А убитый на его глазах Павел I был для Александра I Павловича не только императором. Он еще был для него отцом. Папой, папочкой, папулей. Будь Павел купцом или ремесленником, тачавшим сапоги, Александр не меньше любил бы его, и не меньшей трагедией было бы для него страшное убийство папы.
София-Доротея-Августа-Луиза Вюртембергская (1759-1828), ставшая в крещении Марией Федоровной, была для него женой отца, мамой ему самому и всем его 3 братьям и 6 сестрам. 4 сестры умерли еще при его жизни: Александра (1783-1801), Елена (1784-1803), Екатерина (1788-1819) и Ольга (1792-1795). О них не пишут в толстых книгах «про историю», потому что эти девочки или совсем молоденькие девушки не стали историческими личностями. Но для императора Александра это были близкие люди и члены его необычной царствующей семьи.
Рассказывая, что Александр I был лицемерен, лжив, хитер, или что он был очень хорошим актером, в лучшем случае объясняют эти не лучшие качества особенностями биографии. И никто из историков, добрые и нравственные они наши, не задается простейшим вопросом: а каково жить с таким наследием? И каким человеком надо быть, чтобы это наследие преодолеть и создать совершенно нормальную, благополучную семью, без криминальных заворотов. А ведь и Павел I Петрович и Александр I Павлович жили с чудовищным наследием, преодолеть которое почти невозможно.
Страшный узел русской истории завязался еще при Петре I, за полвека до Екатерины и за 80 лет до правления Александра I. Громадная страна слетела с рельсов своего традиционного развития и полетела строить причудливую утопию. Как всегда, утопия не получилась, получилось что-то причудливое, странное и никем не ожидаемое. Эти события русской истории я обсуждаю в своих других книгах: «Правда о допетровской Руси» и «Петр 1. Проклятый император».
В японской конституции есть очень точные слова: «Император является символом нации». Именно. Если с династией происходит «что-то не то», это вернейший показатель — что-то «не то» делается со всей страной. С династией же Романовых и правда происходили странные вещи весь XVIII век.
Вся Россия перестала верить в себя и осознавать себя самостоятельной самоценной державой.
Династия Романовых тоже все пытается прислониться то к Вюртембергской, то к Гольштейн-Готторпской династии. Своего рода новое призвание варягов, упорное желание смешаться с немцами.
Россия из обычнейшего европейского государства превратилась в восточную деспотию, почти что в рабовладельческое государство.
На престол первых трех Романовых, добродушных и умных, села страшноватая Анна Ивановна и узурпатор с наклонностями тиранши, Екатерина II.
Единый русский народ раскололся на европейцев и туземцев.
Сидящая на престоле династия сделалась династией не всех русских, а царями дворян и разночинцев. Петр III не понял этого и погиб. А Екатерина II поняла — и уселась на трон на всю свою долгую жизнь, с 1762 до 1796 года.
Любопытно, что императрицы умирали своей смертью. Ранняя, в 43 года, смерть Екатерины I (1684-1727) проистекает от естественных причин, в основном от пьянства. Такая же ранняя, в 47 лет, смерть Анны Ивановны произошла от болезни. Елизавета Петровна (1709-1761) прожила недолго, 52 года, но тоже умерла своей смертью, как и Екатерина II (1729-1796), прожившая почти 67 лет.
А вот императоры не жили. Возможно, уже Петр I (1678-1725) был отравлен своей второй женой и ближайшими к нему людьми. Простудившись, в 15 лет умер его внук Петр II (1715-1730). О судьбе несчастного Ивана VI Антоновича (1740-1764) просто не хочется рассказывать. Петр III (1727-1762) убит собственной женой. Павел I (1754-1801) убит при участии сына.
XVIII век — это четыре императрицы, умершие своей смертью. И пять императоров, из которых трое совершенно точно убиты, один, вероятно, тоже убит, а один умер таким молодым (чтоб не сказать маленьким), что, видимо, просто не успел никому перейти дорогу.
Как видно, безумная российская политика не терпела мужских форм правления, мужских качеств на троне. Потому что в это «гвардейское столетие» власть прочно «прихватизировала» гвардия. Коллективный император, гвардия, не терпела конкурентов: второй мужской воли в государстве.
Собственно, и дети у Елизаветы, а потом у Екатерины рождались от этого коллективного императора: от гвардии.
Происхождение Павла I уже сомнительно. Появился он на свет через 9 лет бесплодного брака и после двух неудачных беременностей 20 сентября (1 октября) 1754 года. Большинство придворных полагали, что отцом ребенка был Сергей Васильевич Салтыков (1726 - ?).
«Он был прекрасен, как день, — пишет Екатерина II, — и, конечно, никто не мог с ним равняться даже при большом дворе, не говоря уже про наш. Он был довольно умен и обладал тою прелестью обращения, теми мягкими манерами, какие приобретаются жизнью в большом свете, особенно при дворе. В 1752 г. ему было 26 лет. Вообще и по рождению, и по многим другим качествам это была выдающаяся личность. У него были недостатки, но он умел скрывать их; величайшие его недостатки заключались в склонности к интриге и в отсутствии строгих правил, но все это было мне неизвестно тогда».
Салтыкова немедленно послали к шведскому двору со счастливым известием о появлении на свет наследника престола. Оттуда сразу посланником в Гамбург. В России он ненадолго появился, снова отправлен посланником в Париж. Последние упоминания о нем относятся к 1764 году, когда его невенчанная жена и мама его (?) ребенка уже сидела на троне.
Помимо Салтыкова называют и другие имена возможных отцов Павла, вплоть до лакеев. Говорят и о том, что Екатерина родила мертвого, и «пришлось» притащить во дворец «курносого чухненка», то есть финского младенца, подменыша.
Помимо сплетен, у нас есть собственноручные записки Екатерины и ее верного клеврета княгини Дашковой. Что любопытно: есть и русская версия этих записок[70], и немецкая[71]. Они различаются в деталях. Например, в русской версии говорится, что после нескольких лет бесплодного брака Елизавета намекала Екатерине: верность мужу соблюдать надо, но в государственных интересах можно верностью и пренебречь. То есть получается: рожай от кого хочешь, девочка, был бы наследник.
В немецкой версии такого упоминания нет.
В русской лишь упоминается, что Петру III сделали операцию, после которой он смог исполнять свой супружеский долг. Екатерина рассказывает, что многолетний брак не приносил потомства, поскольку Петр имел «некое препятствие», которое после ультиматума, поставленного ей Елизаветой, было устранено ее друзьями, совершившими над Петром насильственную хирургическую операцию, в связи с чем он все-таки оказался способным зачать ребенка.
В немецкой версии уточняют, что сделали ему эту операцию силой (брыкался, должно быть).
Современные ученые порой глубокомысленно рассуждают, какое это заболевание могло помешать Петру III сделать ребенка, и чаще всего называют фимоз. Фимозом называют сужение кожицы на половом члене, затрудняющее выход головки полового члена при эрекции.
Был ли у Петра фимоз, неизвестно. Но известно, что у него были женщины и до предполагаемой операции.
Еще известно, что сына, будущего императора Павла, у Екатерины сразу забирают, лишают возможности воспитывать, а позволяют только изредка видеть.
Показатель, что отцом Павла был не Петр; после рождения Павла отношения Екатерины с Петром и Елизаветой Петровной окончательно испортились.
Петр открыто заводил любовниц, а у Екатерины возникла связь со Станиславом Понятовским — послом Саксонии, а в будущем королем Польши. Откровенно от него она 9 декабря 1757 года родила дочь Анну (1757-1759).
Петр уже при известии о рождении Павла высказывался о «сыне» в самых сильных выражениях. Но неофициально. При рождении же «дочери» не только кроет русским и немецким матом, но и заявляет Елизавете: «Бог знает, откуда моя жена беременеет; я не знаю наверное, мой ли этот ребенок и должен ли я признавать его своим».
Когда Екатерина в третий раз забеременела от Григория Орлова, это уже нельзя было объяснить «случайным» зачатием от мужа: любое общение супругов к тому времени совершенно прекратилось. Екатерина скрывала беременность, а когда подошло время рожать, ее преданный камердинер Василий Григорьевич Шкурин поджег свой дом. Любитель подобных зрелищ Петр с двором ушли из дворца посмотреть на пожар; в это время Екатерина благополучно родила.
Ребенок родился 11 апреля 1762 года незадолго до переворота. Его отдали в приют, и только через 19 лет, 2 апреля 1781 года, получил от матери собственноручное письмо о том, что «мать ваша, угнетаема злыми людьми и обстоятельствами», не могла признать ребеночка своевременно. Помогли Бобринскому и деньгами, пожаловали герб, но ко двору не пустили.
Павел Петрович через 5 дней после прихода к власти произвел Алексея Григорьевича Бобринского (1762-1813), сына Екатерины II и Г. Г. Орлова, в графское достоинство и в чин генерал-майора. От четверых детей первого графа Бобринского пошел многочисленный и успешный род. В Киеве был поставлен памятник Алексею Алексеевичу, второму графу Бобринскому (1800-1868): бронзовая статуя, на подножии которой изображены земледельческие орудия с надписью: «Полезной деятельности графа Алексея Алексеевича Бобринского».
Известны Бобринские — археологи, министры, егермейстеры. Вплоть до эмиграции, где граф Владимир Алексеевич (1867-1927) — политический деятель, идеолог защиты русского населения зарубежной Руси. Живут Бобринские и в наши дни.
Трое детей — от трех разных отцов.
Воцарение Екатерины началось с лицемерия и лжи. Лжив и двуличен ее Манифест о воцарении. Еще более двуличен, лицемерен и подл ее Манифест о смерти Петра III. От начала до конца лживо, двулично и подло ее поведение до переворота, во время и после него.