и достоинства». Она станет «украшением трона» и поддержит его в час опасности, будет набожной католичкой и сумеет возродить добродетели императрицы Жозефины[1132]. «Я предпочел женщину, которую люблю и уважаю, женщине незнакомой, союз с ней давал бы некие преимущества, смешанные с жертвами. Вскоре, когда я поеду в Нотр-Дам, я представлю императрицу народу и армии. Уверенность, какую они получили от меня, убеждает в том, что они будут поддерживать ту, кого я выбрал. А вы, господа, узнав ее, согласитесь, что я снова был вдохновлен Провидением»[1133], — завершил свою речь Наполеон III.
Сообщение о браке императора с Евгенией всколыхнуло французское общество. В газетах печатались материалы о будущей императрице и ее происхождении. Вскоре Евгения переехала в Елисейский дворец. Любой ее выход в город сопровождался эскортом многочисленной толпы. Министр внутренних дел Персиньи отдал приказ привлекать к ответственности любого, кто будет публично плохо отзываться или распространять скандальные истории о Евгении[1134]. На это оппозиция заявила, что в стране раскручен очередной виток репрессий, связанных теперь уже с именем императрицы.