1
К пяти часам дня солнце начало клониться к горизонту, и казалось, что оно вот-вот окажется за неровными вершинами западных холмов.
Воздух стал прохладным. Восточный пассат шевелил листву деревьев, и ветви перекручивались, наполняя воздух шорохом, несколько похожим на песни, которые иногда пели местные. Госпожа Бэлкум осталась сидеть у стола, за которым они пили чай. Кашемировая шаль грела ее. Шаль была яркой и очень красивой. Муж сказал, что она досталась ему случайно. Наверное, даже первая жена Наполеона, удивительная и трагичная Жозефина [11], или его вторая жена, дочь знаменитого дома Габсбургов [12], не обладали подобной шалью.
Госпожа Бэлкум сидела рядом с мужем и Преподобным Годфруа Юстасом Стоджкином, который приехал к ним на чай и развлекал их беседой. Вильям Бэлкум застонал, когда возвратился из города и обнаружил, что за круглым столом в тени деревьев восседает надоедливый гость. Он терпеть не мог нового викария.
Посетитель был высоким и костлявым человеком, с выдающимся адамовым яблоком и настолько близорукий, что стекла его очков были толщиной с небольшие камешки, которые мальчишки бросают по поверхности воды, чтобы они подпрыгивали несколько раз. Он оставался холостяком и как-то заметил, что ждет, когда подрастут сестры Бэлкум, и тогда он решит на ком жениться.
Когда об этом услышала Бетси, она подумала: «Не знаю, как Джейн, но это точно буду не я!»
Как всегда, больше всех болтал гость, о чем бы он ни говорил, всегда начиналось со слов: «Я против этого», «Я не могу согласиться с подобными доводами», «Не могу этому поверить!», или же «Никогда, никогда!»
Миссис Бэлкум не слушала его разглагольствования и первая обратила внимание на группу конников, которая остановилась на дороге, ведущей к дому.
— Они поворачивают к нам, — взволнованно заметила хозяйка дома. — Извините, господин Стоджкин, я должна отлучиться.
Она поднялась с кресла, уронив на пол клубок шерсти.
— Кто поворачивает? — поинтересовался близорукий священник.
— Мне кажется, что это — Наполеон Бонапарт со свитой, — ответил господин Бэлкум.
Он принял ванну после возвращения из города, и кюре пришлось его подождать. Сейчас на нем были надеты свежая одежда и галстук. Он себя чувствовал готовым к любым неожиданностям.
Челюсть священника «отвисла».
— Я не переношу войну, — заявил он. — Презираю военных лидеров и не желаю заводить знакомство с генералом Бонапартом. Если вы не против, господин Бэлкум, я покину дом по другой дороге и навещу одну женщину. Я не могу проявить вежливость и назвать ее по имени, потому что оно мне неизвестно. Я могу называть ее так, как остальные — Леди в Вуали. — Он помолчал, а потом добавил: — Мне придется проявить твердость в отношении ее!
Госпожа Бэлкум громко вздохнула. Так всегда трудно быть вежливой с человеком, страдающим от предрассудков.
Господин Бэлкум быстро взглянул на юг, где высились скалы и посреди деревьев можно было разглядеть окно. Он довольно часто смотрел в том направлении, потому что разделял интерес жителей острова, обращенный к загадочной леди, которая там жила и которая никогда не выглядывала из окна.
— Вы заявили, что собираетесь быть с ней тверды? А что сделала эта бедная женщина?
Священник поднялся с места.
— Господин Бэлкум, — сказал он, шмыгнув носом, так как постоянно страдал от простуды. — Я не могу примириться с тем, что на остров неожиданно прибывает женщина в вуали, нанимает с помощью адвоката дом, ее никто не может увидеть без вуали, и она не желает, чтобы кто-либо узнал ее имя. И это все происходит на нашем острове!
— Но у адвоката не возникло никаких вопросов в отношении этой леди. Он сказал, что у нее гладкая речь и приятный голос. Ему известно ее имя, но он не собирается его открывать кому бы то ни было. У банка также не возникло никаких сомнений, когда она там побывала. Из Англии к ним прибыли сообщения, которые сняли все их вопросы, чтобы выдавать ей деньги. Я имею в виду, что в сфере финансов к ней нет никаких претензий. Не секрет, что каждый квартал на ее имя переводится определенная сумма.
— Меня это абсолютно не волнует, — продолжал упорствовать священник. — Она не желает меня видеть…
— Господин Стоджкин, она вообще никого не принимает.
— Но я представляю церковь, — настаивал священник. — Она должна меня принять! Вам известно, что она никогда не появляется в церкви? Почему? Так… не должно быть. Возможно, мы сможем чем-либо помочь ей, дать ей утешение, если она в нем нуждается. Господин Бэлкум, это наша обязанность.
— Она никого не принимает, и сама никуда не выходит. Значит, у нее имеются веские причины, чтобы ни с кем не общаться.
— Я к ней заезжал три раза, и каждый раз ее служанка, которая не говорит по-английски и вообще, по моему, ничего не соображает, объясняла мне, что меня не могут принять. Поэтому я считаю, что пришла пора проявить твердость.
— Не будьте с ней чересчур строги, — продолжал его уговаривать господин Бэлкум. — Мне кажется, она — несчастная женщина и в ее жизни произошла трагедия.
— Я не позволю, — снова начал викарий, но не успев договорить до конца, передумал. В этот момент он увидел, что приближающаяся кавалькада находится на полпути к дому и впереди скачет человек в треуголке. Викарий поспешил скрыться из вида.
В это же мгновение фигурка в коричневом с желтым платье пробежала мимо деревьев и, задыхаясь, оказалась возле стола.
— Видите, папа, я была права! — сказала Бетси. — Я знала, что на обратном пути он обязательно заедет к нам. Папа, я действительно видела преподобного Стоджкина, который поспешил скрыться за домом? Как он вам, верно, надоел!
— Должен признаться, Бетси, что он мне страшно действует на нервы.
Девушка склонилась и подняла клубок шерсти.
— Маме не стоит так разбрасываться нитками. Придется пройти по дому, чтобы найти конец этого клубка, а я так тороплюсь…
— Дорогая, куда ты торопишься? Тебе вовсе не обязательно находиться тут.
Бетси спокойно улыбнулась.
— Вы так считаете, папа? Разве вы забыли, что у меня несколько лет была француженка-нянюшка и я могу вполне прилично объясняться на французском? По-моему, в этом доме никто больше, кроме меня, не говорит по-французски. Мне придется выступить в роли переводчицы, и мне следует хорошо выглядеть.
Спальня сестер была общая. Она располагалась в углу дома, и там было два окна, выходившие на юго-восток. Бетси влетела в комнату, чтобы побыстрее переодеться. Джейн в это время стояла у большого зеркала, висевшего на стене. Оно было не из дорогих. Дорогое красивое зеркало тоже разбилось вдребезги во время путешествия по морю. Джейн осталась довольной поездкой в город и сейчас, накинув на плечи вожделенный муслин, всматривалась в собственное отражение.
— Джейн, у нас будут гости! Весьма важные гости! — заявила Бетси, выскальзывая из платья и швыряя его на пол.
— Да, я тебя слушаю, — спокойно ответила сестра, продолжая любоваться отражением в зеркале.
Бетси подбежала к высокому комоду, которому тоже здорово досталось во время переезда, и начала быстро что-то искать. Она сбросила панталоны и начала искать другие. Говорить о фигуре четырнадцатилетней девочки еще было рано — она еще не сформировалась. Но у Бетси Бэлкум вырисовывалась складненькая фигурка. У нее были стройные и очень красивой формы ножки и, конечно, они были пухлыми, как это часто бывает в таком возрасте.
Она торопливо набросила на себя что-то, подошла к окну и выглянула вниз.
— Джейн! — негромко позвала она сестру. — Подойди сюда! Вот он рядом с нашим домом. Наполеон Бонапарт! У него красивая вороная лошадь, и как он чудесно выглядит! Адмирал Кокберн стоит рядом с ним, поодаль — герцоги, принцы и генералы. Я так думаю, Джейн, ты помнишь, как нам в школе рассказывали об историческом моменте?!
Джейн тоже выглянула в окно и очень растерялась.
— О, боже! — шепнула она. — Неужели нам придется спуститься вниз? Бетси, мне страшно! А тебе?
— Нет, а чего нам бояться?
— Но нам придется делать перед ним реверанс? А, может, нужно встать на одно колено?
Казалось, эти соображения совершенно не волнуют Бетси.
— Не знаю.
В комнату ворвалась Сара Тиммс.
— Девочки, вас требуют вниз! Мисс Джейн, я вижу, вы готовы. Мисс Бетси, я должна сама проверить, как вы оделись.
Она пригладила и отряхнула платье Бетси. Потом взяла расческу и начала приглаживать ее роскошные светлые кудри.
— Ну вот! — наконец выдохнула Сара. — Я довольна. Мисс Бетси, вам не следует слишком много болтать.
— Сара, тебе известно, кто такой переводчик? — поинтересовалась Бетси.
— Нет, мне ничего не известно о переводчиках. Бетси захохотала.
— Сара, именно им мне предстоит быть внизу и это значит, что мне придется говорить, не переставая.
2
Адмирал Кокберн смог кое-как представить присутствующих на дурном французском языке. Все столпились вокруг Наполеона, стоявшего в центре. Он спешился и несколько утратил свое надменное достоинство. В седле он выглядел просто великолепно… Бароны, графы и военные чины, составлявшие его свиту, холодно разглядывали госпожу и господина Бэлкум.
— Генерал Бонапарт, это — дочери хозяина дома, — сказал адмирал, когда девушки появились в дверях, — мисс Джейн Бэлкум и мисс Элизабет Бэлкум.
Обе девушки неуверенно сделали реверанс. Граф Бертран, стоявший справа от Бонапарта, шепнул ему на ухо:
— Сир, младшая девушка говорит по-французски. Старшая… о, сир, не правда ли, она прелестна?
Наполеон оглядел Джейн, а потом перевел взгляд на Бетси. Он даже немного наклонился вперед и не сводил с нее взгляда. Потом император шепнул на ухо Бертрану.
— Ma foi [v], маршал, — сказал он, — неужели вы слепы? Старшая очень хорошенькая. Тут вы правы, но посмотрите более внимательно на малышку.
— Мисс Элизабет Бэлкум, — сказал адмирал, — будет выступать в качестве переводчика. Мисс Бетси, можете начинать.
Бетси вполне уверенно спустилась вниз по лестнице, сейчас она испугалась, и у нее алым цветом вспыхнули щеки.
— Милорд, я попытаюсь сделать все возможное, но мой французский не очень хорош. Извините.
Наполеон понял, что сказала девушка, и улыбнулся ей.
— Мадемуазель Бетси, судить об этом позвольте мне. Вы меня не боитесь?
— Нет, Ваше Высочество.
— Где вы научились говорить по-французски?
— У меня была нянюшка-француженка, когда я была маленькой девочкой, я с ней говорила только по-французски, и так продолжалось несколько лет.
— Я уверен, что вам будет приятно узнать получше наш прекрасный язык.
Бетси немного пришла в себя и попыталась дать ему честный ответ.
— Мне нравилось говорить на французском со своей нянюшкой, Ваше Высочество. Но потом в школе…
— Вам нравился французский, когда вы учились в школе?
— У нас были хорошие учителя французского, Ваше Высочество.
Строгое лицо императора не изменилось, он даже нахмурился, а потом начал хохотать.
— Дитя мое, вы очень смелая девочка и говорите то, что думаете. Это очень хорошо, и мне нравится ваш характер. Мадемуазель, я так вел себя всю жизнь. Нам следует заключить сделку — мы всегда будем говорить друг другу то, что думаем. Это станет нашим соглашением, чем-то вроде игры. А сейчас, скажите своим родителям о моей просьбе. Чтобы отремонтировать и привести в порядок это ужасное место — Лонгвуд, на это понадобится много времени. Пройдет наверное, несколько недель… или даже месяцев, — он нетерпеливо пожал плечами. — Что мне делать? Я не смогу больше ночевать в этой кошмарной гостинице.
Адмирал Кокберн с трудом следовал за течением разговора.
— Мне очень жаль, генерал Бонапарт, что вам там было неудобно и очень жарко.
— Это еще не все. А еда! Ma foi! Я просто не могу поверить, что английские повара могут готовить такую отвратительную пищу! — Он обратился к Бетси: — Мадемуазель, я хочу обратиться к вашим родителям. Не позволят ли они мне остаться здесь до тех пор, пока… это отвратительно место на холме будет готово, чтобы там можно было жить. Меня вполне бы устроил летний домик, который находится неподалеку от главного дома. Он выглядит таким приветливым и прохладным.
Бетси передала содержание беседы родителям, и они быстро и негромко переговорили между собой. Затем господин Бэлкум наклонил голову.
— Передай генералу Бонапарту, что мы с радостью уступим ему наш павильон. Он может там жить, сколько захочет.
Лицо Наполеона осветилось улыбкой, когда девушка перевела ему ответ родителей. Он несколько раз кивнул головой.
— Господин и мадам весьма добры. Передайте им, ma petite [vi], что я им очень благодарен. И еще скажите, что я постараюсь доставлять как можно меньше хлопот. Мои слуги станут за мной ухаживать и, конечно, готовить мне еду.
— Когда Его Высочество намерен переехать? — спросила госпожа Бэлкум.
Бетси перевела ему вопрос, и Бонапарт энергично воскликнул:
— Сейчас! Как можно быстрее! На холме ужасные комнаты и такая удушающая жара! Я надеюсь больше никогда там не появляться!
Бетси снова переговорила с родителями, а потом сказала Наполеону:
— Папа сказал, что вы можете считать дом своим. Они просят вас оказать им честь отобедать сегодня с нами.
— Я буду счастлив! — заверил Бэлкумов император. — Как мне отплатить за подобную доброту?
— Ваше Высочество, это будет семейная трапеза и мы с моей сестрой к вам присоединимся. Наших братьев не будет, потому что они сейчас обедают.
— Мадемуазель, сколько у вас братьев?
— Двое. Одному — восемь лет, а второму — четыре года.
— Четыре! — Наполеон неожиданно стал грустным. — Он такого же возраста, как и мой сын, король Рима. Мне будет очень приятно взглянуть на вашего младшего брата.
Император о чем-то задумался, а потом пожал плечами и обратился к Бертрану:
— Сразу же позаботьтесь обо всем и пусть сюда, как можно скорее, перевезут мою походную койку. Если наша милейшая переводчица проводит нас к павильону, мы решим, какие вещи нам потребуются.
Бетси проводила их по саду к холму, где стоял павильон. Наполеон остановился в тени арки, обвитой виноградом, за которой начинался густой сад.
— Как здесь тихо и спокойно, — вздохнул Наполеон. — И очень прохладно. У вас все время дует легкий ветерок?
— Всегда, Ваше Высочество. Пассаты постоянно проходят над нашими землями. Но зимой нам бы хотелось, чтобы они прекратились, потому что становится холодно и зябко. А они дуют постоянно не переставая.
— Мне стоит воздеть руки к небесам, подобно Иисусу, и приказать, чтобы ветры перестали дуть [13].
На лице Наполеона появилась улыбка. Казалось, он сам почти верит собственным словам. Потом он перевел взгляд на водопад на заднем плане.
— Как поразительно! Неужели вода никогда не достигает земли?
— Видимо так, Ваше Высочество. Мы очень гордимся водопадом. Мой папа говорит, что таких водопадов нет больше нигде. Даже в Карлтон-Хаус.
Наполеон склонился к девушке и слегка ущипнул ее за ушко.
— Как мне повезло, ma petite, что у вас была французская нянюшка!
В саду стояли кресла, Наполеон уселся в одно из них и жестом показал Бетси, чтобы она тоже села.
— Вы свободны, — сказал он Бертрану. — А теперь, мадемуазель, мы с вами побеседуем.
— Ваше Высочество, я могу задать вам вопрос?
— Конечно.
— Как мне вас называть? Нам сказали, что следует говорить генерал Бонапарт, но… мне кажется неправильным.
Бывший император развернулся на кресле и внимательно посмотрел на девушку. Кресло было очень легким и начало подозрительно скрипеть.
— Ma petite, почему ты считаешь это неправильным?
— Вы были императором, и к вам должны обращаться именно так. Я не смогу к вам обращаться по-другому. Иначе я буду чувствовать, что обидела вас.
— И вы не хотите меня обижать?
— Конечно нет, Ваше Высочество!
Наполеон любил говорить, что страсть никогда не захлестывала его. Но в данном случае все было совсем не так. Обычно кожа лица у него была белой и прохладной, но тут вдруг покраснела: злая алая краска залила белый мрамор лба.
Он поднялся на ноги и начал расхаживать взад и вперед. Обычно, когда он задумывался, то сцеплял руки за спиной. В этот раз он не стал так делать, а размахивал руками в такт шагам. Было ясно, что император сильно взволнован.
«Нет никакого генерала Бонапарта, — думал Наполеон. — Он перестал существовать, когда я покинул Египет. Его место занял Первый Консул, а затем — Император. Если бы он существовал сегодня, то это были бы тень или дух, отправившийся по горячим дорогам к пирамидам. Или он плыл на том судне, которое привезло меня во Францию. Генерала Бонапарта вытеснили успехи Первого Консула и слава Императора».
— О, эти англичане! Холодные и жадные счетоводы, банкиры и строители кораблей! Они всегда могут изобрести, как посильнее меня оскорбить! Они говорят, что никогда не признавали меня в качестве Императора и для них я навсегда останусь генералом Бонапартом. Они желают навеки сохранить картину тощего, умиравшего с голода молодого офицера, появившегося из революционной стихии. Я должен дать твердое обещание — никогда не признавать это имя. Если ко мне станут подобным образом обращаться, я не буду отзываться. Если на это имя доставят письма или записки, я стану возвращать их, не вскрывая, независимо от адресата, от простых чиновников или от Императора Австрии или английского короля. Мне все равно! Эти письма я не стану никогда вскрывать. Они могут поместить меня под стражу или в одиночку. Генерал Бонапарт перестал существовать!
Он заметил, что Бетси поднялась и в нерешительности стоит рядом с креслом, прижимая шляпку к юбке. Девочка выглядела очень расстроенной.
У Наполеона сразу переменилось настроение.
«Она решила, что сказала что-то, что меня сильно разозлило, — подумал император. — А на самом деле, это дитя имело благородство заявить, что все происходит не так, как следует. У нее хватило мужества сказать мне об этом!»
Он подошел к креслу и с силой хлопнулся в него. Треск дерева стал поистине угрожающим.
— Вы говорите, что не хотите меня обижать?
— Да, Ваше Высочество.
— Мне приятно, что вы так думаете. Обычно ко мне обращаются «сир».
Бетси помолчала и ослепительно улыбнулась.
— Си-ир? — переспросила девушка.
Когда Наполеон кивнул, она опять сделала паузу. Казалось, девушка боялась начать, говорить.
— Но… но… Ваше Высочество, вы уверены, что тут не кроется какая-то ошибка? На английском языке мы по-другому употребляем это слово.
— Неужели? И что это значит?
— У нас это значит — отец жеребенка [vii].
Наполеону не понравились ее объяснения. Он сурово взглянул на девочку, подозревая, что она его разыгрывает. А потом с трудом выдавил из себя улыбку.
— Это моя вина, — сказал он. — Я сам просил, чтобы вы говорили со мной откровенно. Боже, какой у вас ужасный язык! Мне следует обучить вас уважать и любить французскую речь!
— Боюсь, что я провалилась в качестве переводчика, — заявила девушка.
— Нет, нет! Отчего же? У вас все прекрасно получается. Но вам придется привыкнуть к моей грубости и не обижаться на это. Грубость и резкость — необходимые качества правителя. Даже… для бывшего правителя.
Через несколько минут госпожа Бэлкум, стоявшая у двери кухни, жестом позвала мужа.
— Вы только послушайте.
До них доносились звуки голосов из сада, разбитого у домика гостей. Господин Бэлкум некоторое время слушал, а затем покачал головой.
— Генерал беседует с Бетси, но я не могу разобрать слов.
— Естественно. Они болтают уже более получаса. Иногда мне кажется, что они спорят, а потом начинают хохотать.
— Бетси, Бетси! У нас с вами поистине поразительная и странная дочь!
— К нашей младшей дочери можно применить самые необычные эпитеты. Но, моя дорогая, она мне не кажется странной.
3
Граф Бертран уехал в сопровождении свиты императора. Им предстояло побыстрее возвратиться с вещами, чтобы обеспечить императору комфорт в этом довольно простом жилище. Казалось, Наполеона больше волновали эти проблемы.
Он удобно откинулся в кресле и продолжал болтать с Бетси.
— Вам не стоит волноваться, малышка, о том, как следует меня называть. Может, вы меня будете называть «сир», когда рядом не будет тех, кто станет возражать на подобное обращение. В других случаях вам придется обращаться ко мне так, как они приказывают это делать.
— Да, сир.
Разговор переходил с одной темы на другую. Они обсудили московский пожар. Девушка много читала и могла задавать вопросы по существу. Они также говорили о членах семейства Бонапарта и о той роли, которую им пришлось сыграть в судьбе императора. Именно Бетси подняла весьма важную тему, начав рассуждать о том, что ему следовало сделать вместо того, чтобы сдаваться англичанам. Несмотря на то, что его собеседнице было всего четырнадцать лет, Наполеон беседовал с ней весьма подробно и серьезно.
— Я мог продолжать сражаться, но понимал, что французский народ устал от войны, и я сомневался в том, что смогу выиграть в борьбе с союзническими армиями. Должен признаться, что я и сам устал от войны. Я понимал, что придется расстрелять множество французских лидеров, чтобы все было под моим контролем. Удалось бы мне все это сделать? У меня на этот счет огромные сомнения.
Если бы продолжал борьбу, они [viii] пожелали бы пойти на компромисс ради мира, и мне удалось бы снова оказаться на троне, а они, возможно, вернули бы мне сына [14].
Он помолчал, а потом глубоко вздохнул.
— Мне было бы этого достаточно. Я слишком много в своей жизни сражался. Но я также понимал, что обстоятельства складываются не в мою пользу.
Бетси с огромным интересом слушала Наполеона. Люди острова Святой Елены находились слишком далеко от сцены сражений в Европе, и до них доходили весьма краткие и не всегда полностью правдивые сведения. Когда к острову приходило судно, люди спешили получить письма и запоздавшие на месяцы газеты, книги и листовки. Бетси с жадностью пожирала все, что оказывалось в руках Белкумов, и то, что позволяли ей читать родители. Мать обычно читала все сначала сама, а Бетси прекрасно понимала, что госпожа Бэлкум была очень строгим цензором. Но даже при таких обстоятельствах девушка запомнила некоторые имена — Мария Валевская [15], Ла Беллилот [16], Грассини [17], мадемуазель Жорж [18] из театра в Париже. Бетси прекрасно представляла состояние государственных проблем и течение различных кампаний.
— Сир, почему вы не сели на судно, идущее в Америку? — задала Бетси вопрос Наполеону.
— Я совершил в данном случае огромную ошибку, — согласился он. — Там бы я жил чудесно, как сейчас живет мой брат. Постепенно мои сторонники могли бы перебраться через океан, и мы жили бы воспоминаниями. Все напоминало бы Елисейские Поля. Дитя мое, вам понятно, что я хочу сказать?
— Нет, сир.
— Елисейские Поля — это кусок земли на Парнасе, куда переносятся герои после смерти. Живут там вечно, и их все уважают.
Бетси, задумавшись, слегка нахмурилась.
— Как вы считаете, вы могли бы там чем-нибудь заниматься или только сидеть и беседовать? — наконец спросила она.
— Боюсь, что нет. Ты сразу поняла слабость этого варианта, дитя мое. Разве решительный человек ограничится тем, что станет просто сидеть и заниматься рассуждениями? Или воспоминаниями о прошлом? — Он долго молчал. — Я также не уверен, что американцы выказали бы к нам определенную симпатию. Они также являются весьма энергичными людьми. Некоторое время нам выказывались бы симпатии, потом наступил бы период длительного молчания и забвения, а мы… мы просто заржавели бы от простоя… Но я все равно виню себя в том, что сделал неправильный выбор и отдал себя на милость англичанам. У этих эгоистичных и жестоких людей полностью отсутствует понятие милости!
Потом они начали говорить о Бетси. Он не сводил с девочки глаз и внезапно сказал:
— Для англичанки вы слишком хорошенькая. Английские женщины годятся лишь на то, чтобы стать женой лавочника.
Бетси не собиралась сносить подобные оскорбления.
— Нет, нет, сир! — возмутилась она. — Это нечестно! Почти все подружки в моей школе очень хорошенькие, милые и умные девушки!
Наполеон отмел ее заявление презрительным жестом.
— Фу! Мне известны многие английские женщины, они похожи друг на друга. Всегда такие скучные, лица у них подобны пышкам, которые только что вытащили из духовки.
Бетси увидела, что одна завязка ее панталон развязалась, и она нагнулась, чтобы завязать ее. Наполеон с улыбкой наблюдал за нею.
— Мадемуазель Бетси, вы являетесь единственным приятным исключением. Но я должен кое-что заметить. Вам не стоит носить эти ужасные панталоны!
— Я их ненавижу! — воскликнула Бетси, распрямясь. — Но мы должны их носить до пятнадцати лет. Такой глупый фасон!
— Сколько вам еще придется с этим мириться?
— Целый год. Если только я не смогу уговорить маму, чтобы она позволила мне избавиться от них. Боюсь, что у меня ничего не выйдет. Мама твердо следует правилам!
— Французские девушки уже не носят панталон, — заявил Наполеон. — Они вышли из моды вместе с семейством Бурбонов и остальными такими же абсурдными и глупыми вещами.
— Я этого не знала, — казалось, что Бетси была крайне удивлена. — Мне кажется, что со стороны француженок было глупо отказываться от панталон. У них толстые лодыжки и им не стоит их демонстрировать.
— Француженки прекрасны! — нахмурившись, заявил грозный император. — Они очень умные и очаровательные, и у них никак не толстые лодыжки. Девчонка, подобно вам, не смеет их критиковать! Ma foi, скольких француженок вы знали?
— Довольно много, сир.
— И у кого-то из них были толстые лодыжки?
— Да, сир… У всех…
Он оперся руками о колени и пристально уставился на Бетси.
«Какое поразительное создание! — думал император. — Большинство девушек ее возраста говорят „да“ или „нет“ и выглядят испуганными дурочками. А эта девушка мне все честно говорит. Она гораздо честнее, чем любой человек из моей свиты».
Бетси начала волноваться.
— Простите, сир, за мою смелость.
— Я вас в этом не виню. Вы — очень храбрая и умная девочка!
Наполеон начал улыбаться.
— Раз уж мы стали обсуждать эту тему, должен признаться, наверно, вы правы. Многие француженки весьма плотные. Позвольте мне рассказать вам правду о женской красоте. В Англии ее не найти. Нет, нет, никогда! Изредка настоящих красавиц можно найти во Франции или Германии, хотя моя вторая жена была хорошенькой. Нет, за настоящими красавицами необходимо отправляться в Италию. Как же прелестны итальянские женщины! Вернее, пока они очень молоды. Вы знаете, мадемуазель Бетси-и, по рождению я не француз. Народ на Корсике принадлежит к итальянцам. Моя сестра Полина — самая прекрасная женщина во всем мире, и она является идеальным итальянским типом. Она весьма разумна и занимается собственной внешностью, а не лезет в политику.
Он замолчал, а потом начал хохотать.
— Значит, у француженок толстые лодыжки! Вы говорите все, во что верите. У меня было много французских женщин и вынужден с вами согласиться. Мне кажется, что действительно начинает действовать наше с вами соглашение.
4
После обеда мужчины перешли на переднюю веранду, чтобы немного остудиться от дуновения вечернего бриза. На стол поставили портвейн, и адмирал Кокберн с удовольствием присоединился к хозяину и пил крепкое и душистое вино, но Наполеон насмешливо его понюхал и произнес:
— Правда ли, милорд адмирал, что англичане иногда могут выпить пять бутылок вина за обедом?
Адмирал начал осторожно пробираться сквозь дебри трудного французского языка.
— Генерал Бонапарт, существуют люди, которые действительно могут осушить пять бутылок вина, но они являются исключением. Вы должны понять, что я не собираюсь восхищаться ими. Только весьма немногие заслуживают подобного высокого… ну-у-у, рейтинга. Чаще люди могут выпить три бутылки или даже… две. Таких — большинство.
Наполеон поклонился, поднялся и подумал.
— Мне не следовало спешить. Я должен был подождать несколько лет и англичане перестали бы быть для меня угрозой. Они просто спились бы и оказались в могиле.
Он сказал, что хочет прогуляться по саду, прежде чем отправится на покой. На капитана Попплтона, молодого офицера 53-го полка, была возложена обязанность не спускать с Наполеона глаз. Он сразу явился и последовал за императором на почтительном расстоянии.
Миссис Бэлкум не вышла с мужчинами на веранду, и адмирал Кокберн остался с хозяином дома наедине. Он взглянул через стол на широкое цветущее лицо господина Бэлкума.
«Видимо, в том, что о нем рассказывают, есть частицы правды, — решил адмирал. — В очертании челюсти имеется намек на наследственность из Ганновера. Кто из них мог быть его отцом? Неужели старик король Георг?!»
Воцарилась долгая тишина, пока он прикидывал молча «за» или «против». Бэлкум с удовольствием потягивал вино.
Адмирал с трудом возвратился к стоящим перед ним проблемам.
— Господин Бэлкум, я рад, что меня освободили от обязанности обеспечивать нормальные условия жизни императора. Как вам известно, все весьма обстоит сложно.
— Но у него такие приятные манеры, и мне кажется, что с ним несложно ладить, — запротестовал хозяин дома.
— Это все наносное. Он весь кипит от эмоций, но никогда их не проявляет. Можно, сказать, что в нем пропал хороший актер. Во время путешествия я часто видел, что с ним на самом деле творилось. Могу вам сказать лишь одно: он не собирается здесь надолго задерживаться. Он верит, что Франция осознает, как плохо к нему отнеслись, и потребует его возвращения. Он никогда не говорил об этом вслух, но все и так ясно.
— Это беспочвенная надежда, — заявил Бэлкум.
— Вы правы. Европейские власти никогда не позволят ему покинуть этот остров. Французы могут начать требовать его возвращения, но союзники никогда на это не пойдут. Кстати, я не уверен, что Франция вообще что-то станет предпринимать. Французские суда не смогут прорваться сквозь морской кордон, который мы выставили вокруг острова Святой Елены. Этого не получится никогда. Орлу ничего неизвестно, но он останется в клетке на всю оставшуюся жизнь.
— В городе сегодня были разговоры о том, что союзники собираются прислать сюда наблюдателей.
Адмирал утвердительно кивнул головой.
— Россия, Франция и Пруссия. Наблюдатели приедут сюда с семьями и прислугой. Как мы здесь их всех разместим?
— Это действительно может стать проблемой, — согласился с ним Бэлкум. — Милорд, «Плантейшн-Хаус» является единственным местом на острове, где сможет разместиться экс-император.
— Нам было бы легче, если бы правительство позволило его занять императору, а для губернатора выделило бы Лонгвуд.
Адмирал усмехнулся.
— Это предложение последовало в присутствии старины Вилкса, но он сделал вид, что ничего не слышит. Конечно, он вскоре покинет остров. Мне кажется, что когда прибудет новый губернатор, все останется по-прежнему — любой человек желает устроиться поудобнее.
— Вы помните стихи о свином ухе?
— Вы имеете в виду стихи Пиндара [19]? «Милорд, боюсь, что не удастся пошить из свиного уха бархатный кошель». Вы правы, Бэлкум. Логвуд и есть свиное ухо. Даже много денег из казны Англии не смогут превратить этот дом в приличную резиденцию. И конечно, это место не подойдет человеку, кому довелось жить в роскоши Версаля и пользоваться удобствами Мальмезона. Я следил за ним, пока мы ходили по поместью, с его лица не сходило выражение отвращения.
— Сомневаюсь, чтобы вам удалось избавиться от крыс.
— Они разбежались там повсюду, — адмирал покачал головой. — В полу комнаты, которую мы хотим сделать его спальней, находится огромная дыра. Крыса вылезла через эту дыру и уставилась на нас. Она была настолько громадной, что казалось, что она нас совершенно не боится. Наполеон взглянул на крысу и промолвил: «Эта крыса, видимо, является королем крыс. Интересно, у него много подданных?» Наполеон не шутил, его лицо побелело от ярости. Он только хотел показать, что собирается соблюдать достоинство, неважно куда мы собираемся его поместить. Вам известно, сколько он привез с собой народа?
— Довольно много.
— Более сорока человек, и он уже решил назначить их на различные посты. Бертран станет гофмаршалом дворца. Он довольно приятный человек, но старается неукоснительно выполнять все правила этикета и требует, чтобы к нему обращались «господин гофмейстер». Какая чушь! Гофмейстер коровника!
— Мне говорили много приятного о мадам Бертран.
— Почему бы и нет? Вам известно, что в ее жилах течет частица английской крови? Ее отец был Диллон. Потомок того самого Диллона, создавшего отряд Диких Гусей в Париже [20].
— О, да. Там были только молодые ирландцы, не так ли?
— Вы правы. К тому времени в жилах Диллонов оставалось слишком мало англосаксонской крови. Но все равно, мадам Бертран милая леди. Граф де Монтолон станет министром финансов, внутренних и внешних связей и префектом дворца. Вам удалось увидеть его жену? Прелестная Альбина! Она не прочь «гульнуть» на стороне! Говорят, что Наполеон… Ну-у-у, мне не стоит выражать все словами. Потом еще имеется Гурго. Он дисциплинированный офицер и будет заведовать конюшней и каретами. И наконец — маркиз де Ла Касе. Он станет главным секретарем и камердинером императора. Он сильно отличается от остальных и приехал сюда по одной причине — собрать материал о жизни Наполеона. Он собирается получить целое состояние, когда опубликует книгу на всех европейских языках. Ла Касе не был солдатом, и остальные смотрят на него свысока.
Время, когда мужчины могли спокойно посидеть за бокалом вина и порассуждать о ком-либо, было самым приятным моментом жизни на острове. Солнце садилось за далекими скалами, и рассеянный свет навевал сладкую грусть. Мужчины ощущали на лицах легкий ветерок, дувший с моря. Он летел к ним на бесшумных крыльях. Тишину прерывали негромкие крики птиц.
— Бэлкум, вы прожили здесь некоторое время, — промолвил адмирал, поднимая бокал, чтобы полюбоваться красивым красным цветом жидкости. — Говорят, что это — рай на земле. Другие заявляют, что это всего лишь пародия на жизнь. Что является правдой?
— Мне нравится тут жить, — ответил ему торговец, немного подумав. — Моя жена — самая милая женщина на свете, и она никогда ни на что не жалуется, но мне кажется, что у нее иное мнение об этом острове. Она скучает по друзьям, звону колоколов и нежным теплым дождям. Мне здесь нравится почти полное отсутствие перемен. Вы никогда не проснетесь утром и не увидите, что снег нанесло до самых окон. Вы не страдаете от тропической жары. Но я говорю о нашем специальном микроклимате в «Брайарсе». В городе погода совершенно иная, там свои минусы. Вы знаете, милорд, — продолжал Бэлкум. — Случается, вы дико начинаете тосковать по дому. Могу вам рассказать, что сотни раз я сидел на этом самом месте и думал о том, что променял бы вечность этого спокойного существования на один час — вы понимаете, один час! — когда я мог бы побыть в настоящем английском холодном доме и ощущать лондонский промозглый туман, сквозь который невозможно разглядеть калитку дома.
— Конечно, дорогой друг, конечно, конечно, — закивал головой адмирал. — Вы не были бы англичанином, если бы не испытывали подобные чувства. Но он, — он повел плечом в сторону, куда отправился Наполеон. — Он этого не сможет испытывать. Его во Францию влекут только власть и слава. Мне кажется, что в нем абсолютно отсутствуют различные сантименты. Я в этом уверен.
— Я в этом не очень уверен, — провозгласил Бэлкум. — Этот человек прожил удивительно романтичную жизнь.
— Вы говорите о проведенных им кампаниях или о прекрасных дамах, так много значивших в его жизни?
— О том и о другом. Должен вам сказать, сэр, я буду самым счастливым человеком, когда вступлю на палубу моего судна и отправлюсь обратно в Англию, оставив за собой все заботы. С этим поразительным человеком постоянно возникают сложности. Надеюсь, что правительство сообразит послать сюда дипломата, человека, способного ходить по лезвию ножа и умеющего отражать агрессию твердой рукой в бархатной перчатке Талейрана [21]. Но только не огромное количество народа. Нет, нет! Это не поможет. Бэлкум, если правительство сможет привлечь к себе на службу архангела Михаила, и он прилетит с Небес, император начнет ненавидеть его с первого взгляда. Он станет с ним ссориться и выдвигать непомерные требования. Бэлкум, я говорю вам абсолютно точно, а не строю догадки.
5
— Милорд, адмирал! Он исчез, и я не могу его найти!
Взволнованный голос капитана Попплтона зазвенел в ушах двух пожилых джентльменов, которые с таким удовольствием попивали портвейн. Он прибежал из сада, за ним, казалось, летели полы его серого сюртука. Обычно спокойное лицо сейчас было преисполнено отчаяния.
— Что случилось Попплтон? — возмутился адмирал. — Почему у вас такой вид?
— Милорд, этот генерал Бонапарт. Я стоял немного подальше от них и наблюдал, как садилось солнце. Когда я повернулся к нему, он исчез. Милорд, клянусь, его нигде нет. Я побывал уже везде — в саду, в постройках, в парке… И нигде никаких следов!
— Попплтон, какая чушь! Вы что, считаете, что он нырнул в море? Вы думаете, что он отправился вплавь во Францию?
— Сэр, мне кажется, что в данном случае все возможно.
Госпожа Бэлкум, услышав громкий и взволнованный голос офицера, оказалась на веранде и тихо спросила, что стряслось.
— Этот молодой осел уверен, что генерал Бонапарт удрал с острова, — объяснил Кокберн.
— Он прогуливается в верхней части парка, — сказала госпожа Бэлкум, улыбаясь несчастному капитану Попплтону, — могу вас успокоить, капитан, что несколько минут назад я его там видела. В парке есть тропинка. Она ведет к месту, откуда можно полюбоваться морем. Я уверена, что он отправился именно туда!
Трое мужчин подошли к госпоже Бэлкум и стали смотреть на тропинку. Пока они смотрели в том направлении, на подъеме показалась фигурка в треуголке.
— Это — Бонапарт, — заявил адмирал. — Попплтон, вы наконец успокоились? Его кто-то сопровождает, но вы, видимо, будете спокойны только, когда окажетесь с ним рядом?
— Вы правы, милорд.
Госпожа Бэлкум крепко пожала руку мужа и удивленно прошептала ему на ухо:
— С ним наша Бетси. Вильям, вы меня слышите? Это — Бетси, — она секунду помолчала, а потом добавила: — Они шагают вместе… Держась за руки!