В третью неделю ноября Чичагов начал энергичное наступление на запад, и поначалу у него все складывалось превосходно. Домбровский, лицом к лицу столкнувшийся с превосходящими силами противника у Борисова, оставил город и спешно отошел назад к Орше в надежде присоединиться к авангарду Великой армии. Если бы он подождал еще один день, на помощь ему пришел бы Удино, но, когда Домбровский встретил того, шедшего ему навстречу, маршал пришел в ярость, узнав, что Борисов был теперь в руках русских.
Понимая, что город и мост были жизненно важными для французов, он немедленно отрядил полк кирасиров, чтобы они поскакали вперед на разведку, затем он ускорил свое продвижение, намереваясь отбросить Чичагова назад на западный берег реки. К своему удивлению, кирасиры обрушились прямо на русский авангард, которым командовал генерал Ламбер. Сражение за переправу началось.
Вскоре стало ясно, что произошло. Чичагов, охваченный страстным желанием вписать свое имя в русскую историю, атаковал за Борисовом, решив бросить вызов Великой армии, не дождавшись подкрепления с севера и востока. В своем рвении выполнить задуманное он допустил наихудшую ошибку из тех, которые может сделать командир. Он не только позволил своему авангарду отойти далеко от города, отчего река, через которую был перекинут единственный мост, оказалась между ним и пехотой, призванной поддержать авангард, — он пошел еще дальше, позволив вещевому обозу отрезать авангард от главных сил.
Русский генерал заплатил большую цену за свою глупость. Кирасиры Удино обрушились на авангард и за пять минут разбили его наголову. Уцелевшие развернулись и галопом помчались к крепости в поисках укрытия, но во время бегства натолкнулись на вещевой обоз, в результате чего в начавшейся схватке вся колонна оказалась брошенной на милость французов. Тяжелая кавалерия Удино, верхом на больших лошадях, несшихся в атаку, замедлила свое движение, чтобы пропустить 23-й и 24-й полки егерей. Вскоре наступавшие части армии Чичагова были повергнуты в бегство и в страшном беспорядке бежали по мосту, гонимые полковниками Марбо и Кастексом, под командованием которых находилась самая экипированная и наиболее дисциплинированная легкая конница, существовавшая в то время в Великой армии.
Егери не остановились, чтобы поживиться содержимым вещевого обоза, а продолжали скакать прямо по мосту, озабоченные больше всего тем, чтобы удержать его и обеспечить безопасность армии. Чичагов, более не способный держать переправу под контролем и оказавшийся вне досягаемости от необычайно агрессивной толпы беглецов, отдал приказ поджечь мост.
Русским пехотинцам посчастливилось поджечь его, несмотря на то что французские егери, проведя атаку, спешились и обдали их огнем из карабинов.
Если бы французским пехотинцам дали время, чтобы прийти на подкрепление егерям, мост остался бы невредимым и в руках Удино. Тогда пальма первенства в истории кампании оказалась бы на стороне Наполеона, но наступление конницы было таким стремительным, что ближайшие к ним гренадеры все еще находились на расстоянии нескольких лиг назад по дороге. Солдаты Марбо сделали все возможное, и им даже удалось погасить огонь, пока пламя не разгорелось, но русская пехота контратаковала и отбросила их назад на западный берег, где они, не имея штыков, не могли продвинуться вперед, пока не подошло подкрепление. Десять минут спустя мост был объят пламенем, и отход Великой армии оказался заблокированным. Удино удерживал город, но теперь армия Чичагова сосредоточилась непосредственно на другой стороне реки. О переправе не могло быть и речи, бой закончился. С отчаянием в душе Удино послал гонца в Оршу, чтобы сообщить Наполеону последние новости.
Ни маршал, ни бывшие в его подчинении командиры не питали никаких иллюзий по поводу того, что означала для французов потеря моста, но кавалеристы, принимавшие участие в бою, нашли некоторое утешение в огромном вещевом обозе, брошенном русскими во время боя. Марбо оценил количество телег в обозе в полторы тысячи, хотя, возможно, это и преувеличение. Тем не менее вещевой обоз оказался очень удачным трофеем, поскольку обнаружилось, что в нем находится несметное количество запасов. Там были мех, обувь, окорока, пироги, мясо, сыр, вина, сухари, рис и множество другой провизии. В дополнение к этому там были лошади, впряженные в обоз. Большинство из них в прекрасном состоянии могли быть использованы в качестве замены измученным лошадям кавалеристов.
Удино, сам будучи гренадером, знал, какой беспорядок начнется в войсках его корпуса, если позволить им самостоятельно позаботиться о себе. В течение нескольких минут дисциплина пропадет и начнется свалка. Поэтому он отделил вещевой обоз и поставил вокруг него охрану, дав ей инструкции ни при каких обстоятельствах, что бы ни находилось в обозе, не выдавать и не распределять между солдатами ничего, кроме одежды и еды. Затем, зная, что Виктор охраняет фланг от нападений Витгенштейна, он остался в Борисове ждать прибытия беглецов из Москвы.
2
18 ноября, из деревни Дубровна, Наполеон писал письмо Маре, своему министру иностранных дел. Его письмо содержало необычайно откровенную оценку положения главных сил армии и их перспектив.
Комментируя потерю Минска, случившуюся за два дня до этого, и интересуясь (насколько он мог) местонахождением Шварценберга, далее он сообщал, что армия находится в очень жалком состоянии после своего длительного, с постоянными боями, отступления из Москвы. 16 градусов мороза, писал Наполеон, уничтожили 30 тысяч человек и 300 орудий вместе с зарядными ящиками, которые пришлось сжечь. «В результате холода число людей, которых пришлось оставить, значительно возросло. Казаки извлекли пользу из абсолютной нехватки нашей кавалерии и артиллерии, изводя нас и нарушая наши коммуникации, поэтому я несколько беспокоюсь о маршале Нее… не говоря уже о том, что несколько дней отдыха и хорошая пища поставят нас на ноги… мы не можем вытащить повозку со снарядами или орудие даже из маленького оврага, не потеряв при этом от 12 до 15 лошадей или от 12 до 15 часов, в то время как они (враг) при помощи своих саней и особенно сделанных приспособлений делают это быстрее, чем если бы не было никакого льда». Далее он отдал распоряжение Маре прислать новости из Парижа и выяснить, сколько артиллерии можно собрать у Ковно и Вильно.
Через два дня после написания этого письма Наполеон избавился от своей главной тревоги, возможной потери Нея, так что на следующий день, 21 ноября, он оставил Оршу и прямиком направился в Борисов, ничего не зная о том, что произошло здесь после наступления Чичагова.
В это время он ничего не знал и о местонахождении Девятого корпуса Виктора, но предполагал, что он выполняет его последние приказы, заключавшиеся в том, чтобы держать северный фланг открытым и дать Наполеону возможность переправиться через Березину и идти на Вильно.
Для оставшихся в живых после боев у Красного марш на Березину через Оршу стал еще одним кошмарным испытанием. У большинства из них дорога отняла ровно неделю, но, несмотря на тот факт, что Орша находится на расстоянии трехдневного перехода от Красного и четырехдневного перехода от Березины, а также на то, что отступавшие имели возможность пополнить свои запасы определенным количеством еды, положение солдат было намного хуже, чем во время ужасной погоды, предшествовавшей их прибытию в Смоленск. Погода была относительно мягкой, по крайней мере во время первой стадии марша, но частичная оттепель превратила дороги в жидкое месиво, и капитан Ройдир, все еще маршировавший с арьергардом, жаловался на то, что глубокая снеговая каша препятствовала каждому шагу во время их продвижения.
Климат и чудовищные трудности, которые он испытывал с момента соединения с главными силами, начали сказываться на Ройдире. Он страдал тяжелым кашлем и приступами дизентерии. Отсутствовала какая бы то ни была еда. Несмотря на то что снег перестал падать, а днем стояла относительно умеренная температура, ночи были отчаянно холодными.
И даже так ему повезло больше, чем многим другим. За три франка он сумел купить у одного кавалериста три полные тарелки крупы. В дополнение к этому, кроме кофе, который он взял у умершего повара, он нашел немного сахара в карманах умершего французского офицера, лежавшего на обочине дороги. Ничто не показывает лучше бедственное положение, в которое попали эти люди, чем невольное выворачивание карманов мундира мертвеца. В более удовлетворительных условиях Ройдир был исполнен собственного достоинства, даже педантичен, но марш в таких условиях уравнял его с остальными. Всю дорогу из Смоленска в Вильно он заботился только о себе и был изворотлив, как новобранец.
Он готовил суп и пил кофе везде, где только мог, а во время марша по снежному месиву сосал куски сахара, лишь изредка делясь ими с менее удачливыми товарищами. И после этого он раскаивался в своем великодушии. «Я был более щедр, чем мне следовало быть», — мрачно прокомментировал он свое великодушие.
При переправе через Днепр отступавшие не встретили никаких препятствий (многие французы продолжали называть реку ее старым именем — Борисфен). Мост здесь был нетронут, хотя и покрыт снегом. Лошадь Ройдира поскользнулась и упала, и будь она более глупым животным, то угодила бы под колеса проезжавших обозов. Ройдир добрался до города в плачевном состоянии, которое улучшилось после того, как он обнаружил, что со складов, бывших здесь ранее, выдали некоторое количество муки и водки. Но вконец оголодавшим людям алкоголь не принес ничего хорошего. Многие из них, начав пить на голодный желудок, опьянели настолько, что были не в состоянии унести с собой муку.
После чудесного прибытия Нея 20 ноября на следующий день, 21 ноября, армия двинулась в сторону Березины. Следующие четыре дня марша были сущим адом для офицеров и солдат, потому что погода ухудшилась, начался северный ветер, который обрушил на бредущую колонну дождь со снегом. Иногда порывы бури становились такими свирепыми, что люди не видели, куда идти,