На следующее утро после того, как Бетси «фехтовала саблей», она не появилась. Наполеон прислушивался, чтобы не пропустить ее обычные веселые слова: «Это я!» Казалось, что он только и ждет, когда она прервет порядком надоевшую ему диктовку. Наконец он спросил Ла Касе:
— Где мадемуазель Бетси-и?
Маркиз фыркнул.
— Мне неизвестно, сир. Но я рад, что ее тут нет. Утро шло своим чередом, и Наполеон ощущал, что в саду «Брайарс» воцарилась неестественная тишина. Ему было известно, что у Бэлкумов недавно родилось множество щенков, до него постоянно доносился их лай, когда они бежали за Бетси по лужайкам сада. Часто он видел девушку с одним щенком на руках. Видимо, он ей нравился больше всего.
— Как вы его назвали? — как-то раз спросил император девушку.
— Сир, его зовут Снуки [xi].
— Какое странное имя.
— Оно ему подходит. Понимаете, в Лондоне…
— Ужасный город.
— Сир, он прекрасен, ведь вы там никогда не были.
В этот день у Наполеона было паршивое настроение.
— В мире есть прекрасные города — Париж, Рим, Вена, Венеция, Каир, Москва. Они все отличаются друг от друга, и они больше Лондона. Когда в 1808 году я планировал напасть на Англию, я не собирался сохранить Лондон. Если бы по военным причинам было необходимо его разрушить, мы бы его стерли с лица земли. Это ужасное место, там всегда туман и полно дыма.
— Как скажете, сир, — спокойно согласилась с ним Бетси-и. — Теперь, когда вы высказались по поводу города, мне будет позволено отметить, что народ в этом городе живой и остроумный и может придумывать забавные имена. Они называют вашу голову «Снук». Когда у нас появились щенята, и у этого щенка была самая большая голова, я его назвала Снуки.
Наполеон внимательно посмотрел на щенка.
— У него грустный вид, подобно Дон Кихоту.
— А вы будьте с ним снисходительны. Он — всего лишь обычная английская собака.
— Мне он страшно не нравится. Он сильно напоминает одну тварь, которая была у императрицы…
— Эта императрица — Жозефина?
Наполеон кивнул головой.
— Она назвала это шумное создание Фортуна, и я ей как-то сказал, что это назойливое животное ей дороже меня.
В то утро в одиннадцать часов, когда Бетси так и не появилась, один из щенков начал пищать где-то около дома.
— Му-у-ру-у! Му-у-ру-у!
Наполеон решил, что это была та самая тварь.
— Я уверен, что там что-то случилось.
Он поднялся из-за стола и жестом показал Ла Касе, что на время прерывает диктовку. Император направился к главному дому.
Наполеон вскоре убедился, что воет любимец Бетси. Он сидел рядом с окошком, выходящим из подвала, задрав голову к небесам, и не переставая выл.
— Бетси-и! — позвал Наполеон.
Ее лицо показалось из подвального окошка. Девушка попыталась улыбнуться, но не смогла.
— Моя малышка, что вы тут делаете?
Бетси с трудом открыла окошко, и император увидел, что она плакала.
— Сир, меня наказали.
— За что? Что вы совершили такого ужасного?
— Меня наказали за то, что я сделала прошлым днем, — ответила девушка, пытаясь смахнуть с лица слезы. — Кто-то сказал папе, что я пыталась убить вас и барона Гурго вашей собственной саблей. Папа сильно рассердился и не стал меня слушать. Я должна тут находиться весь день.
Лицо Наполеона смягчилось от глубокого сочувствия.
— Бедное дитя! Так нельзя. Это была всего лишь шутка, наверно, виноват больше всех я, — он мрачно кивнул головой. — Я уверен, что к этому приложил свою руку наш милейший маркиз. Вчера вечером я ему подробно рассказал, как вы расправились с нашим хвастунишкой, уверен, что он едва мог дождаться того мига, когда сможет все пересказать вашему отцу. Вам наверно, не очень приятно тут находиться.
— Да, сир. Здесь стоят все наши бочки с вином, и от его запаха меня тошнит.
— Вам даже не дали с собой свечку?
— Нет, сир, — бледное личико девушки совсем сникло. — Тут очень темно, и я боюсь пошевелиться. Мне кажется, что днем тут прячется Старина Хафф, я даже слышала какое-то движение.
Наполеон опустился на колено и попытался заглянуть в темноту подвала.
— Бетси-и, вы мне говорили, что не верите в привидения.
— Правда, сир, я в них не верю, — дрожащим голосом ответила девушка, — но я их все равно боюсь!
— Девочка моя, вы не можете верить в подобную чушь! Но вам нельзя оставаться в таком влажном месте. Вы можете заболеть. Там есть на что сесть?
Она покачала головой.
— Тут где-то есть стул на трех ножках, но я боюсь его поискать.
— Ваш отец отправился в город?
— Я должна оставаться тут до его возвращения, — сказала Бетси.
— Тогда мне придется поговорить с вашей матерью. Мне будет сложно с ней объясняться. Мой английский не стал лучше, но мне придется попытаться. Не бойтесь, пока меня тут не будет, и не двигайтесь с места.
Наполеон вскоре вернулся вместе с Менти, несущим стул. Его поставили у окна, и на него уселся Наполеон.
— У вас все в порядке? Старина Хафф не проделал никаких трюков? — Император засмеялся. — Ваша мать умна и прекрасна, она поняла все, что я ей сказал. Малышка, она считает, что вы все же кое в чем виноваты и вас за это следует наказать. Она также полагает, что ей не следует отменять наказание, наложенное на вас отцом, но вам придется просидеть тут всего один еще час. Малышка моя, нам предстоит провести вместе это время. Я посижу здесь и составлю вам компанию, а Старина Хафф не посмеет вас беспокоить. Я уверен, дух старого учителя не сможет бороться с победителем шестидесяти сражений!
— Нет, конечно, нет! Если вы останетесь здесь, я не буду ничего бояться.
— Чтобы не думать ни о чем дурном, мы должны поболтать. О чем бы вы хотели поговорить?
— Сир, о чем-нибудь очень интересном.
— Согласен. Вам выбирать.
— Расскажите мне о том, как вы встретили свою жену. Сир, вашу первую жену. Императрицу Жозефину. Я так много о ней думала.
— Всем известно, что человек не может совершать великие и необычные вещи, если у него отсутствует ощущение перспективы, — начал повествование Наполеон. — Все люди совершают ошибки, даже самые великие люди. Если человек велик, он может увидеть и понять собственные ошибки. Это походит на то, что человек глядит на себя со стороны и говорит: «Честное слово, это я сделал неправильно, мне необходимо все исправить. Я должен к себе относиться также требовательно, как к другим».
Мне повезло: я — великий человек. Я всегда мог проследить за собой в действии и решить, прав я или нет. Не очень приятное это занятие — самоанализ. Весьма часто вы можете задеть собственную гордость.
Представьте себе, Бетси-и, то время, когда я стал приобретать известность. Некоторым я казался ничем не примечательным человеком. Прежде всего, я не обладаю обликом командира. Я не высок…
— Да, сир, высоким вас не назовешь.
Последовала короткая пауза.
— Если человек невысокого роста и к тому же еще и очень худой, получается совершенно неприглядная картина, — закончил император. — Я был тощим, с черными волосами и смуглой кожей, волосы у меня висели отдельными прядями. Я всегда выглядел голодным. Никто лучше меня, не видел себя в столь неприглядном свете.
Глава восьмая
1
Затем Наполеон рассказал следующую историю.
Великим днем 13 Вандемьера [xii] в судьбе Наполеона Бонапарта произошел поворот. [26] Сильными залпами крупной картечи он рассеял отребья Парижа и освободил Конвент от тирании толпы и его заметил Баррас, ведущая фигура Директории [27].
Это были поразительные дни в Париже. Террор и звуки колес крытых двуколок до сих пор остались в памяти очевидцев. Людей опьянял запах свободы. Подлецы, подобно Баррасу, желающие захватить власть, взяли в свои руки контроль за администрацией. В городе «вершили бал» группа прекрасных и лишенных чувства морали женщин. Наполеону была известна история, в которую верили многие, что три самые прелестные дамы были заключены в одну камеру тюрьмы Кармелиток в последние дни террора, и они едва избегли гильотины. Одна из них была мадам д'Эгуллон, патрицианка, обладавшая холодной красотой. Вторая — Тереза Кабаррус, любовница Тальена. Это она подвигла его сбросить Робеспьера [28] и покончить с террором.
Народ Франции сделал ее героиней и называл Богородицей Термидора. Она была милым прекрасным созданием и абсолютно без всяческого понятия о совести, но в ней отсутствовали также понятия злобы или мелочности. Третья дама была вдовой аристократа с Мартиники виконта де Богарне, погибшего от удара кинжалом. Ее имя было Мари Жозефина Роза Таше де ла Мажери.
Ходили слухи, что самые суровые стражники в Кармелитских застенках заглядывали в скважину двери их камеры и говорили:
— Какая жалость, что эти прелестные головки вскоре скатятся в кровавую корзину.
Молодой корсиканец, которого теперь называли Генерал Вандемьер [29], знал, что в этой истории нет ни грана правды. Все три красавицы сидели в тюрьме Кармелиток, но в разных камерах. Генерал всегда был неравнодушен к женской красоте и понимал, что повышение по службе легче идет при женской помощи. Нет никаких сомнений, что он частенько подумывал о Богородице Термидора и о Прекрасной Креолке, как часто называли вдову Богарне. Он не прочь был жениться бы на одной из них. Но эти прелестные дамы не подозревали о существовании смуглого и пока еще не очень известного корсиканца.
Наполеон встретил Жозефину за столом Барраса. Он отправился к нему, зная, что она была любимицей генерала Гоша [30], но сейчас ей покровительствовал великий человек Директории.
«Баррас прислушивается к этой сумасшедшей кокетке, — говорил он сам себе, чистя потрепанный мундир. — Мне следует постараться и произвести на нее хорошее впечатление».
По пути к рю Бас-Пьер он зашел в военный департамент, чтобы поговорить с военным министром Карно [31]. Служащий заставил его повторить имя, и никто из дежуривших офицеров даже не кивнул ему головой.
«Это не солдаты, а пародия на них, — подумал Наполеон. — Мне не стоит обращать внимания на то, что они не считают меня достойным внимания. Когда-нибудь… О, когда-нибудь все пойдет по-иному».
Карно был умным и работящим офицером. Он улыбнулся Наполеону и положил руку на лежавшие рядом списки.
— Чудесно. Мне кажется, что это может сработать. Я сказал об этом директорам вчера. Конечно, им понадобится некоторое время, прежде чем они примут решение. Для себя я уже все решил.
Бонапарта это не удивило. Он знал, что план, который он подготовил для новой кампании на севере Италии, был умным и смелым. Его разочаровало, что Карно не сказал, что его назначат командующим операцией. Но это будет позже. Когда Наполеон возвращался обратно через приемную, у него горели обычно сумрачные темные глаза, и мелкие чиновники, заполнявшие помещение, мгновенно почувствовали это. Они сбились в группки и стали шептаться. Он шагал легко и твердо и, казалось, что они с любопытством, даже с завистью наблюдали за ним.
Прекрасная Креолка выступала в роли хозяйки дома Барраса, и Наполеон к ней робко приблизился, но теплые карие глаза Розы (Ее в то время все называли Розой) удивительно дружелюбно улыбались ему.
— О, генерал Бонапарт, это великая для нас честь! Вам известно, что мы все тайно вас опасаемся. Как храбро вы расправились с толпой! Мне хотелось бы знать, вы такой же храбрый и бесстрашный и в других вещах?
Наполеон почувствовал себя более свободным. Он взглянул в глаза Прекрасной Креолке и ответил:
— Леди, сейчас мне очень страшно, и я не могу действовать, как настоящий храбрец и безрассудная личность!
Он произнес эту фразу с пылом. Эта прекрасная женщина, так легко расточавшая свои ласки, представлялась ему раньше абсолютно в ином свете. В ней не было никаких признаков распутства, и в ласковом взгляде, которым она одарила его, не ощущалось никакого расчета. Она была нежной и грациозной, она казалась ему прелестной. Ранее он думал о том, чем она сможет ему быть полезной, но сейчас она его полностью очаровала. Наполеон часто влюблялся, но никогда прежде его не охватывало подобное пламенное чувство!
Позже он не мог даже припомнить, какое платье было на ней в тот знаменательный день. У него в памяти оставалась только одна деталь. Пара львиных голов, чудесно изготовленных из эмали, скрепляли ее платье на плечах, и Наполеон решил, что это — признак хорошего вкуса. Позже, когда они уже были женаты, он спросил Жозефину, почему она никогда не носит эти застежки. Она никак не могла припомнить, о чем он говорил, объяснила, что они, видимо, потеряны. Жозефина, как он вскоре узнал, весьма небрежно относилась к вещам. Украшения у нее пропадали, а деньги широкой рекой текли между пальцев и растворялись в воздухе. Она ничем особенно не дорожила, всегда добивалась того, что желала. Зачем тогда следить за собственными нарядами?
Жозефине легко удавалось ободрить людей, и она всегда говорила все к месту. Молодой корсиканец постоянно одаривал ее комплиментами. Он хвастливо рассказывал ей о себе и, наконец, заговорил о ее имени.
— Вас называют Розой, но это имя вам совершенно не подходит.
Жозефина была крайне удивлена и, нахмурившись, взглянула на него. Как понял позже Наполеон, у ее улыбки была одна особенность — Жозефина сужала глаза и, казалось, что ее улыбка совмещается с суровостью во взгляде.
— Но, господин генерал, мне всегда нравилось мое имя. Я не напоминаю вам этот цветок?
— Нет, мадам. Вы более прелестны, чем любой цветок. К тому же, многих женщин зовут именно так. Во Франции родители любят называть своих дочерей Розой. Вы же, мадам… Вас следует называть по-иному. У вас есть другое имя, которое мне кажется более вам подходящим: Жозефина.
Женщина тихо произнесла это имя:
— Жозефина. Господин генерал, возможно, вы правы, хотя должна заметить, что это имя мне никогда не нравилось. Жозефина!
Ее глаза широко раскрылись под темными ресницами, и она легко коснулась его руки.
— Вы — правы. В этом имени есть своя прелесть.
— Я всегда буду о вас думать как о Жозефине, даже если вы мне не позволите обращаться к вам таким образом.
— Господин генерал, можете обращаться ко мне подобным образом.
Они довольно долго беседовали. Постоянно прибывали гости. Это были в основном мужчины, и Жозефине приходилось их приветствовать. Наполеон стоял рядом и молча наблюдал за ней, не обращая внимания на других гостей. Жозефина была высокой и стройной, она нравилась ему все больше и больше.
«Я влюбился в первый раз в жизни, — подумал Наполеон. — Меня не волнует ее прошлое. Настоящее и будущее станут принадлежать мне».
Жозефина не смотрела в его сторону, и Наполеон испугался, что не смог произвести на нее должного впечатления. Но потом его страхи понемногу рассеялись. Он слышал, как она сказала одному из гостей.
— Нет, нет, мосье. Я с вами не согласна. Господин генерал обладает сильной личностью, и у него необычное и привлекательное лицо. Оно мне напоминает профиль римского императора.
«Ха, моя очаровательная леди! — с триумфом подумал Наполеон. — Возможно, когда-нибудь мой профиль будет изображен на медалях, отчеканенных во Франции. Император Франции! Если все так и случится, вы, моя нежная и прелестная Жозефина, станете императрицей!»
И вот вечер подошел к концу, Жозефина у дверей прощалась с гостями. Стол был великолепный, было много чудесного вина, разговоры были остроумными и возбуждающими, поэтому ее обычно бледные щеки порозовели. Жозефина легко коснулась руки Наполеона, когда тот проходил мимо нее.
— Может быть, герой, спасший Конвент, — шепнула ему Жозефина, — пожелает позавтракать со мной завтра у меня дома на рю Шантерен?
2
Париж — город не только красоты и романтики, но и неожиданных свершений. В нем есть удивительные уголки, которые могли создать только люди, обладающие особым воображением. В каждой части города царит собственная атмосфера, эти уголки озаряют свои краски. Вы шагаете по знаменитым улицам и вдруг замечаете то, что до сего времени никогда не видели — между знакомыми зданиями находится удивительный проход, на который вы до сих пор не обращали никакого внимания.
Этот проход очень узкий, он выводит вас на небольшую площадь с фонтаном в центре или статуей, позеленевшей от возраста, а может, только стоянкой для карет. Вы начинаете придумывать разные легенды, вам кажется, что воздух пропитан старинными разговорами. Иногда в тех местах происходят странные вещи — на нижних этажах живут искусные портные и белошвейки или доктора, которые занимаются запрещенной практикой и распространяют наркотики. Когда вы идете, на вас все внимательно, а то и с подозрением смотрят, и вы замечаете возле колокольчиков на дверях отверстия, чтобы через них можно было разглядывать звонящих в дверь.
Иногда это оказывается кварталом, где в маленьких домиках живут красотки, в них течет таинственная и скрытая для глаз окружающих жизнь.
Наполеон никогда не был на рю Шантерен, но ему там сразу понравилось. Только Жозефина могла найти такое удивительное место, чтобы скрываться там от суеты и сумасшествия Парижа. Улица была не более сотни ярдов в длину, дом стоял в конце улицы за каменной стеной, обвитой виноградными лозами. Стены домика были белыми, оконные рамы — зелеными, а дверь, казалось, перенесли из средневековья.
Его провели через вестибюль, в который выходили три двери. Дворецкий провел его в апартаменты и в столовую, также служившую гостиной. Позже он узнал, что на втором этаже помещалась спальня. Третья дверь вела в чудесную комнату. Сначала, видимо, там планировалось разместить гостиную, но комната была полукруглой, и Жозефина по всем стенам разместила зеркала и кушетки, превратив комнату в роскошный будуар и гардеробную.
Хозяйка дома вышла к нему. Наполеон не успел подробно разглядеть гостиную. Она тепло улыбнулась ему и сказала:
— О, мой храбрый генерал!
В это время прибыло еще двое гостей. Стол был накрыт на четверых. Она представила остальных гостей.
Маркиза де Коленкура [32] Наполеон внимательно оглядел, как бы предчувствуя, что этот учтивый человек, хорошего происхождения, в будущем станет его министром иностранных дел. Вторым был генерал де Сегюр [33], который также впоследствии станет у него служить. Сегюр позже пытался использовать старое знакомство, чтобы получить повышение, но это ему не удавалось, потому что он был весьма посредственным офицером. В этот раз он не проявил никакого почтения к Наполеону и даже презрительно мерил его нахальным взглядом.
Во время еды Наполеон говорил мало и все время разглядывал комнату. Мебели там было очень мало, но все подчеркивало безупречный вкус хозяйки. В небольшом очаге потрескивали дрова, а на каминной полке стоял чудесный бюст Сократа [34]. Позже он спросил ее о бюсте и обнаружил, что ей было неизвестно, что это бюст греческого философа. Она вообще никогда не слышала о Сократе, а выбрала его потому, что он ей чем-то напоминал Дантона [35], с которым она была близко знакома.
Когда гости взглянули на часы и заявили, что им пора отбыть, Жозефина незаметно пожала Наполеону руку и предложила остаться. Он остался, очарованный и околдованный. С каждой секундой он все сильнее поддавался чарам ее красоты и грации.
Они вернулись в будуар, уселись на стоящих рядом креслах и долго разговаривали. Там же присутствовала собачка Фортуна, ей явно не нравился посетитель. Если Наполеон шевелился или поднимал руку вверх, негодное создание ощетинивалось и начинало рычать. Жозефину все это забавляло, и она объяснила, что держит собачку из благодарности.
— Он весьма недружелюбен и часто кусает моих гостей. Будьте осторожны, господин генерал. Мне кажется, что он умирает от желания вас покусать. Но я у него в долгу! Когда я была в тюрьме и боялась, что каждый день может оказаться моим последним днем, иногда моим детям позволяли меня навещать. Так вот они всегда приводили с собой Фортуну, на нем был надет специальный ошейник: там прятали для меня записки. Именно так я могла знать, что происходит вне ужасных тюремных стен. Поэтому я считаю долгом хорошо относиться к этому созданию. У него имеется одна ужасная привычка. Ревность! Если вы возьмете меня за руку, он может вцепиться вам в горло!
— Мне кажется, что мне стоит рискнуть! — улыбнулся Наполеон.
Они проговорили более двух часов. Наполеон позже обнаружил, что говорил больше, чем хозяйка дома.
Он уже поднялся, чтобы уйти, и решил сказать то, что приберег напоследок.
— Мадам, мне хочется поделиться с вами секретом.
Она широко раскрыла глаза.
— Секретом? Какое чудесное слова. Но вы уверены, что я останусь благоразумной и никому ничего не скажу? В Париже обожают сплетни и просто намеки. Никогда не выдавайте секретов, даже самым близким друзьям.
— Я должен вам его рассказать, потому что он касается нас двоих.
— Но-о-о, как это может быть? Мы едва знакомы.
— Именно так. Под моим командованием будут три армии в Италии. Уже имеется официальное решение, и мне сообщил об этом генерал Карно.
— Мой дорогой генерал, как чудесно! — казалось, что она вне себя от радости, услышав эти новости. — Я верю, что вы покроете себя славой, и весь Париж будет ликовать от этой вести, когда всем станет известно о вашем назначении.
— По различным причинам официальное сообщение не будет опубликовано. Я сообщил вам об этом, потому что это значит много для нас. Я должен уезжать через три недели, у нас остается слишком мало времени.
— Времени? Времени, чтобы стать близкими друзьями? — спросила, улыбаясь, Жозефина.
— Чтобы вступить в брак.
3
Дни бежали очень скоро. Наполеон проводил много времени в военных учреждениях. Он оттачивал план кампании и разрабатывал политику снабжения и поставок оружия. Существовала договоренность, что он с собой заберет свой штат помощников, он уже выбрал группу, состоящую из Жюно, Мюрата, Мармона, Десе. Так впервые стали известны имена, которые во время наполеоновской саги прославились.
Каждый день ему удавалось провести некоторое время с Жозефиной, и он ей каждый день делал предложение. Ее ответ неизменно был один и тот же: «Нет, нет, нет!»
— Честное слово! Вы не можете так думать! — протестовал Наполеон. — Я вас так сильно люблю и не могу вас потерять.
— Брак, мой храбрый генерал, — отвечала Жозефина, — хорош тогда, когда на него согласны двое и совершенно недостаточно решительности одного из партнеров. Господин генерал, разве мое решение не так уж для вас важно?
— Вы меня не любите?
Этот вопрос всегда вызывал длинные обсуждения. Жозефина обычно говорила, что она его любит, но достаточно ли? Ей казалось, что она недостаточно его любит.
Наполеону стало известно, что он получил это назначение, потому что освободил Барраса от Жозефины. Об этом болтал весь Париж. Баррас собирался переехать в Люксембургский Дворец из своего небольшого дома на рю Бас-Пьер и начать там развлекать публику на широкую ногу. Будучи титулованным главой государства, он не мог терпеть долее, чтобы вдова Богарне продолжала играть роль его официальной хозяйки. Поэтому ходили упорные слухи, что он ей подыскивал мужа.
Эти слухи не колебали решение Наполеона. Он понимал, что не все в этих слухах правда. Не существовало никакого «соглашения». Но он также понимал, что это был самый выгодный брак. Его ожидало высокое жалование, которое он станет получать, заняв новый пост, поэтому можно было сказать, официальным предлогом могло стать желание жениться на женщине с достатком.
Наполеон почти сразу понял, что Прекрасная Креолка живет в стесненных условиях. Баррас снял ей на год дом на рю Шантерен. Ее двое детей учились в модных школах, за них следовало платить огромные суммы, которых у мадам просто не было. Гортензия, ее дочь, находилась у мадам Камбон, в самом эксклюзивном и дорогом на всем континенте пансионе. Но деньги ей посылала мать Жозефины, которая жила на Мартинике.
Ведение хозяйства на рю Шантерен напоминало канатоходца, который осторожно пробирался вперед по провисшей проволоке и к тому же жонглировал полдюжиной шаров. Жозефина, не колеблясь, занимала деньги у слуг, и они с готовностью давали ей взаймы. Камердинер Гонтье был поразительным «дипломатом». Каждое утро он отправлялся с корзиной на рынок, где торговался, запугивал, умолял и умасливал и, в конце концов, получал все, что было нужно у недоверчивых и грубых лавочников. Друзья Жозефины каждую неделю посылали ей огромные корзины с провизией. Женщина получала кое-какие деньги, имея друзей в таможне. Ей позволялось получать, не платя налогов, большое количество шелковых чулок и красивого тонкого нижнего белья, и все это она продавала друзьям.
Наполеону было известно, что у нее накапливались огромные счета и это в конце концов могло привести к краху.
Кроме того, ей было тридцать два года, а ему — двадцать шесть. Воистину мезальянс!
Со своей стороны Жозефина подумывала о предложении этого настойчивого молодого человека. Настало время, когда ей придется выйти замуж, чтобы кто-то позаботился о ее существовании, которое пока что напоминало свободный полет бабочки. Ее друзья, без исключения, заявляли, что Наполеон менее всего подходящий на роль избранника. Это корсиканское ничтожество! Если он проиграет свое первое сражение, а так, видимо, и случится, с ним сразу расстанутся.
— Это тот самый, кожа да кости?! — возмущалась Гортензия. — Маман, только не он!
Гортензия и Евгений, сын Жозефины, постоянно сравнивали смуглого Наполеона с генералом Гошем, весьма импозантным мужчиной.
Но ее акции на рынке невест начали падать, и, возможно, этот упрямый молодой офицер добьется успеха и сможет содержать ее в роскоши. В его пользу говорило и то, что остальные претенденты ничего не говорили ей о любви. Каждое предложение и каждая записка, которую Жозефина получала от Наполеона, буквально пылали страстью. Он настолько сильно ее любил, что ей удастся полностью им управлять.
Как-то утром Наполеон рано поднялся, тщательно побрился и, напевая, покинул дом на рю Нев-де-Капучине. Он, как всегда, фальшивил.
«Если вы умеете всем угодить, Значит вам не больше двадцати лет».
Наполеон знал, что Жозефина еще нежится в постели и ведет беседу с посетителями. Это был странный обычай, который сохранялся в течение всего столетия. Так и случилось. Когда его впустил Гонтье, он услышал гул голосов и смех из спальни. В вестибюле лежали несколько тростей, мужских шляп и богатые женские плащи с меховой опушкой. На улице дул резкий мартовский ветер и падал снег, прикрывший ранние цветы.
Когда Гонтье объявил о приходе Наполеона, компания, столпившаяся вокруг постели, внезапно смолкла, и он услышал, как один из мужчин с отвращением пробормотал:
— Ну вот, явился!
— Какая неожиданная честь, мосье генерал! — улыбнулась ему Жозефина.
Было еще довольно рано, но можно было заметить, что хозяйка дома позаботилась о своей внешности. Ею уже занималась служанка, которая сделала массаж лица, шеи и плеч, а потом тщательно наложила румяна, чтобы скрыть следы времени. Она также сменила ночную рубашку на неглиже из тончайшего материала, отделанное чудесными кружевами у шеи и на запястьях. Ночной чепец также сменился свежею шапочкой из вышитого муслина с кружевами. Прическа была в полном порядке. Ее густые волосы с рыжеватым оттенком становились год от года более рыжими. Справа от постели стояла чашка с остатками настойки из трав, которую первым делом выпивала Жозефина по утрам.
— Простите меня, если я прерываю вашу беседу, — сказал Наполеон, — но у меня есть для вас кое-какие новости, не терпящие отлагательства.
Жозефина сделала жест в сторону гардеробной.
— Прошу вас, — сказала она гостям, сидевшим на креслах и окружавшим постель. — Я уверена, что все весьма срочно, иначе мосье генерал не пришел бы к нам так рано.
Гости быстро ретировались. Наполеон снял чашку с кресла и сел.
— Милая, божественная Жозефина, — сказал он, начиная с фразы, которую он так часто писал в своих письмах к ней, — сегодня утром я получил приказ. Через три дня я отправляюсь на фронт. Дорогая, вам ясно, что это значит?
— Это значит, — промолвила Жозефина с самой очаровательной улыбкой, — что я лишусь вашей компании гораздо раньше, чем я думала. Дорогой генерал, это очень грустно.
Наполеон перестал улыбаться, и его лицо стало суровым и решительным.
— Моя любовь, это значит гораздо больше. Для вас настал миг — сейчас или никогда. А сейчас — значит сегодня!
— Наполеони! — в первый раз так назвала его Жозефина, хотя он давно молил ее об этом. — Сегодня? Но это невозможно. Какая чушь! Если бы я решила выйти за вас замуж, что я отнюдь не решила… Нет, нет, мой Наполеони! Это невозможно. Но в любом случае следовало бы сделать различные приготовления. Сегодня? Но у меня расписан по минутам весь день.
— Все можно отменить — возмутился Наполеон. — Нас ничто не должно отвлекать, дражайшая Жозефина. Я сейчас же вас покину, чтобы все подготовить к церемонии. Вам известно, что она будет весьма простой. — Он нагнулся, чтобы поднять платье из тончайшего индийского муслина, которое упало на пол. — Вы хотели сегодня надеть это? Оно чудесно подойдет для церемонии. Отпустите своих друзей и приготовьте все, что вам понадобится.
— Но мой нетерпеливый! — воскликнула Жозефина. — Вы не можете меня заставить сделать это!
В этот момент Гонтье деликатно постучал в дверь, а затем вошел в комнату.
— Мадам, пожаловал мосье Регидон. Он сказал, что ему назначено.
Жозефина воспользовалась тем, что их прервали, и обратилась к дворецкому:
— Пусть он подождет пять минут, а потом впустите его. — Наполеону она объяснила шепотом: — Я забыла, что он должен прийти. Но это важно. Это мой адвокат, он занимается моими делами. Пожалуйста, уходите и приходите позже.
— Мне известно, кто он, я слышал о нем хорошие отзывы, — Наполеон сурово нахмурился. — Я отойду, но… всего лишь до этого окна. Он меня не увидит, но мне его будет прекрасно видно, и я услышу его слова. Времени для споров не оставалось, Жозефина закусила губы, а Наполеон отошел к нише у окна и скрылся за занавеской. Адвокат был человеком средних лет с густой бородой. Он вошел в комнату, поклонился и остался у изножья кровати.
— Доброе утро, мадам. Утро действительно прекрасное.
— Неужели, мосье? — жалобно заговорила Жозефина. — Мне казалось, что сегодня должен был идти сильный дождь с громом. Словом, такая погода, чтобы ни при каких обстоятельствах я не могла бы покинуть дом.
Адвокат удивился.
— Неужели, мадам? Меня это поражает, ведь я пришел обсудить с вами кое-какие дела.
Леди с опаской глянула в сторону окна, где прятался Наполеон.
— У вас с собой бумаги? И самое главное, отчет о моих финансовых делах?
Казалось, что от усмешки у адвоката затряслись кончики усов.
— Вам надеюсь, известно, что у вас почти ничего не осталось?
— Совершенно верно, мосье. Мне известно, что у меня почти ничего нет. И кроме того, я по уши в долгах.
Адвокат кивнул головой.
— Да, дорогая мадам, у вас огромные долги. Но у вас кое-что осталось… Нечто не осязаемое. Это — любовь ваших друзей. Различные нужные деловые связи и возможности, которые в будущем могут пригодиться.
— Как я сейчас выйду замуж? — сказала Жозефина, решив, что будет лучше, если она раскроет карты перед Наполеоном. — Я же бесприданница!
Мосье Регидо опустил уголки губ и взмахнул двумя руками.
— Бесприданница? Мадам, а ваши красота и очарование, уважение людей, занимающих высокие посты?
— Вы не могли бы мне дать совет по поводу предложения одного военного, которого мы сейчас не станем называть по имени?
— о Наступила тишина. Адвокат опять начал жестикулировать.
— Я хочу сказать вам следующее. У вас нет своей собственности, а значит, тот молодой человек, о котором идет речь, и у которого нет денег, вам не подходит. Возможно, его ждут великие дела. Но все это будет в будущем. В данный момент он владеет плащом и саблей.
— Вы считаете, что было бы ошибкой выйти за него замуж?
— Ошибкой? Мадам, катастрофой! Вам и вашим чудесным детям нужен состоятельный муж. Человек с фондами, землей и имуществом. Возможно, банкир… или промышленник.
— Благодарю вас, мосье Регидо. Вы все высказали весьма честно.
— Подождите, мадам виконтесса! Я должен вам все сказать, но я также хочу кое-что дополнить. Этот молодой генерал является весьма своеобразным человеком. Возможно, со временем он станет великим человеком. И это может случиться очень скоро. Будучи вашим адвокатом, я советую вам не вступать в этот союз. Но мне хотелось, чтобы вы были счастливы, и поэтому я не уверен в том, что вы должны ему ответить.
Занавески раздвинулись, и Наполеон появился в комнате.
Он уверенно и довольно улыбался.
— Я слышал ваши рассуждения. Господин адвокат, вы говорили, как человек с чувством чести, и я вам благодарен. Мадам де Богарне и я собираемся сегодня пожениться. Для меня было бы лестным, если бы вы сами подготовили для нас брачный контракт и можно быстрее. Время не ждет. Я хочу заметить, что мы вам доверяем и надеемся, что вы продолжите работать для нас в качестве советника и консультанта. Возможно, настанет день, когда это будет для нас очень важным.
Он поцеловал руку Жозефины.
— Сейчас я должен идти, моя драгоценная. Но в течение дня я буду постоянно держать связь с вами. Жюно, один из моих помощников, будет постоянно курсировать между мною и вами. Даже, если начнутся проливные дожди и будет землетрясение, — улыбнулся Наполеон.
Жозефина обратилась недовольным тоном к адвокату:
— Вы меня покидаете, мосье Регидо? Вам понятно, что перед нами находится весьма решительный человек? Что же мне делать?
— Выходите за него замуж, мадам. Для вас это самое лучшее.
4
Наполеон опоздал на церемонию бракосочетания, которая состоялась вечером на рю д'Антен, 3. Он опоздал настолько сильно, что собравшиеся начали уже волноваться. Что случилось с этим поразительно точным человеком? Возможно, он передумал? Или в Военном министерстве передумали с его назначением?
На церемонию явился мэр Парижа. Он заснул в удобном кресле в зале приемов, и его приглушенный храп поднимался к отделанному золотом потолку с фризом, на котором были яркими красками нарисованы герои мифов. Жозефина прибыла вовремя. Один из свидетелей позже заявлял, что она была одета в полупрозрачную тунику, а остальные гости говорили, что она, как всегда, была одета с очаровательным вкусом. Мосье Камелот должен был помогать мосье Регидо. Баррас и Тальен должны были подписать бумаги в качестве свидетелей со стороны молодого генерала. Время шло, они оба начали возмущаться непунктуальностью жениха. Баррас улыбался, похлопывая невесту по плечу. Но он выглядел чрезвычайно иным, когда шептал что-то на ухо Тальену.
Они собрались в восемь, но жених появился только в десять. Он был весь взъерошен, подмышкой он тащил кипу документов, и Жюно прижимал к себе бумаги двумя руками.
— Прошу всех меня извинить, — сказал Наполеон, обращаясь к невесте.
— Как вы объясните такое опоздание? — возмутился Баррас.
— Это все глупость офицеров Военного министерства, мосье, — сказал Наполеон. — Меня так сильно задержали мелкие служаки, которые совершенно не разбираются в том, какие нужны военные поставки. Мы спорили несколько часов, хотя все можно было разрешить в течение нескольких минут.
— Если бы ваши споры продолжились еще пять минут, мосье генерал, вы бы уже не нашли тут своей невесты, — заявила Жозефина.
— Я никогда не забуду, моя терпеливая, как вы меня дожидались!
Документы были готовы, оставалось лишь подписать. Никогда прежде в документах не перечислялось настолько мало имущества. У Наполеона были только его мундиры и книги, а у Жозефины — наряды.
Несмотря на явные признаки бедности, в документы были включены обычные сноски на случай неожиданной смерти одного из супругов.
— Кому больше не повезло? — прошептал Баррас на ухо Тальену.
Казалось, адвоката Жозефины очень что-то беспокоит. Он нахмурил брови и указал пальцем на то место, где фигурировал возраст брачующихся. Наполеон набавил себе два года, а Жозефина вычла четыре года из собственного возраста и таким образом, оказалось, что им — по двадцать восемь лет!
— Это серьезная ошибка, — заявил им адвокат. — Этого не следовало делать, потому что таким образом брак может быть признан недействительным. Неужели это вам непонятно?
Мэр проснулся и насторожил уши, поэтому Наполеон отвечал юристу также шепотом.
— Дата моего рождения записана на Корсике, а моей жены — на Мартинике. Господин адвокат, эти точки разделяет большое расстояние. Никто не сможет узнать о сделанных изменениях.
Мосье Рагидо нетерпеливо покачал головой.
— Сейчас все кажется мелочью, но позже это может сильно вам навредить. Предположите, что вы станете занимать высокий государственный пост. Настолько высокий, что все связанное с вами будет постоянно проверяться и перепроверяться. И вдруг чей-то длинный нос раскроет несоответствие в датах и станет оповещать об этом весь Париж? Дорогой генерал и вы, мадам, проявите благоразумие и позвольте мне исправить?
Наполеон не желал больше об этом говорить. Он понимал, что Жозефину очень беспокоил ее возраст.
Возможно, если бы Наполеон мог представить, что когда-нибудь он будет сидеть на троне и будет коронован императором Франции и Жозефина займет место рядом с ним, он бы понял мудрость совета юриста. Впоследствии им понадобится много трудов, хитрости и изворотливости, чтобы как-то объяснить несоответствие возраста.
Но это все будет в будущем, а в тот момент ничего больше не нарушало чудесный вечер, когда Жозефина доверила свою судьбу в его руки. Он засмеялся и шепнул ей на ушко:
— Наверно, не стоит об этом беспокоиться? Жозефина улыбнулась и ответила.
— А что там есть какая-то ошибка? Мой возраст указан правильно!
Они взялись за руки и поклялись стать мужем и женой. По принятым новым законам, больше ничего не было нужно и Наполеон коряво расписался.
Сразу возникла одна проблема.
— Дражайшая женушка, — заявил молодой генерал. — В моем доме все комнаты заняты офицерами и клерками. Там целый склад из седел, карт и различных документов. Боюсь, что не могу просить вас сопровождать меня туда.
— Мой дорогой Наполеони, я видела ваши комнаты, мне и в голову не приходило, что мы можем туда отправиться. Вы не имеете ничего против того, чтобы поехать в мое гнездышко на рю Шантерен?
— У меня нет никаких возражений, — пылко заверил ее муж.
— Там не будет офицеров и клерков, карт или других военных документов. И уж, конечно, никаких седел! Там кроме нас будет лишь Фортуна.
— Конечно, мне не стоит забывать, что могут возникнуть кое-какие трудности, — заявил Наполеон.
Гостей не стали ничем угощать. Баррас поцеловал руку невесты, насмешливо поклонился Наполеону и уехал в прекрасной карете, а молодые отправились на рю Шантерен.
5
Гонтье предложил им бутылочку хорошо охлажденного вина, а затем тактично исчез. Жозефина медленно отпивала вино. Она не последовала предложению мужа и не стала надевать наряд из муслина. Ее свадебный наряд был из бежевого атласа. Жозефина грациозно положила ногу на ногу, и он мог любоваться отделкой из цветочных венков, изготовленных из более тяжелого материала. Наряд был несколько вызывающим, но он прекрасно подходил необычной красоте Прекрасной Креолки.
— Ничего не могу понять, — нахмурилась красавица. — Как же все случилось? Я твердила вам «Нет». И сама верила в это. Я не собиралась выходить за вас замуж.
— Что вы думали и говорили мне, не имело никакого отношения к действительности, — заявил Наполеон. — Было предрешено, что вы выйдете за меня замуж, и вы не могли изменить это.
— Предрешено? Вы хотите сказать — судьбой или Богом? — продолжала не понимать Жозефина.
— Мной, — заявил Наполеон.
Он быстро осушил бокал и поставил его на поднос.
Было ясно, что он больше не станет пить.
Жозефина захохотала.
— Я не могу поверить, что являюсь простой пешкой в ваших руках.
Казалось, глаза Наполеона стали огромными и сверкали от сжигавшего его огня.
— Жозефина: я боюсь выразить словами, что нас ждет впереди. Мы с вами поднимемся на недосягаемые высоты. Вы готовы?
— Вы меня пугаете! Я не уверена, что готова для подобных высот. Я не желаю стать женой командующего армиями. Или… короля!
Наполеон слегка расслабился, и на его лице промелькнула улыбка.
— Дорогая моя, о какой же жизни вы мечтаете для нас?
— Достойной и обеспеченной жизни. Я хочу иметь возможность покупать все, что мне нравится и не думать о цене. Мне хочется иметь много дорогой одежды.
О, как мне хочется иметь красивые и изящные вещи! Такие платья, чтобы остальные женщины позеленели от зависти, прелестные маленькие шляпки, башмаки и туфли, которые я могла бы надевать не более одного раза! Украшения! Да, и мягкие постели, где бы я могла хорошо отдыхать. На стенах должны висеть великолепные картины, а у стен стоять чудесные горки с красивыми вещами и безделушками. Неважно, будут у меня в кошельке деньги или нет — они мне только мешают. Мне хочется, чтобы, когда приходило время платить по счетам, они появлялись у меня, как по волшебству, но чтобы я над этим не ломала голову. Мне хочется иметь сады, полные цветов, и чудесную арфу, чтобы на ней играть. Я хочу, чтобы мои дети вступили в удачный брак. Вот и все, что я хочу, и меня не волнуют титулы. Нуу-у-у, не настолько, чтобы за них бороться. И меня вполне устроит, если на троне будут сидеть совершенно другие люди.
— Вы получите все это, моя обожаемая и капризная жена. Я собираюсь сделать из вас самую избалованную супругу в мире! Но подобная роскошная жизнь может быть только, когда поднимемся на высоты, о которых я говорил.
Жозефина капризно поинтересовалась:
— Я должна быть постоянно с вами, когда вы станете карабкаться к вершинам власти?
— Конечно. Я пойду впереди, а вы должны следовать за мной, и даже если возникнет необходимость, держаться за полы моего сюртука. Вы можете зажмурить глаза, когда мы пойдем по тропинке, по обе стороны которой находится обрыв. Вам не обязательно все знать о предстоящем нам риске.
— Меня уже сейчас бросает в дрожь! Разве нельзя, чтобы я последовала к вам позже? По ровной удобной дороге? В комфортабельной карете?
— Иногда так можно будет сделать, возможно, это более разумно. Но когда будет важно, моя Жозефина, вы будете следовать рядом со мной или идти сразу за мной.
Пока они беседовали, Наполеон о чем-то раздумывал. «Какое поразительное и эгоистичное создание! Но она — Жозефина, и я ее люблю со всеми ее недостатками. Мне не хочется, чтобы она менялась».
Он понял, что невесту увлекли эти грандиозные планы, но он также понимал, что она считала, что он чересчур увлекся мечтами и хвастается. В любом случае, она почувствовала себя страшно усталой и попыталась скрыть зевок, прикрывшись рукой.
— День был долгим и утомительным и мне пора спать.
— Но я, — воскликнул Наполеон, — полон энергией, амбициями и желаниями, которые сильно отличаются от тех, что мы обсуждали.
Жозефина допила второй бокал вина и насмешливо улыбнулась, продолжая держать в руках бокал.
— Тогда, — она жестом показала на полуоткрытую дверь спальни. — Все готово. В камине пылает огонь, а если мы почувствуем жажду, на столе стоит вторая бутылка вина. Там же на блюде лежат бисквиты и готова для отдыха постель. — Жозефина сделала паузу. — Я должна кое-что объяснить, Постель очень удобная: но она не слишком велика. Там может уместиться двое, но не трое.
— Трое? Не понимаю.
— Фортуна. Она всегда спит со мной.
Наполеон начал бурно возмущаться.
— Эта отвратительная собака. Вы намекаете на то, что я стану спать на холодной кушетке где-нибудь в темном углу? Или еще хуже — в кресле?
— Нет, нет! Но может вам удастся убедить Фортуну, чтобы она освободила вам место!
Наполеон резко поднялся.
— Это будет не так сложно.
— Но не будьте слишком грубым с бедным животным!
Он проявил терпение и нежность. Маленькая собачка удобно свернулась в клубочек в изножье постели на красивых простынях и громко похрапывала. Он поднял ее и отправился искать комнату, где спал Гонтье. Тот показал ему кладовку, где хранятся седла и уздечки. Наполеон отправился туда и оставил там любимицу жены, положив ее на старое потрепанное и пропахшее плесенью одеяло. Потом он плотно закрыл за собой дверь. Когда Наполеон вернулся в спальню, он нашел жену у зеркала. Она расчесывала волосы.
Наполеон терпеть не мог тяжелые пряные духи, но в спальне стоял приятный запах. Он шел от ванны, стоявшей в углу помещения. Она была удивительной формы. Наполеон заглянул за ширмы и понял, что пока он искал помещение для собачки, Жозефина быстро приняла ванну. На полу валялась ее нижняя одежда. В другом углу за ширмой стояла другая ванна. Видимо, ее приготовили для него. Он был этим обрадован, потому что весь день напряженно работал, был в плотном мундире и на нем были высокие до колен сапоги. Присев на корточки, он стащил сапоги, потом попробовал рукой воду: он вымылся отменно, хотя и наплескал вокруг воды.
Он появился из-за ширмы — Жозефина лежала в постели, прикрыв глаза длинными темными ресницами. Как прелестна была эта женщина! Он задул свечи и отправился в постель.
Возможно, ему не удалось как следует закрыть дверь кладовки или Фортуна смогла оттуда выбраться каким-то иным образом. Так или иначе, она ожесточенно лаяла около часа, а потом появилась в спальне. Маленькое существо задрожало от ярости, когда обнаружило, что свободное пространство постели кем-то занято, и что никто еще не спит…
Наполеон не слышал, как она пробралась в комнату, и понял, что их в постели уже трое, когда ощутил острую боль в лодыжке. Фортуна, рыча, укусила его!
6
Последовавшие два дня были полны хлопот для нового командующего армиями в Италии. В первый вечер ему удалось поужинать с Жозефиной, а во второй день — он с ней только завтракал. Он постоянно пытался убедить, чтобы молодая жена последовала за ним во время военной кампании. Жозефина повторяла, что она желает это сделать, но все время приводила доводы противоположного свойства — она не успеет собраться!
Наполеон посмеивался над ней.
— К этому времени будет готова целая армия со всем вооружением, рационами и через два дня она сможет начать сражение. Сколько же времени понадобится женщине, чтобы быть готовой к путешествию?
— Неделя.
В течение этих двух дней Жюно регулярно прибывал на рю Шантерен и привозил с собой записки от Наполеона. В них молодой супруг постоянно твердил о своей любви. Он обожал милую женушку, и ему будет очень горько оставить ее после того, как он так мало пробыл в ее компании. Как он сможет заниматься делами, если он все время думает только о ней и страдает от ее отсутствия рядом с ним?! Прелестная Жозефина должна отправиться в поход вместе со своим супругом.
Она читала эти записки, пока Жюно ждал ответа. Затем она аккуратно складывала их в небольшие квадратики, прятала за пояс и улыбалась «посыльному». Жюно был темнокожим и гладким молодым мужчиной, как сильный морской тюлень, а Жозефина обожала, когда ее окружали красивые молодые люди.
— Вы считаете, что я должна спешно собраться и последовать за ним?
— Несомненно, мадам. Он станет волноваться, если вас не будет рядом с ним.
— Но это длинное путешествие? Я не могу определить расстояние, но мне кажется, что я его не выдержу.
— Мадам, должен вам сказать, что путешествие будет долгим.
— И мы будем ехать весь день?
— Да, мадам, и иногда даже часть ночи.
— Я просто погибну. Путешествие еще не закончится, а меня погребут у края пыльной грязной дороги.
— Не думаю, чтобы все было так грустно.
— У меня будет время, чтобы я смогла принять ванну, одеться и иногда приводить себя в порядок?
— Мадам Бонапарт, мне придется быть с вами честным. Вы, конечно, сильно устанете от путешествия. Сколько времени вам понадобится, чтобы сделать передышку?
— Ну, несколько часов.
— Мадам, — с ужасом отвечал он ей, — вам могут дать минут десять, не больше.
— Пожалуйста, передайте моему суровому мужу, что я не собираюсь убивать себя. Передайте, что решила его не сопровождать, а присоединюсь к нему позже. Этой мой окончательный ответ.
— Вы не будете любезны все это написать в записке, которую я отвезу ему?
— Нет, мой храбрый полковник. Хотя я и не занята упаковкой вещей, но у меня нет лишнего времени. У меня множество занятий и очень настойчивые друзья. У меня нет времени, чтобы написать ему записку. Мой новый и добрый дружище, именно вы передадите мужу мои слова.
В десять часов вечера на вторые сутки Наполеон прибыл на рю Шантерне в карете, запряженной четырьмя конями. С ним были трое помощников — Жюно, Мармон и Бертье.
Они работали целый день и гнали к дому Жозефины изо всех сил. Такой режим работы возложил на них корсиканец с железной силой воли. Жюно падал с ног от усталости, остальные помощники клевали носом на заднем сиденье кареты.
Все окна в доме были освещены, и Гонтье был поражен, когда он открыл дверь и увидел карету, возницу в униформе и роющих землю копытами коней.
— Мосье генерал вскоре собирается уехать? — спросил дворецкий.
— Да, Гонтье. Я приехал попрощаться с мадам Бонапарт.
Мармон проснулся, когда дверь дома отворилась. Его отец был скромным дворянином и офицером королевской армии, а его сын разбирался в роскоши и хорошей жизни.
— Почему я начинаю утомительное приключение, во время которого я могу погибнуть? Временами я думаю, что война — это безумие.
Бертье с трудом сел. У него были взлохмаченные волосы, лицо обросло щетиной. Он начал раздумывать над словами Мармона и, как всегда, покусывать кончики пальцев.
— А награды, Мармон! Ты подумал о наградах?
— Мы скорее получим пулю в голову, чем награду и титул с хорошим куском земли.
— Разве вы не помните, как Наполеон заявил, что всех нас ожидает слава? Я ему верю, — Бертье вздохнул — но у нас впереди огромные трудности.
— Давайте будем честными, — заявил Жюно, который был тщеславным, как павлин. — Какова наша главная награда? Мундир, который мы носим! Правильно, мы рискуем нашими жизнями. Но когда мы шагаем во всем нашем великолепии, женщины простираются у наших ног и их сопротивление куда-то испаряется! Разве это не лучше, чем во времена мира сидеть за конторским столом и просиживать штаны или проверять, как засеивают поля. Мне не хотелось бы ходить в неуклюжей одежде и в плоских, как коровьи лепешки, шляпах.
— Вы говорите о честности, — ворчал Мармон. — Неужели до сих пор существуют понятия честности? Вспомните о нашем храбром Наполеоне и его Прекрасной Креолке. Он ее умоляет сопровождать его на фронт. Хочет ли он, чтобы она поехала? Конечно, нет!
— Sapristi [xiii]! — воскликнул Жюно, который таскал бесчисленные записки от Наполеона к Жозефине. — Мармон, это настоящая чушь! Я могу сказать, что он вне себя от страсти.
— Послушай меня, Жюно! — Если бы прелестная Жозефина решила с ним поехать, что бы тогда случилось? Нам пришлось бы околачиваться тут еще два дня, пока она не собрала бы все свои вещи. И мы потеряли бы целую неделю по дороге, потому что она уставала бы от длительного путешествия. Нам дорога каждая секунда, а у нас на руках оказалась бы постоянно жалующаяся на усталость дамочка. Она нас задерживала бы и требовала, чтобы ей дали еще поспать.
— Почему он тогда так пытается уговорить ее? — поинтересовался Жюно.
— О, этот маленький Наполеон очень хитер. Он хотел, чтобы она думала, что без нее у него разорвется сердце. Почему? Ну, он думает о будущем.
— Но что будет, если она решит поехать?
— Он ее слишком хорошо понимает, и это ему не грозит. Но если она…
— Sapristi! — Жюно снова употребил свое любимое выражение. — В том-то все и дело. Если она решит…
— Наш хитрый маленький лидер скажет, что надо двигаться как можно быстрее, и она будет вынуждена изменить свое решение. Я уверен, что он все продумал.
В этот момент из дубовых дверей чудесного домика своей очаровательной женушки появился Наполеон. Даже в темноте, которая усугублялась густой тенью от окружающих дом деревьев, можно было разобрать, что его глаза были наполнены слезами. Но походка командующего армией была быстрой и уверенной.
— Взгляните на него, — шепотом проговорил Мармон. — Разве я неправ? Все случилось, как он наметил.
— Друзья мои! — воскликнул Наполеон и уселся в карету. — Мы, наконец, отправляемся. Мне жаль время, которое мы потратили, споря с этими болванами из Военного министерства. Через несколько дней мы присоединимся к нашим храбрым войскам у Апеннин и сломаем хребет австрийской гордости на наковальне французского гения!
Кучер закричал.
— Вперед! И ударил кнутом по коням.
Наполеон живо рассказывал Бетси о том, как все начиналось. События, казалось, остались свежими в его памяти. Она выслушала несколько укороченный вариант. В некоторых местах он не забывал применять красный карандаш цензуры и умалчивал об эпизодах, которые, как он понимал, не были предназначены для ее ушей.
В конце Бетси глубоко вздохнула и спросила:
— Сир, вы ее сильно любили?
— Да, Бетси-и, я ее очень любил.
— Больше, чем всех… остальных?
— Да, больше, чем всех остальных.